Бехтерева наталья петровна статья есть ли зазеркалье. Зазеркалье натальи бехтеревой. Сон после смерти

Наталья Бехтерева - Лабиринты мозга

«ТОЛЬКО прошу вас, - сказала она в начале разговора, - не делайте из меня ведьму или ясновидящую!» Собственно, я пришел не за этим. Мало кто из ныне живущих изучил человеческий мозг так досконально, как Наталья БЕХТЕРЕВА - нейрофизиолог с мировым именем, академик, почетный член десятков научных обществ. В течение 12 лет она является научным руководителем Института мозга человека в Санкт-Петербурге. В главе «Зазеркалье» книги «Магия мозга и лабиринты жизни», изданной к ее 75-летию, Бехтерева пишет, что считает своим долгом изучить необъяснимое. И изучает: по собственному утверждению, «не шарахается» от паранормальных явлений, связанных с мышлением.
Озарение - это жемчужина сознания
- НАТАЛЬЯ Петровна, нобелевский лауреат физиолог Эклс утверждал, что мозг - это только рецептор, с помощью которого душа воспринимает мир. Вы согласны?
- Впервые я услышала речи Эклса на заседании ЮНЕСКО в 1984 году. И подумала: «Какая чушь!» Все это казалось дико. Понятие «душа» для меня тогда было за гранью науки. Но чем больше я изучала мозг, тем больше думала об этом. Мне хочется верить, что мозг - не только рецептор.
- Если не «рецептор» - то где что?
- Я думаю, мы сможем приблизиться к разгадке, когда изучим мозговой код мыслительной деятельности - то есть подсмотрим, что происходит в участках мозга, имеющих отношение к мышлению и творчеству. Тут пока для меня не все ясно. Мозг впитывает информацию, обрабатывает ее и принимает решения - это так. Но иногда человек получает готовую формулировку как бы из ниоткуда. Как правило, это происходит на ровном эмоциональном фоне: не слишком большая радость или печаль, но и не полное спокойствие. Какой-то оптимальный «уровень активного бодрствования». Дважды в жизни формулы теорий, которые затем оказывались очень жизнеспособны, приходили ко мне именно таким образом.
- Феномен озарения?
- О нем знают все, кто занят творчеством. И не только творчеством: эта еще мало изученная способность мозга часто играет решающую роль в любом деле. В новелле Стейнбека «Жемчужина» ловцы жемчуга говорят: для того чтобы найти крупный и чистый жемчуг, требуется особое состояние духа, сравнимое с творческим. На этот счет есть две гипотезы. Первая: в момент озарения мозг работает, как идеальный приемник. Но тогда нужно признать, что информация поступила извне - из космоса или из четвертого измерения. Это пока недоказуемо. А можно сказать, что мозг сам себе создал идеальные условия и «озарился».
Безумие в генах
- А ЧЕМ можно объяснить гениальность?
- Была идея создать в Москве НИИ для исследования мозга одаренных людей при их жизни. Но ни тогда, ни сейчас никаких отличий гения от обычного человека не нашли. Я лично думаю, что это особая биохимия мозга. Как для Пушкина, к примеру, было естественно «думать» рифмой. Это «аномалия», скорее всего, ненаследуемая. Говорят, что гений и безумство схожи. Безумство - тоже результат особой биохимии мозга. Прорыв в изучении этого феномена произойдет, скорее всего, в области генетики.
- Вы сами как думаете: озарение - это связь с космосом или процессы, которые происходят в мозге?
- Сейчас неподходящее время, чтобы ученые могли высказывать очень смелые мысли. Потому что в Академии наук есть комиссия по лженауке. И наш институт - как бы их «клиент». Они к нам очень внимательно присматриваются. Что касается озарения… Может ли это быть результатом работы мозга? Да, может. Только я не очень хорошо представляю себе как. Потому что уж больно красивы и совершенны формулировки, которые мы получаем как бы извне.
Моя сегодняшняя работа - изучение творчества, вдохновения, озарения, «прорыва» - когда идея возникает как бы из ниоткуда.
- Вы как-то сказали: «Вера, а не атеизм помогает науке…» Верующий ученый способен на большее, чем атеист?
- Я думаю, что да. В атеистах слишком много отрицания. А значит, и негативного отношения к жизни. К тому же религия - это в большой мере наша история. Один крупный ученый (не верующий и не атеист, а где-то между) подсчитал, что самым популярным человеком в истории человечества был Иисус Христос. Хотя бы по индексу цитирования. Библия - сама по себе превосходный материал для научного исследования. В ней, как и во многих других книгах, говорится о существующих, но еще не изученных явлениях.
Зрение без глаз
- В ИНСТИТУТЕ мозга человека занимаются изучением таких паранормальных явлений?
- Впрямую - нет. А если по пути наших работ сталкиваемся с действительно «странными» явлениями, мы их изучаем. Например, феномен альтернативного зрения. Это зрение без прямого использования глаз. Этот феномен нами серьезно проверен.
- Вы как-то сказали, что в мелочах мы свободны… А по большому счету?
- Это сказала не я, а болгарская предсказательница Ванга, когда я была у нее в гостях. Большинство религий дает нам свободу выбора. Как и атеизм, кстати. Можно пойти налево или направо… Во что я верю? Живет человек, и жизнь как бы случайно, не заботясь о нем, чаще или реже ставит на его пути какие-то выигрышные для будущего вещи. Умный их видит, использует, реализует. А другой не реализует. И вот судьба у одного - одна, а у другого - другая. А по существу они находятся в одинаковом положении. Обоим жизнь что-то подкидывает. Важно вовремя «узреть».
- Это тоже феномен озарения?
- Может быть, но с натяжкой. Я часто чувствовала, когда мне что-то предлагала судьба, и потом использовала эти новые возможности. Но, к сожалению, иногда прозевывала. Нужно уметь видеть.
Вспомнить всё
ПОСЛЕ серии экспериментов над человеческим мозгом японские исследователи под руководством профессора Токийского университета Ясудзи Мияситы открыли механизм работы памяти. Оказалось, что человек ничего не забывает. Все, что мы когда-либо видели, слышали, ощущали, хранится, как в банке данных, в височных долях серого вещества и, теоретически, может быть вызвано снова. Скорость воспроизведения информации в ответственных за память участках коры мозга в несколько раз медленнее ее запоминания, и информационный поток как бы оседает в голове. То же самое задолго до японцев утверждала Наталья Бехтерева.
Показательны в этом смысле случаи, когда люди оказываются на грани жизни и смерти. Многие говорят, что в такие мгновения, а от начала «процесса» до его завершения проходят считаные секунды, в памяти как бы раскручивается кинолента - но только в обратную сторону. Человек видит свою жизнь до самого детства, часто вспоминая подробности, о которых давно забыл. По мнению российского нейрофизиолога, таким образом мозг в экстремальной ситуации ищет в жизненном опыте схожие моменты, чтобы найти единственно верное решение для спасения организма. Похоже даже, что при необходимости мозг ускоряет свое внутреннее «биологическое» время в поисках ответа. По мнению Бехтеревой, мозг не просто функционирует, как другие органы тела, а живет собственной жизнью.
Тем не менее человек не может по собственной прихоти вызывать из памяти абсолютно все, что с ним происходило. Чем мы старше, тем труднее это сделать. С годами память становится избирательной: старики хорошо помнят детство, но часто не могут сказать, что делали накануне. Когда тайны памяти будут раскрыты до конца, убеждены японцы, с такими болезнями, как склероз, будет покончено.
Читать чужие мысли опасно!
«НЕ БОЙТЕСЬ быть инакомыслящим, - сказала мне знаменитый российский нейрофизиолог Наталья Бехтерева. - Однажды я рассказала о своих воззрениях на возможности человеческого мозга коллегам по институту и ожидала, что скажут: «Вам нужно лечиться у психиатра». Но этого не произошло: они начали исследования в том же направлении».
Кому невыгодна телепатия
- НАТАЛЬЯ Петровна, вам удалось «поймать» мысль с помощью аппаратуры? Много надежд возлагалось на имеющийся в распоряжении Института мозга человека позитронно-эмиссионный томограф…
- Мысль - увы, нет. Томограф не в состоянии тут ничего ни подтвердить, ни опровергнуть. Нужны другие методы и аппараты, они еще не разработаны. Сегодня мы можем судить о состоянии активных точек мозга. В мозгу при проведении специальных тестов активизируются определенные участки…
- Значит, мысль все-таки материальна?
- При чем здесь мысль? Можно сказать, что в этих участках происходит активная работа - например, творческая. А вот чтобы «увидеть» мысль, нужно хотя бы вытянуть из мозга сведения о динамике импульсной активности нейронов и расшифровать их. Пока что это неосуществимо. Да, определенные участки мозга имеют отношение к творчеству. Но что именно там происходит? Это загадка.
- Предположим, вы изучите все мыслительные процессы. А дальше?
- Ну, скажем… чтение мыслей.
- Вы считаете, телепатия существует? Почему мы не можем читать мысли друг друга?
- Обществу чтение мыслей невыгодно. Оно как бы «закрыто» от телепатии. Это инстинкт самосохранения. Если все люди научатся читать чужие мысли, жизнь в социуме прекратится. Если б этот феномен и существовал, со временем он должен был бы угаснуть.
Кто только не пытался заниматься телепатией! К нам в институт приходило множество таких «сумасшедших». Ничего не подтвердилось. Хотя известны поразительные совпадения - например, когда матери чувствовали на большом расстоянии, что с их детьми происходит что-то трагическое.
Я думаю, что эта связь формируется еще в утробе.
«Злой огонь»
- ВЫ знакомы с Кашпировским. Вы пишете, что в нем есть некий «злой огонь».
- Да, в нем есть что-то злое. Его метод - словесное воздействие и «внушение без слов». К сожалению, это происходило в том числе и во время унизительных для человеческого достоинства экспериментов на стадионах. Он высмеивает людей, с видимым наслаждением заставляет их прилюдно рыдать и заламывать руки. Он упивается безграничной властью. Так может поступать не врач-психотерапевт, а садист. У него невероятное стремление к продуцированию чудес. Его операции с обезболиванием на расстоянии - это же страшно…
- Вы упомянули о снах. Для вас они - не загадка?
- Наибольшей загадкой мне кажется сам факт того, что мы спим. Я думаю, что когда-то, когда наша планета обживалась, выгодно было спать в темное время суток. Так мы и делаем - по привычке. В мозгу огромное количество взаимозаменяемых элементов. Мог бы мозг устроиться так, чтобы не спать? Думаю, да. Например, у дельфинов спят по очереди левое и правое полушария. Говорят, что есть люди, которые вообще не спят.
- Чем можно объяснить «сны с продолжением»? Актриса Светлана Крючкова рассказывала, что ей из года в год снится один и тот же среднеазиатский город, в котором она никогда не была. Улочки, залитые солнцем, глиняные заборы, арыки…
- Ей там хорошо? Ну и слава богу. Вижу, что вам хочется притянуть сюда веру в реинкарнацию (переселение душ. - Авт.) - что она это видела в каких-то других жизнях. Но этот феномен не доказан наукой. Скорее всего, город снов сформировался под влиянием книг, кинофильмов, стал как бы постоянным местом мечты. Я думаю, что Светлану Крючкову тянет к чему-то еще не испытанному в жизни, но очень хорошему. Тут все более-менее ясно… А вот отчего мне квартиры снятся - совершенно не понимаю!
- Вещие сны, «сны в руку» - это получение информации извне, предвидение будущего, случайные совпадения?
- Сколько за жизнь человек видит снов? Бесконечное множество. Иногда - тысячи в год. А из них вещих получается ну один, два. Теория вероятности. Хотя жил и монах Авель, который предсказывал будущее царских семей, и Мишель Нострадамус, и другие пророки. Как к этому относиться? Я сама за две недели со всеми подробностями увидела во сне смерть моей матери.
Скальпелем по душе
Американский нейрофизиолог, доктор Брюс Миллер из Калифорнийского университета убежден, что душа - понятие философское, а ментальность и привычки человека можно как угодно менять при помощи хирургических инструментов. Недавно он исследовал мозг больных недугом, схожим с болезнью Альцгеймера. Оказалось, что, если болезнь поражала одну из височных долей - правую, поведение человека изменялось до неузнаваемости. «Многие верят, что жизненные принципы, выбор той или иной религии, способность любить - суть нашей бессмертной души. Однако это иллюзия, - говорит Миллер. - Все дело в анатомии: превратить примерного семьянина и прихожанина церкви в атеиста, грабителя и сексуального маньяка можно движением скальпеля».
По мнению Натальи Бехтеревой, подобные эксперименты над личностью человека, по меньшей мере, аморальны. Другое дело - научиться управлять творческими способностями. Когда ученые решат эту проблему, гениальность уже не будет столь редким феноменом, а человечество сделает качественный скачок в своем развитии.
«Клиническая смерть - это не черная яма…»
ЧЕРНЫЙ тоннель, в конце которого виден свет, ощущение, что летишь по этой «трубе», а впереди ожидает что-то хорошее и очень важное, - так описывают свои видения во время клинической смерти многие из тех, кто ее пережил. Что происходит в это время с человеческим мозгом? Правда ли, что душа умирающего выходит из тела? Знаменитый нейрофизиолог Наталья БЕХТЕРЕВА изучает мозг уже полвека и наблюдала десятки возвращений «оттуда», работая в реанимации.
Взвесить душу
- НАТАЛЬЯ Петровна, где место души - в головном мозге, спинном, в сердце, в желудке?
- Это все будет гадание на кофейной гуще, кто бы вам ни ответил. Можно сказать - «во всем организме» или «вне организма, где-то рядом». Я думаю, этой субстанции не нужно места. Если она есть, то во всем теле. Что-то, пронизывающее весь организм, чему не мешают ни стены, ни двери, ни потолки. Душой, за неимением лучших формулировок, называют, например, и то, что будто бы выходит из тела, когда человек умирает.
- Сознание и душа - синонимы?
- Для меня - нет. Насчет сознания есть много формулировок, одна другой хуже. Годится и такая: «Осознание себя в окружающем мире». Когда человек приходит в чувство после обморока, первое, что он начинает понимать, - рядом есть что-то, кроме него самого. Хотя в бессознательном состоянии мозг тоже воспринимает информацию. Иногда больные, очнувшись, рассказывают о том, чего не могли видеть. А душа… что такое душа, я не знаю. Говорю вам, как есть. Пытались даже взвешивать душу. Какие-то очень небольшие граммы получаются. Я не очень верю в это. При умирании в теле человека происходит тысяча процессов. Может быть, оно просто худеет? Доказать, что это именно «душа отлетела», нельзя.
- Вы можете точно сказать, где находится наше сознание? В мозге?
- Сознание - феномен мозга, хотя и очень зависимый от состояния тела. Вы можете лишить человека сознания, пережав ему двумя пальцами шейную артерию, изменить кровоток, но это очень опасно. Это результат деятельности, я бы даже сказала - жизни мозга. Так точнее. Когда вы просыпаетесь, в ту же секунду приходите в сознание. «Оживает» сразу весь организм. Как будто одновременно включаются все лампочки.
Сон после смерти
- ЧТО в минуты клинической смерти происходит с мозгом и сознанием? Можете описать картину?
- Мне кажется, мозг умирает не тогда, когда в сосуды в течение шести минут не поступает кислород, а в момент, когда он наконец начинает поступать. Все продукты не очень совершенного обмена веществ «наваливаются» на мозг и добивают его. Я какое-то время работала в реанимации Военно-медицинской академии и наблюдала, как это происходит. Самый страшный период - когда врачи выводят человека из критического состояния и возвращают к жизни.
Некоторые случаи видений и «возвращений» после клинической смерти кажутся мне убедительными. Они бывают такие красивые! Об одном мне рассказал врач Андрей Гнездилов - он потом работал в хосписе. Однажды во время операции он наблюдал за больной, которая пережила клиническую смерть, а потом, очнувшись, рассказала необычный сон. Этот сон Гнездилову удалось подтвердить. Действительно, описанная женщиной ситуация происходила на большом расстоянии от операционной, и все детали совпали.
Но так бывает не всегда. Когда начался первый бум изучения феномена «жизни после смерти», на одном из заседаний президент Академии медицинских наук Блохин спросил академика Арутюнова, который дважды переживал клиническую смерть, что же он все-таки видел. Арутюнов ответил: «Всего-навсего - черную яму». Что же это такое? Он все видел, но забыл? Или на самом деле ничего не было? Что это - феномен умирающего мозга? Это ведь подходит только для клинической смерти. А что касается биологической - вот оттуда уж действительно никто не возвращался. Хотя у некоторых священнослужителей, в частности у Серафима Роуза, есть свидетельства и о таких возвращениях.
- Если вы не атеист и верите в существование души, значит, сами не испытываете страха перед смертью…
- Говорят, что страх ожидания смерти во много раз страшнее ее самой. У Джека Лондона есть рассказ про человека, который хотел украсть собачью упряжку. Собаки покусали его. Человек истек кровью и умер. А перед этим произнес: «Люди оболгали смерть». Страшна не смерть, а умирание.
- Певец Сергей Захаров рассказывал, что в момент собственной клинической смерти видел и слышал все, что происходило вокруг, как бы со стороны: действия и переговоры реанимационной бригады, как принесли дефибриллятор и даже батарейки от пульта управления телевизором в пыли за шкафом, которые он потерял накануне. После этого Захаров перестал бояться умереть.
- Мне трудно сказать, что именно он пережил. Может быть, это тоже результат деятельности умирающего мозга. Почему мы иногда видим окружающее как бы со стороны? Не исключено, что в экстремальные моменты в мозге включаются не только обычные механизмы видения, но и механизмы голографической природы. Например, при родах: по нашим исследованиям, у нескольких процентов рожениц тоже бывает состояние, как если бы «душа» выходит наружу. Рожающие женщины ощущают себя вне тела, наблюдая за происходящим со стороны. И в это время не чувствуют боли. Я не знаю, что это такое - краткая клиническая смерть или феномен, связанный с мозгом. Больше похоже на последнее.
Из тела - с помощью электрошока
ШВЕЙЦАРСКИЙ профессор Олаф Бланк после наблюдений за состоянием своих пациентов в госпитале Женевского университета пришел к выводу: феномен, известный как «выход души из тела» во время клинической смерти, может быть вызван электростимуляцией мозга. В момент обработки током зоны мозга, ответственной за синтез зрительной информации, происходят нарушения восприятия, и больные испытывают чувство необыкновенной легкости, полета, душа как бы парит под потолком. В этот момент человек видит со стороны не только себя, но и то, что находится рядом.
В западных научных кругах появилось и такое предположение: сознание человека не связано с мозгом, а лишь использует серое вещество как приемник и передатчик мысленных сигналов, которые преобразуются в поступки и эмоции. Пока неясно, откуда в мозг поступают эти сигналы. Может, извне?

Наталья Петровна Бехтерева, выдающийся нейрофизиолог, академик РАН, всю свою жизнь посвятила исследованию мозга. Она побывала в зазеркалье науки и на весь мир заявила, что верит в вещие сны, альтернативную реальность и жизнь после смерти. Научное сообщество не одобряло такую точку зрения, обвиняло ее в лженауке, увлечение мистикой и паранормальными явлениями, однако ее личный опыт доказывал - что-то точно существует.

Именно Наталья Бехтерева явилась основоположником науки о мозге, разобралась в механизмах работы памяти, человеческого поведения и сознания. И при этом она не побоялась утверждать, что верит в Бога.

Осенний сон

Я росла домашним ребенком, воспитывалась бонной, носила бархатные платьица, косички крендельками. Самое яркое впечатление детства - папа вечером садится за рояль, и мы с моей подружкой вальсируем под незабвенный «Осенний сон» до головокружения. Папа был красивый, талантливый, прекрасно пел, всегда безупречно одевался, и на службе, и дома. Он меня очень любил - просто так, безоговорочно. А направляла по жизни - мама.

Хорошо помню, как я, еще совсем маленькая, лет трех от роду, иду с ней за руку на прогулку. Я недавно узнала новое красивое слово «техникум» и говорю: «Вырасту и буду учиться в техникуме», а мама тут же строго поправляет «Какой техникум? Пойдешь в институт, тебе все легко дается. Только в институт, получишь высшее образование - и станешь ученой».

Я подросла и наизусть выучила историю моей прабабки, которая ввиду крайней семейной бедности решила из троих детей выучить только одного, Володьку, самого толкового. Из него вышел Владимир Михайлович Бехтерев (знаменитый русский психиатр и невропатолог, который поставил Сталину диагноз «паранойя» и через несколько дней после этого при загадочных обстоятельствах скончался. - Прим. автора). У меня тоже были младшие брат и сестра. А мама направляла в науку только меня, причем открытым текстом - «будешь ученой», и все. Значит, знала, о чем говорит!

Мое счастливое безмятежное детство рухнуло за одну ночь. Правда, перед этим был сон - один из четырех вещих снов, которые я видела в течение жизни. Снилось мне, что папа стоит в коридоре нашей квартиры, и вдруг пол у него под ногами поднимается, из-под половиц вырываются языки пламени, и он падает в огонь. На следующее утро его арестовали. Маму отправили в общем вагоне в лагерь. Меня и брата Андрея - в детский дом, потому что все родственники отвернулись от нас, как от зачумленных.

Kur tu teci, kur tu teci, gailit’ mans?

Нам с братом дважды повезло - во-первых, мы остались в Питере, а могли оказаться где-нибудь в Иваново, во-вторых - попали в хороший детдом, костяк которого составляли дети из Латвии и поразительный директор оттуда же - Аркадий Кельнер, вместе с которым мы по вечерам разучивали навсегда оставшуюся в памяти песенку про петушка.

И если мама впечатала в матрицу моей памяти цель жизни - получить образование, то Аркадий Исаевич научил меня добиваться цели, воспитал гордость и внушил чувство собственного достоинства - то, чего, казалось бы, в детдоме никогда не привить. Он буквально в лепешку расшибался, только бы у воспитанниц не было двух одинаковых платьев или пальтишек, вещей убогих, несущих на себе печать нищеты.

Однажды всем нашим девочкам выдали для работы в мастерских ярко-оранжевые платьица, и на следующий день мы дружно нацепили яркие обновки в школу - форму тогда еще не носили. Боже мой, как орал на нас за эту нетребовательную, примитивную одинаковость наш любимый директор, а особенно досталось мне - лучшая ученица школы посмела подать пример другим и вырядиться в «приютское», чтобы нас все жалели, все равно что клеймо «сиротинушек» на себе поставили. Я до сих пор оранжевый цвет, если это не апельсин, ненавижу.

Я веду очень обширную деловую переписку. И только четыре адреса из нескольких десятков принадлежат моим личным адресатам. Одна из них - Эрика Леонидовна Калниня, детдомовская подруга. Наши кровати стояли рядышком, и она пыталась научить меня аккуратно заправлять постель. Не вышло. Но сколько раз она меня спасала от нагоняя и опоздания на завтрак! Теперь я могу не убирать постель хоть неделю, чтобы в ней нежился мой любимый кот. А доброта Эрики осталась со мною навсегда - как светлый лучик из тех далеких дней.

Сверхпрограмма в действии

Я не думала, что должна исполнить материнский завет и получить высшее образование. Я вообще ни о чем не думала. Как пчела собирает воск, так и я действовала по впечатанной в сознание сверхпрограмме. В медицину я попала случайно. Летом сорок первого подала документы сразу в восемь вузов. Восьмого сентября сгорели ленинградские продовольственные склады, и перед угрозой блокады и голода все институты, кроме медицинского, эвакуировались. А я не хотела уезжать и осталась при медицинском. Поступали одновременно со мною семьсот человек, окончили институт - четверо. Остальных унесла война и голод.

Всю блокадную зиму, шесть раз в неделю, я шла через весь город в институт. Туда и обратно. В мороз и ветер. Видела, как на пятитонках увозят сложенные штабелями трупы. Вместе с остальными воспитанниками ходила на Неву за водой, а вечером - в единственный оставшийся в блокадном городе Театр музыкальной комедии, где легкомысленные песенки про любовь и юмористические куплеты пели синие от голода и холода артисты.

Наш любимый директор ушел добровольцем и погиб, а про нового, по фамилии Иванов, мне нечего сказать хорошего. Детдом весною по Ладоге вывезли на Большую землю. Нам добавили какие-то копейки на дополнительное питание, однако новый директор демонстративно отказался от денег «в пользу фронта», и мы продолжали голодать, а он - кормить свою немалую семью за наш счет. Кажется, до пятидесятых годов я не никак могла наесться досыта…

Умножая познание, умножаешь печали

В двадцать один год я окончила медицинский и поступила в аспирантуру - заинтересовалась тем, чего нам не преподавали, так как мозг и его деятельность в начале пятидесятых были не в фаворе - уж больно загадочны и мало материалистичны. А мне всегда хотелось заглянуть за грань, за предел, побывать там, где никто еще не был, хотелось понять, что делает человека - человеком.

В 1962 году мне предложили возглавить Отдел науки при Центральном комитете партии, а я так живо начала рассказывать партийным чинам, до чего интересным делом занимаюсь, что мне предложили создать базу для изучения процессов мышления при ленинградском Институте экспериментальной медицины.

Тогда мы изучали мозг примитивным методом - например, удаляли человеку опухоль и во время операции, чтобы случайно не задеть жизненно важные участки, сначала касались того или иного места электродами и все время с больным беседовали, просили рассказывать про свои ощущения. Замолчал, сбился, галлюцинации пошли - ага, не того района коснулись, обойдем. И таким образом выясняли, за что данный участочек отвечает. Боли пациент не чувствовал - в мозгу нет болевых рецепторов.

В те времена обычный электроэнцефалограф, который теперь есть чуть ли не в каждой поликлинике, считался чудом. А теперь позитронно-эмиссионный томограф, занимающий целое здание, показывает нам, как ведут себя отдельные нейроны, когда мы творим - например, мысленно сочиняем сказку - или «тупо» считаем от одного до ста.

Принято говорить, что у нас задействованы только 5-7 % мозговых клеток. Лично я на основе своих исследований склонна полагать, что у творчески мыслящего умного человек работают почти все 100 % - но не разом, а как огоньки елочной гирлянды - по очереди, группами, узорами. Между прочим, вы знаете, что у вас в мозгу постоянно действует детектор ошибок?

Он напоминает - «вы не выключили свет в ванной», обращает ваше внимание на неправильное выражение «синий лента» и предлагает другим отделам мозга его проанализировать, лента-то «синяя», но что кроется за ошибкой - ирония, незнание или небрежность чьей-то быстрой речи, выдающая волнение? Вы же человек, вам надо знать и понимать не один, а множество планов.

Оказывается, когда кто-то говорит «после всего пережитого я стал совсем другим», он совершенно прав - перестроилась вся работа его мозга, даже некоторые центры переместились. Мы видим, как люди мыслят, как вспыхивают огоньками отдельные активные клеточки, но еще не расшифровали код мышления и не в состоянии по картинке на экране прочитать, о чем вы думаете. Может быть, никогда и не расшифруем.

Более того, я допускаю, что мысль существует отдельно от мозга, а он только улавливает ее из пространства и считывает. Мы видим многое, что не в состоянии объяснить. Я встречалась с Вангой - она читала прошлое, видела будущее. По данным Болгарской академии наук, число ее сбывшихся предвидений - 80 %. Как у нее это получалось?

“Тетя Ванга”

Перед встречей с провидицей я хотела сосредоточиться и помолчать, но, как назло, мои болгарские коллеги-медики донимали меня ничего не значащими пустыми разговорами. В растрепанных чувствах, прервавшись на полуслове, я вошла через крохотные сени в комнату, где за столом сидела тетя Ванга.

Слепая, лицо асимметричное и все же бесконечно милое и чистое, как у ребенка. Она всех называла на “ты” и требовала, чтобы к ней обращались так же. А голос поначалу сердитый и пронзительный - не принесла я кусок сахара, который до встречи требовалось сутки носить при себе, чтобы он всю информацию впитал и передал Ванге. Я вручила ей подарок - красивый павловопосадский платок.

Она недовольно поморщилась: “Он же новый! Ничего о тебе не скажет! А что ты хочешь узнать?” Я объяснила, что хотела бы просто поговорить с нею “для науки”. Ванга пренебрежительно хмыкнула: “Для науки…”, но вдруг ее лицо приобрело ясное, заинтересованное выражение: «Вот твоя мать пришла, она здесь. Говорить хочет». А моя мама умерла в 1975 году, и я подумала, что сейчас «хитрая» Ванга от лица мамы начнет меня упрекать - почему это я могилку давно не навещала. Мне про подобные упреки рассказывали многие, побывавшие у Ванги.

Я решила ее опередить: «Она, наверное, на меня сердится?» - «Нет, не сердится, и при жизни тоже редко сердилась. Это все болезнь, все болезнь«, - Ванга в точности повторила мамины слова, которыми та извинялась за свою раздражительность, и вдобавок сильно затрясла руками и головой, изображая симптомы тяжелейшей маминой болезни под названием «паркинсонизм». «Вот такой у нее был дрожательный паралич, верно?» И у меня легкий холодок коснулся сердца - откуда она знает?..

Ванга передала мне две мамины просьбы - заказать у монахов в Загорске поминальную службу и поехать в Сибирь. Я удивилась - зачем Сибирь, почему? У меня там никого нет. «Не знаю, - сказала Ванга. - Мать сильно просит. А что это за место - Сибирь? Город? Село?»

Совершенно неожиданно, вернувшись в Ленинград, я получила приглашение в Сибирь на чтения, посвященные моему деду Бехтереву. Отказалась, занятая делами, о чем до сих пор очень жалею - чувствую, знаю, согласись я, и многое в моей жизни сложилось бы по-другому.

А еще Ванга сообщила, что мой отец не умер, а убит, и подсказала, где искать его могилу. И совсем уж поразила меня заявлением «Ты чего к замминистра ходишь, не твой он человек. Пообещает, но ничего не даст. Ходи к министру, это - твой человек«. Ну откуда ей было знать, по каким кабинетам власти ходит ее гостья из России? Догадаться о таком - невозможно. Жизнь показала, что и здесь Ванга не ошиблась.

И совсем невероятно в свете последующих страшных событий прозвучала фраза: «Что-то я очень плохо твоего мужа вижу, как в тумане. Где он? В Ленинграде? Плохо-плохо его различаю…»

Через несколько месяцев после этой встречи я потеряла мужа. Ванга рассказала про три смерти, случившиеся рядом со мною и сильно меня задевшие. И опять все так - с небольшим интервалом ушли из жизни моя мама, мать первой жены моего мужа и моя единственная близкая подруга.

«Ты, может, о себе беспокоишься? У тебя со здоровьем все в порядке. А сестра твоя все болеет. Да ты не огорчайся, и не умрет, все хворать будет«. Действительно, моя младшая сестра - инвалид первой группы, из тех, кто страдает, скрипит, да долго тянет. И она, и муж мой были от Ванги на одном расстоянии. Сестру Ванга видела, мужа - почти нет. Я не могу не верить в то, что слышала и наблюдала сама, даже тогда, когда этому нет объяснений. Ванга очень звала меня приехать еще раз. Может, и надо было…

Особые сны

Они виделись мне только под утро или днем, с полным ощущением того, что все происходит на самом деле. Просыпалась я всегда напряженная, взвинченная, нервная, с острой головной болью в области лба. В июле 1975 года я отправила маму в санаторий, под Краснодар. Получила ее письмо - бодрое, жизнерадостное, где она сообщала, что чувствует себя лучше и даже выходит в садик посидеть на солнышке, и очень обрадовалась. А через несколько дней снится мне сон - во сне я просыпаюсь, одеваюсь, слышу звонок в дверь, и почтальон приносит телеграмму: «Ваша мама умерла, приезжайте хоронить».

Прилетаю в село, узнаю людей, про которых мама писала, называю всех по именам. Мне говорят: «Надо идти в сельсовет». Просыпаюсь в отчаянии и слезах и хочу немедленно лететь в Краснодар. Муж и друзья успокаивают меня, снисходительно похлопывая по плечу: «Вы же ученая, мудрая женщина, вы мозг изучаете, да как можно верить снам, посмотрите, какое письмо хорошее, скоро ваша мама вернется!» И так они меня убедили, что я от своей затеи отказалась.

В августе получаю телеграмму: «Ваша мама умерла. Приезжайте хоронить», - все слово в слово написано. Приезжаю… узнаю на похоронах всех тех, о ком мама писала… иду в сельсовет за справкой о ее смерти. Да, я знала, как мама больна, тревожилась о ней, во сне моя тревога всплыла, приобрела отчетливую форму.

Но отчего я предвидела именно эту смерть, а не другие? Возможно, мама думала обо мне в последнюю минуту. Или душа ее в момент отделения от тела коснулась моего сознания. Ответить, почему возникают подобные сны, я пока не могу. Но прислушиваться к ним, наверное, надо.

Если бы я не знала, что некрасива, то сочла бы себя хорошенькой!

Огромную роль во всех моих «комплексах» сыграла мама. Мой ум она превозносила до небес, но что касается внешности и разных женских достоинств - о, тут шел другой разговор. Помню, как я танцую под папин аккомпанемент, а мама, склонив набок голову, говорит: «Все хорошо, но ножки - полноваты… полноваты ножки. Неплохи, но - полноваты«.И так придирчиво разбирала меня по частям, что сформировала стойкий комплекс уродины.

Дело доходило да абсурда - вы не поверите - в двадцать лет я могла часами рассматривать себя в зеркале и думать: «Право же, если бы я твердо не знала, что ужасно некрасива, то сочла бы себя хорошенькой!» Когда подружки хвалили мою внешность, я думала, как они ко мне хорошо относятся.

В первый раз я влюбилась в воспитанника нашего детского дома - обаятельного юношу нордического типа. Я никому об этом не рассказывала. Не знаю, почему мне сейчас это вспомнилось…

Наверное, потому, что очень легко, нежно и романтично все это было. Мне только исполнилось четырнадцать лет, моя некрасивость меня еще не тревожила, и мы вместе, держась в темноте за руки, смотрели в кинотеатре фильм «Песни о любви». Мне жаль нашу нынешнюю молодежь, которая проскакивает стадию первой влюбленности за несколько минут - как много они теряют!

Вот я через… ну сами представляете, сколько лет прошло, вспоминаю это чувство - здорово хорошо… А потом - уже зрелой женщиной, по страстной, сильной любви - я вышла замуж и все думала: «Ах, он говорит мне комплименты по доброте душевной, насколько же он меня любит, если я, такая страшненькая, кажусь ему красавицей«.

В 34 года я поехала в Англию, в Бристоль, на научную конференцию. И в кафе услышала, как за моей спиной меня обсуждают две буфетчицы: «Какая красивая эта русская, какие у нее замечательные ноги и эффектная фигура«. Они меня видели первый и последний раз в жизни и не догадывались, что я понимаю каждое слово. Я сразу бросилась к ближайшему зеркалу, посмотрела на свое отражение и тут же безоговорочно поверила: да, да, они правы, я же красавица!

На работу я всегда предпочитала принимать привлекательных женщин, которые идут в науку по требованию души, а не из внутренней ущербности и невостребованности. С удовольствием наблюдала, как они делают научную карьеру и расцветают.

Ночная тьма

Роковая закономерность моей жизни - чем ближе я подходила к какому-то эпохальному прорыву в своих исследованиях, тем сильнее меня преследовал и кружил жуткий хоровод горя, неприятностей и проблем.

Так, в конце шестидесятых, во время изучения «детектора ошибок», на нас написали отвратительную грязную анонимку. В 1989 году я наконец-то получила новейшую аппаратуру для исследований и вновь на какой-то день посмела подумать, что абсолютно счастлива, а потом…

В 1990 году умер от наркотиков мой тридцатисемилетний приемный сын Алик, и в ту же ночь я потеряла от инсульта мужа.

С 1989 года меня травили за желание открыть свой институт мозга и за стремление покинуть пост директора Научно-исследовательского института экспериментальной медицины. Я давно собиралась, как стукнет 65, все бросить и уйти в науку, чтобы не подписывать по три часа в день бумаги. Не поняли, взревновали, возмутились, особенно когда узнали, что во главе нового института - физик, мой второй сын Святослав Медведев. Расклеивали по городу листовки, где угрожали судьбой четы Чаушеску.

Предавали самые близкие друзья - я никогда не разделяла деловое и личное общение, все мои коллеги входили в мой дом, это теперь я крайне ограничила круг близких мне людей, а тогда только отмечала - ты и ты, неужели и ты - тоже?..

Что особенно больно - муж истово верил газетам и невероятно страдал, а мое нежелание оправдываться в некоей отсутствующей вине он воспринимал как косвенное ее доказательство и все время убеждал в необходимости ввязаться в полемику. Было очень тяжело видеть, как он переживает из-за меня, и еще больнее - чувствовать его плохо сокрытое недоверие. И слушать его советы: «Брось свое никому не нужное дело, и ты отдохнешь, как я это делаю«.

Мне казалось, что тяжелее этого периода, когда моя много лет лелеемая мечта вот-вот сбудется и все зависит только от меня, а силы - на исходе, предательство друзей подточило душу и поддержка близких больше всего похожа на подталкивание в спину по направлению к пропасти, хуже этого ничего и быть не может. Оказалось - может.

Не удержала

Сын Алик, доктор, красивый, умный, бесконечно любимый, трудный, позвонил ночью, сказал, что покончит с собою и хочет попрощаться перед смертью с отцом. Муж попросил меня поехать к нему. Мы уже один раз выхаживали Алика после тяжелейшего заражения крови, вытащили буквально чудом с того света. Чтобы не терять ни секунды, я сразу вызвала реанимацию и бросилась к сыну.

Перед закрытой дверью его квартиры застала растерянных врачей - на звонки изнутри никто не отзывался, и вдруг мне одной почудился сильный, как в анатомичке, трупный запах, которого не было и ни по каким логическим причинам быть не могло, и я поняла - все. Сына больше нет.

Когда принесли ключи и открыли дверь, Алик мертвый лежал на диване, с петлей на шее. Одно движение - и он мог спастись сам. Возможно, он затянул петлю, только когда услышал нашу возню за дверью. Может быть, рассчитывал и надеялся, что мы войдем и успеем его спасти. Его сердце остановилось всего несколько минут назад. Я взяла телефонную трубку и обо всем, как автомат, сообщила мужу. Мы с моей близкой подругой Р. В. вернулись домой.

И вновь только я одна у порога почувствовала все тот же леденящий душу трупный запах. Несколько секунд - и ощущение исчезло. Открыл муж, внешне - спокойный, выслушал, принес нам нарезанный арбуз, сказал, что идет спать. Под утро у него произошло кровоизлияние в мозг, и спасти его не удалось.

То, о чем можно было бы и умолчать

Шли месяцы. Я жила по инерции. Ездила в командировки, работала, но ощущение чьего-то присутствия в доме сохранялось. Странное гудение, похожее на шум волчка, шорох, скрип половиц. Я иду в ванную мыться. Слышу шаги. Они приближаются, потом - удаляются. Когда я выхожу минут через десять, Р. В. спрашивает, зачем мне ни с того ни с сего понадобилось выбираться из теплой ванны в коридор и почему я не отозвалась, когда она меня окликнула.

А вот еще: я стою у окна и вижу во дворе грустного человека с лицом моего покойного мужа. Может быть, мне показалось?.. Возвращаюсь в кухню и прошу Р. В. взглянуть, кто там стоит на улице, «вроде я уже его где-то видела». Она вбегает через минуту белая как мел: «Да это же Иван Васильевич! Он повернулся и к гаражам пошел, вы же знаете его особенную походку - ни с кем не спутаешь!»

Глубоким вечером я смотрю на большой, хорошо выполненный портрет мужа в спальне и наблюдаю, как медленно скатывается по полотну слеза из уголка нарисованного глаза - словно он огорчен, как часто бывало при жизни, моим поздним возвращением домой из гостей. Я безмолвно замерла у портрета, а моя тихо подошедшая подруга восклицает: «Да он плачет…» Потом слеза тает.

У меня есть много теоретических объяснений случившемуся, начиная от измененного состояния сознания, в котором мы обе, без сомнения, в те дни находились и котороепозволило нам перейти в иную плоскость бытия и видеть иные вещи, но гадать и комментировать вслух - нет, не хочу. Это - было, и все. Уверенность в реальности происходившего у меня полная.

Каждое загадочное явление как бы съедало часть моих и без того подточенных горем возможностей, мучили головные боли, внезапная сонливость, повышенное давление. Ну, хватит, - решила я и отправилась в больницу Четвертого управления. Здоровье мне вроде бы подлечили, но душа продолжала болеть. И тогда я обратилась к Богу. Бог, вера, отец Геннадий и мои близкие вернули меня к жизни, принесли утешение и покой. Дверь в Зазеркалье закрылась - на время, не навсегда.

Вы знаете, все еще будет!

Самый счастливый момент моей жизни? Мне многие не верят и недоуменно улыбаются, когда я об этом рассказываю, но я говорю чистую правду - подготовка доклада для открытия ХХХIII Международного конгресса физиологических наук и как апофеоз - выступление 30 июля 1997 года, которое прошло более чем блестяще.

Потом меня много снимали, но только один финн догадался и прислал фотографии с извинением - мол, я понимаю, что у вас есть и получше… Нет у меня ничего получше, все, наверное, так подумали, поэтому только одна его фотография теперь всегда стоит в кабинете как символ моего возвращения к себе после многолетнего, тяжкого, черного периода, когда я была не я, а моя тень.

Я выступала, читала лекции, занималась громадной организационной работой, но - не жила. Пока у меня не появилась очередная сверхзадача - доклад, который позволил оценить, сколько сделано в прошлом, и показал, что есть смысл в будущем. Я люблю своего сына, у меня прекрасная невестка и чудесная внучка, меня очаровал Нью-Йорк. Продолжает работать созданный нами Институт мозга.

Без сверхзадачи человеческое существование лишено смысла. Животные рождаются, дают жизнь новым поколениям, потом функция размножения угасает, и наступает смерть. А мы - мы не умираем, пока у нас есть цель - дождаться внуков и правнуков, написать книгу, увидеть мир, заглянуть в Зазеркалье… Старости не существует, и ничего не заканчивается, пока вы сами этого не захотите.

…Теперь в спальне нет печального портрета покойного мужа. Под одеялом на кровати нежится благородного облика золотоглазый рыжий кот. Под ногами бродят еще две кошки - очень старая и очень пушистая и ее толстая дочка средних лет. На стенах кабинета развешаны любимые пейзажи - Италия, все голубое, синее, много воздуха, неба и моря.

Нет настоящих вещей из прошлого, - Бог мой, какое прошлое, ведь ничего не сохранилось после репрессий, войны, эвакуации, - но есть овеществленные воспоминания о безмятежном детстве, тепле домашнего очага. Все невольно обставлено так, как было тогда. И на вопрос «Вы любите свою квартиру?» хозяйка тихо, с какой-то застенчивой улыбкой, отвечает: «Да. Очень…» Она переоделась по-домашнему - в роскошный «цыганистый» халат, ничуть не менее женственный, чем давешнее платье.

Мы бьемся с жизнью, думаем: вот получим премию, купим квартиру, машину, завоюем должность - то-то будем довольны! А запомнится навеки другое - как молодой и красивый папа играет на рояле старинный вальс «Осенний сон», а ты - кружишься, кружишься под музыку, словно лист на ветру…

Галина Зайцева,
Журнал «Лилит»

В этом издании сохранено все то, что было в предыдущем. Однако времени прошло порядочно, мы много работали, и мне показалось жаль не рассказать хотя бы о главном из того, чем же мы жили, о чем думали все эти очень трудные для нашей науки годы.

Наша, сейчас бурно развивающаяся во всем мире ветвь проблемы «Мозг человека», строится на том, что мы умеем находить в мозгу именно то, что делает человека человеком, что помогает ему держаться на плаву при трудноизлечимых болезнях, пытаемся на основе научного знания выбирать идейно, методически и аппаратно лучшие дороги к здоровью. Десятилетия изучения здорового и больного мозга человека позволили нам ступить на новую, еще не затоптанную землю – исследование топографической мозговой организации и механизмов творчества. Мы увидели, как творчество, которое, как известно, более или менее масштабно преобразует мир, прежде всего преобразует свой собственный мозг. И возможность рассказать об этом сделала для меня идею переиздания книги «Магия мозга и лабиринты жизни», скажем так, менее еретической. Из того, что мы делали раньше, о чем писали, родилось новое знание, озарившее сегодняшний наш трудный день и проявившее значение труда дня вчерашнего.

Наш сегодняшний день состоялся не только благодаря нашему труду в сложнейших условиях, но и благодаря редкой удаче. Моя встреча с Раисой Максимовной Горбачевой помогла нам достойно войти в технологическую эру науки о мозге человека (подробности см. в главе «Почему ПЭТ?»). К сожалению, во многом в эти годы мы все же больше работали «не потому что», а «несмотря на»: несмотря на «смешную» зарплату, непреодолимые сложности каждого шага к новейшему оборудованию, отъезд многих наших одаренных учеников (а это не так-то просто – воспитать ученика) «на постоянное место жительства» туда, где в одночасье подняли цену русским ученым. Возвращения одного ученика я буду ждать до последнего своего дня. В связи с долгожданным общим подъемом страны и несмотря на нежданные новые сложности, я верю сейчас, что наше время пришло. Это – новый виток спирали, на котором необходим и востребуется интеллектуальный потенциал общества, самая мощная сила, которая только одна и способна обеспечить на многие годы устойчивость подъема страны, сделать его необратимым. Научный потенциал страны – и только он – определит ее независимость от траты запасов недр, хотя, конечно, ни нашей, ни любой другой стране дополнительное богатство не в тягость. Особенно, если его вкладывать в дающие отдачу ценности. Подъем страны уже отразился в успехах спорта, а победные успехи в спорте, консолидируя страну, возрождают чувство своей страны. И этой новой нашей стране сегодня мы нужны. Интеллектуальный потенциал нашей страны не единожды истреблялся сознательно. У иностранных журналистов в тяжелые 90-е годы замелькали вопросы: «Понимаете ли Вы, что ущерб, нанесенный интеллектуальному потенциалу Вашей страны, невосполним?»

Интеллектуальный потенциал проверяется на сверхзадачах – если мозг общества находит для них сверхвозможности, за такое общество можно не тревожиться. Нет слов, трагические полосы в нашей жизни не шли на пользу; но от того, что было, к сожалению, не уйти. Это – наша история. А сверхвозможности – есть, они работают. И разговор об утрате потенциала беспредметен.

Интеллектуальный потенциал и, в частности, интеллектуально-научный потенциал – мощнейшая движущая сила общества. Этот же потенциал одновременно и залог долголетия людей этого общества. Особенно зримо здесь работает высшая форма этого потенциала – творчество, научное творчество в частности.

В этой книге – уже не только то, чем мы жили, чем живем, но и наше будущее. Она – мой маленький вклад в научный потенциал страны. А потому спасибо безвременно ушедшему от нас, всегда создававшему мне комфортные условия издателю прошлого выпуска книги Льву Ивановичу Захарову и сегодняшним издателям, почти доказавшим мне целесообразность новой жизни этой книги.

Предисловие к изданию 1999 года

Вперемежку с научными статьями и книгами я писала изредка и нечто более популярное. В 1990 году это была сравнительно оптимистичная «Реraspеrа…». Годы, когда писался этот первый текст, были временем надежд – больших и малых – в самых разных областях. В том числе и в науке. На этом радужном фоне в упрощенном (но не вульгаризированном) виде были представлены наши основные новости в области изучения здорового и больного мозга. В этой же книге как о прошлом, которое не должно повториться, рассказывалось о сложностях и трагедиях, пережитых нашим обществом и нашей наукой в годы советской власти, так и о людях, работающих в науке сейчас.

Однако жизнь развернулась достаточно неожиданно, и мы в короткий срок оказались в нестабильном обществе, где науке, особенно фундаментальной, приходится все сложнее. Поэтому в книге 1994 года («О мозге человека») я рассматривала вновь и научные проблемы, и прогресс в них, и некоторые общественные проблемы, естественно – с позиций физиолога, изучающего законы деятельности мозга. В природе не так уж много общих законов, и многое, открытое в микромире, применимо к макромиру, а знание особенностей деятельности мозга позволяет рассматривать особенности развития общества, в частности, его переходные фазы.

Кроме того, весь период изучения живого мозга человека я стремилась, что называется, «не прикасаться» к так называемым странным явлениям, более или менее редким или практически уникальным, боясь осложнить и так нелегкую нашу работу. К 1994 году по основным позициям физиология человека не только у нас, но и за рубежом, можно считать, прочно встала на ноги. Но к этому времени и моя собственная жизнь резко изменилась, и я сочла своим долгом рассказать о том странном и далеко не всегда объяснимом, что я видела в жизни. Дальнейшее развитие науки, ее методологии и технологии, возможно, внесут какую-то ясность в понимание этих явлений. Но вряд ли их пониманию будет способствовать замалчивание в научной и научно-популярной литературе. Для себя главу о странных явлениях я рассматриваю так: вопрос поставлен. Задача следующих поколений ученых – изучать эти явления и постараться подобрать ключи к ним («Сезам, отворись!»).

Мне казалось, что эта книга будет последней в моей жизни. Но после нее, в 1997 году, была написана маленькая, но емкая книжка сугубо научного содержания, послужившая основой моей вступительной лекции на XXXIII Международном конгрессе физиологических наук, проходившем в Санкт-Петербурге. А дальше произошло следующее.

Холлы трудно осваиваемой географии здания Российской Академии наук. Перерыв в заседании. Вполне обычная суета: кто-то ведет предвыборную кампанию, кто-то решает с начальством РАН финансовые, издательские и другие вопросы – начальство, выпив президентского чая, вышло в народ (к академикам).

В данный момент мне ничего не нужно – никого не ищу, ни с кем не общаюсь. Меня находит приятный человек средних лет: «Наталья Петровна, надпишите книгу – читаю, нравится». С некоторым отчаянием думаю: как же его зовут? Фамилию помню, но ведь мы сейчас от «товарища» отстали, а к «господину» не пристали. Да и не уверена, академик он или член-корреспондент… И тут приходит спасение: книга-то не моя, зачем я буду надписывать чью-то? Серое, невзрачное издание, без фамилии на обложке. Название, правда, знакомое, но я не издавала книг под таким названием. И все-таки, как оказалось, – почти моя. Изрезанная, плохо изданная, с первоначальным условным названием рукописи книги 1994 года «Через тернии – к звездам». Не подписываю эту свою-чужую сиротку. Смотрю, кто издал…

Говорю с редактором ледяным тоном: «Буду подавать в суд!» Дальше – еще тривиальнее: «Вы не имели права!» Ответ отрезвляет: «Не имел. Подавайте. Конечно, выиграете, но денег у нас все равно нет…»

Известный ученый, академик, глава Института мозга Наталия Бехтерева в своих книгах откровенно писала, что постепенно пришла к вере в Бога и признала некое не объяснимое современной наукой явление, которое она назвала Зазеркальем: "Я знаю, как опасно двинуться в это Зазеркалье. Я знаю, как спокойно оставаться на широкой дороге науки... Но кажется мне, что на Земле каждый, в меру своих сил, должен выполнить свой долг..." И внучка великого русского физиолога Владимира Бехтерева рассказала о личном опыте встречи... с потусторонним. Когда сын ее мужа от первого брака Алик покончил с собой, она, подъезжая к дверям квартиры покойного, явственно услышала его разговор с отцом, которого не могло быть.

Не выдержав смерти любимого сына, вскоре умер и муж. После этого Наталия Петровна не раз видела его, разговаривала с ним наяву - интересно, что при сем зачастую присутствовало третье лицо, ее помощница, которая в точности повторяла то, что видела и слышала сама Бехтерева.
Являлся ей покойный муж и во снах... В книге "Магия мозга и лабиринты жизни" академик Б ехтерева описала несколько своих "странных снов", которые приходили к ней в переломные моменты жизни - накануне ареста и расстрела отца в конце 1930-х годов, или после смерти мужа, который не успел при жизни донести до нее свою волю...
В конце концов выяснилось, что покойный муж являлся к Наталии Петровне с определенной целью: просил ее внимательно прочесть и издать его незаконченную рукопись. Что она и сделала.

"Осень 1990 г. 25 сентября внезапно и трагически умер мой муж в связи с самоубийством его сына от первого брака. Я переживаю случившееся бесконечно тяжело, ставлю цветы перед большим портретом мужа (И.И.), подолгу говорю с ним. О чем? Не знаю. Засыпаю под утро. Во сне просыпаюсь. Иду вниз, к скамейке под окнами квартиры. Перед скамейкой стоит И.И., на скамейке лежит кипа листов с машинописным текстом, рядом кто-то, кого я не вижу, с ним разговаривает И.И. Я спрашиваю: «Что происходит, о чем разговор?» Он: «Подожди, не мешай сейчас». Идем по лестнице в квартиру. Я зову в комнаты, он идет в кухню, становится у окна. И.И. сердится: «Зачем ты меня здесь похоронила?» Я: «А где надо было?» - «Конечно, на Богословском, там все мои, убрали бы дерево, ну что тебе стоило! Рубль какой-то лишний!» (Задумчивое Серафимовское кладбище… Всегда захожу в его прелестную деревянную церковку. Привыкла к ее священникам - отцу Василию, отцу Николаю…) «Ну ладно, что ты отдала Жене (сын, оставшийся в живых)?» Я: «Дачу, „Волгу“». На дачу он машет нетерпеливо рукой, а на «Волгу»: «Молодец, это правильно». Я пытаюсь сказать, что еще отдано, - нетерпеливый взмах руки: не надо. Я спрашиваю: «Но как же ты пришел? Ты же умер?» - «Да, умер, очень надо было - отпустили». - «А что там, где ты?» - спрашиваю. «Ни-че-го». - «Но из ничего нельзя прийти». - «Узнаешь потом. Ты никогда для меня не имела времени, я тебе был не нужен». - «Как, я же тебя так люблю». Он: «А, я не о том, не было времени, обходилась сама, не просила. Теперь проводи, все поняла?» Проводила, разделась и легла в постель. Проснулась в ужасе, кинулась к портрету: «Скажи, зачем ты приходил?» Сутки промучилась, не могла понять причины прихода. В приход верила безоговорочно. На следующий день (воскресенье) утром - опять к портрету: «Я сейчас лягу, усну, как хочешь - приходи, объясни, я не поняла. Я очень прошу, требую: приходи, объясни». Засыпаю сразу. Снится обычный сон. Пустая трехкомнатная квартира. По ней ходит улыбающийся И.И. В руках у него листки с машинописным текстом. Обнимает меня ласково: «Ну что ты не поняла? Ты знаешь, рукопись не успел издать, ты не прочла, не было у тебя для меня времени. Постарайся!» И я проснулась.

Прочла рукопись, и после правок специалистов с помощью доброго, умного человека (Константина Абрековича Баршта) удалось издать ее. Хорошая вышла книга". (Н.П. Бехтерева. Магия мозга и лабиринты жизни)

"Анализу это не поддается, - говорила Бехтерева, - но уверенность в реальности феноменов у меня полная". Она полагала, что в так называемом состоянии измененного сознания наш мозг способен выходить как бы в иные измерения, за черту, куда наука пока переступить не может. Некоторые люди, обладающие парапсихологическими способностями, видимо, "общаются с Зазеркальем" и в обычном своем состоянии. По ее мнению, изречение одного английского ученого: "Все то, чего я не могу измерить, не существует", безнадежно устарело.

Не менее интересна запись Н.П. Бехтеревой о встрече и разговоре с Вангой, около имени которой теперь так много спекуляций. Рассказ об этом Наталья Петровна включила в главу, которую так и назвала "Зазеркалье":

"Перед встречей с Вангой я очень хотела помолчать и сосредоточиться. Но, случайно или нет, мое окружение, приехавшие со мной медики, сделало все, чтобы это было невозможным. И я договаривала ответ на какой-то очередной вопрос, когда меня позвали к Ванге. Малюсенькие деревенские сени - ну, что-нибудь метра два на полтора. У окна стол. Против входа на стуле за этим столом сидит Ванга, «тетя Ванга», которая всех называет на «ты» и которую надо также называть на «ты». Она слепая, лицо перекошено, но по мере того, как на нее смотришь, лицо кажется все более и более привлекательным, чистым и милым, хотя она поначалу была уж никак мной не довольна. Не было у меня традиционного куска сахара, который я должна была сутки держать при себе до прихода к ней, - по убеждению Ванги, кусок сахара за сутки впитает в себя информацию о приходящем, а затем Ванга пальцами рук ее считывает. Традиционный подарок… Я подарила ей чудный павловопосадский платок в полиэтиленовом пакете. Ванга протянула руку за сахаром. «Нет у меня сахара, тетя Ванга…» Вынула из пакета платок: «Ах, да ты же совсем его не трогала» - и начала поглаживать полиэтиленовый пакет. «Ты зачем пришла? Что знать хочешь?» - «Ничего специального, - ответила я, - хотела познакомиться с тобой. Я исследую свойства мозга человека, и мне хотелось самой поговорить с тобой». - «Для науки, значит, ну да. Марию знаешь? Якова знаешь? Сергея?» - «Нет, тетя Ванга, не знаю».

Помолчала Ванга, откинулась на стуле, что-то недовольно пробормотала (кажется, о науке) и вдруг слегка отклонилась влево, лицо стало заинтересованным. «Вот сейчас твоя мать пришла. Она здесь. Хочет тебе что-то сказать. И ты ее можешь спросить».

Зная, что Ванга нередко говорит о недовольстве ушедших в иной мир родственников, о том, что они сердятся из-за невнимания детей к их могилам, я, ожидая того же ответа, сказала Ванге: «Мама, наверное, сердится на меня». (Мама умерла в 1975 г., я у Ванги была в 1989-м. Я после смерти мамы ездила пять лет подряд к ней на могилку.) Ванга послушала-послушала и вдруг говорит: «Нет. Она на тебя не сердится. Это все болезнь; она говорит: это все болезнь». (Кстати, мама при жизни часто именно так и говорила.) И далее - мне, одновременно показывая руками: «У нее же был вот такой паралич. - Руки Ванги имитируют дрожание. - Вот такой». - «Паркинсонизм, - комментирую я. - Да, да, правильно, паркинсонизм. Так и было, мама двенадцать лет болела тяжелейшим паркинсонизмом…»

«У матери к тебе две просьбы: сходи к монахам и закажи, чтобы ее поминали. К монахам». - «В Ленинграде, - спрашиваю я, - в Москве?» - «Да нет, к монахам». - «Загорск?» - «Да, да, Загорск. А вторая просьба - поезжай в Сибирь». - «Навсегда? Когда? Куда?» - «Куда тебе сказано, в Сибирь. Не навсегда. Когда? Сама поймешь, скоро… А что это - Сибирь? - Ванга смеется. - Город? Место?» - «Да никого у меня в Сибири нет. И зачем я туда поеду?» - говорю я. Ванга: «Не знаю. Мать просит».

Кстати, совершенно неожиданно по приезде в Ленинград я получила приглашение в Сибирь на чтения, посвященные моему деду - академику В.М. Бехтереву. И не поехала. И жалею об этом до сих пор. Значительно более поздняя поездка оказалась просто приятной: Байкал красив и с пологой и со скалистой стороны.

Может быть, если бы… Но кто может сейчас ответить на этот вопрос?!

А дальше Ванга начала меня спрашивать: «Где твой отец?» - «Не знаю», - не совсем правду ответила я. «Как же ты не знаешь, ведь это же было убивство, убивство! А где гроб? (Гроб - это могила.) Гроб его где?» - «Не знаю». - Здесь уже правда. - «Как же ты не знаешь, ты должна знать, ты постарайся - и будешь знать».

Ах, Ванга, Ванга, подумала я, ну кто же мне скажет, где лежат кости моего расстрелянного отца!

Сказали. Переспросила через другие каналы. Подтвердилось. Весьма вероятно, что вместе с такими же несчастными мой отец похоронен вблизи Ленинграда, в Левашово…

«А ты зачем ходишь к замминистра? Не твой это человек, пообещает - и ничего тебе не сделает, ходи к министру. Это - твой человек» (Ванга). Действительно, в последнее время я пробовала решать организационные, строительные и денежные вопросы с заместителем министра здравоохранения СССР. Ничего из этого не вышло. Позже я к нему, по крайней мере систематически, не обращалась. Трудна директорская должность, особенно директора вне Москвы. От этой непролазной бюрократии я уставала больше, чем от всего остального. Поэтому и решила избавиться от директорства к 65 годам. О чем объявила в 64 года вполне официально. Чем и развязала в институте яростную борьбу за власть. Но об этом - в другом месте.

Мне казалось, что о моих походах к замминистра тетушка Ванга уж никак не должна была знать. Догадалась случайно? Сейчас полагаю - догадаться об этом невозможно: мои приезды в Москву были в разное время.

Дальше: «Что-то я очень плохо вижу твоего мужа, как в тумане. Где он?» - «В Ленинграде». - «В Ленинграде… да… плохо, плохо его вижу». Несколько месяцев спустя мой муж умер в весьма трагической ситуации. Имели ли слова Ванги отношение к страшным моим личным событиям? Не знаю. Не думаю.

«А несколько лет тому назад рядом с тобой было три смерти». Я как-то не сообразила и сказала: «Да, дед, отец, мать». - «Ну что ты об отце и деде, те погибли много раньше. Трое - почти рядом». Правда, подумав, молча согласилась я, было так. Моя мать, жившая с нами, мать первой жены моего мужа и моя единственная, очень любимая мною подруга. С расстоянием между смертями около двух лет. Но почему вдруг об этом?! Хотя сейчас я бы ответила себе: а почему бы и нет? Ведь я не задала определенного вопроса Ванге, я просто хотела ее послушать. Да, смертей было три. И вдруг: «А ты, может быть, о себе беспокоишься? Так у тебя со здоровьем все в порядке. Вот сестра твоя не выздоровеет, так и будет болеть, не поправится никогда». Да, мне нездоровилось, а сестра моя лежала, уж не знаю который раз, в больнице. И сейчас она хворает, и все то же, то же, что и было. Моложе меня на девять лет, в 55 лет вышла на пенсию, теперь - инвалид первой группы. А что с ней? Трудно сказать. Язва голени - то есть, то нет. Хроническая язва голени. Нет сил. Замедленность движений. Не всегда может встать. В давние времена про таких говорили - сглазили. Сглазили - и что тут гадать докторам, тем более что ни лучшие, ни просто хорошие доктора помочь ей не могут. А была она в юности редкой красавицей: высокая, стройная, белокурая, зеленоглазая. Да недолго была. Уже к тридцати - тридцати пяти стала просто миловидной женщиной, а к пятидесяти поверить в прошлую красоту было уже невозможно. Очень любила ее мать, и она была дочерью, душевно близкой матери. И вот прошло десять лет после моего разговора с Вангой. Моя сестра, слава Богу, жива. Но она действительно не вылечилась. Ей - скажем так - не лучше. Всё то же. Но как об этом могла знать Ванга, «тетя Ванга»? Ведь то, что я ей сказала о болезни сестры, было очень невинно: «Немножко приболела, скоро поправится». - «Твоя сестра не поправится». Откуда ей это было известно? Не знаю. И мой муж, и сестра были от Ванги на одинаковом расстоянии. Откуда ясное видение событий, связанных с моей сестрой, и - «мужа твоего неясно вижу, как в тумане»? Не знаю.

Было и что-то еще. Вспомню - доскажу. Тогда, когда подобные встречи происходят, кажется, будешь помнить каждое слово всю жизнь. А потом и это, как, к счастью, и другое, постепенно бледнеет, как будто на прошлое ложится все менее прозрачная пелена, через которую все еще просвечивают факты и потихоньку бледнеют, выцветают краски, выцветают и эмоции. Как прекрасно, что эмоции могут выцветать! Как великолепно, что прячутся в сундуки истории великие и малые трагедии! И пусть с ними даже уйдут и прошлые радости. Это - цена! Я готова ее платить, хотя есть у большинства людей своего рода защита - берегут они память о радостях. И поэтому - «что прошло, то будет мило».

Лиц, претендующих на возможности видеть прошлое, настоящее и будущее, очень немало. В мои задачи не входит ни их оценка, ни сравнение, ни отделение «чистых» от «нечистых», истинных пророков от шарлатанов. Мне важно было повидаться с человеком, чьи особые свойства действительно прошли проверку и числом и временем, - мне неважно, сколько их, похожих или даже таких же. Пусть один, пусть тысяча. Мне важно было убедиться самой: да, такое бывает. И далеко не всё можно отвергнуть, как добытое «штатом осведомителей». (Н.П. Бехтерева. Магия мозга и лабиринты жизни)

Наталья Петровна Бехтерева (1924-2008) — советский и российский нейрофизиолог. Академик РАН (АН СССР до 1991 года) и РАМН (АМН СССР до 1992 года). С 1990 года научный руководитель Центра «Мозг» Академии наук СССР, а с 1992 года — Института мозга человека РАН (Санкт-Петербург). Доктор медицинских наук, профессор. Внучка В.М. Бехтерева. Лауреат Госпремии СССР в области науки. Кавалер ордена Ленина. Ниже размещен фрагмент из ее книги: Магия мозга и лабиринты жизни. - СПб.: Нотабене, 1999.

«Туда, откуда никто не возвращается!» Это было правдой много-много веков. Да может быть, это правда и сейчас, если придраться к построению фразы. «Оттуда» стали иногда возвращаться. Если быстро. Если умело. А когда научились, оказалось, что элементы феномена, о котором шумят и пишут, давно бытовали рядом с нами, только мы их не видели. Психотерапевт Андрей Владимирович Гнездилов, которого я знаю, который жив и сейчас, рассказал мне, а затем и написал об этом «странном» явлении, в котором он частично и поучаствовал - правда, не в «странной», а во вполне обычной его стороне. Оперировали женщину средних лет (судя по тому, что ее мать была жива и имелась школьница-дочь). Поводов умереть именно от операции у этой женщины почти не было. И тем не менее на операционном столе развилась клиническая смерть. Больную вернули к жизни, и о своей короткой «смерти» она ничего не знала. А проснувшись, рассказала об удивительном сне. Ей снилось, что она вышла из тела, находится где-то наверху, видит свое тело лежащим, врачей вокруг него и понимает, что, скорее всего, она умерла. Стало страшно за мать и дочь - она их не предупредила об операции, хотела сказать тогда, когда все будет позади. И, подумав о домашних, внезапно оказалась дома. Дочка примеряла голубенькое платьице в горошек. Вошла соседка и сказала: «Люсеньке бы это понравилось». Люсенька - это она, здесь присутствующая и невидимая. Все спокойно, мирно дома - и вот она снова в операционной, проснулась.

Психотерапевт предложил съездить к «Люсеньке» домой, успокоить домашних. Предложение было встречено с благодарностью, и он немедленно поехал. Удивлению матери и дочери не было предела, когда он упомянул о голубеньком платьице и соседке. Они никак не могли понять, откуда он знает о событиях, о которых «по всем законам природы» он знать не мог. Кто ему сказал?! Я начала с рассказа об этом нашем отечественном чуде - как более близком мне лично. Я знаю А.В. Его рассказ - о событиях, легко проверяемых. Аналогичные описания в книжках Моуди, Калиновского и других широко известны. Они определяются в зависимости от того, описывается ли именно феномен или нечто более понятное для нас, с нашим сугубо материалистическим прошлым. В форме: «и невинность соблюсти, и капитал приобрести». В первом случае - как «выход из тела» (чего? - не надо новой терминологии - пусть будет - души!). Во втором случае - как изменение состояния сознания, или, по новой терминологии Л.И. Спивака, изменение психического состояния.

Надо сказать, что тогда, когда Моуди и другие начали описывать феномены, развивающиеся во время клинической смерти, произошло резкое изменение отношения к ним.
Неожиданно многих то, что писалось, не удивило. Они сами или их близкие испытали этот «выход из тела» с возможностью наблюдать события, происходящие здесь же или в отдаленных местах, но тщательно скрывали это от посторонних, считая то, что они наблюдали, во-первых, уникальным, а во-вторых - того рода отклонением, с которым очень легко попасть в психиатрическую больницу, откуда, как это было в недавние времена, выбраться сложнее, чем войти. Да и «клеймо» останется, которого, как известно, поголовно не страшатся только работники искусств. Для них это что-то вроде медали за эмоциональность, в сфере их деятельности - в истинном или хорошо имитированном варианте - необходимую. Сейчас оттуда, «откуда никто не возвращается», вернулась целая армия людей, и что-то около 10% (по разным статистикам цифры разные) описывают довольно схожие «сны», причем достоверность явлению придает и (1) то, что субъект описывает в своем «сне» события, реально происходившие, но которых он не мог видеть, и (2) факт схожести снов, виденных умершими и ожившими в разных концах земли, во всяком случае - в типовом варианте. Следует подчеркнуть, что и опрашивали больных разные люди, что также (3) повышает достоверность сходных событий.

Итак, кто-то не удивился. Большинство ученых, особенно ученых, занимающихся объективным изучением того, что может быть зарегистрировано и измерено в живом организме, публично не касается обычно этой темы, а в личных беседах при попытке поговорить на эту тему они говорят о шарлатанстве, подтасовке и т.п.
Ценимый мной за четкость исследований один английский ученый жестко «отрезал»: «Того, что я не могу зарегистрировать и измерить, не существует». Поистине, мир людей меняется меньше, чем мир окружающей природы. Икар хотя бы мечтал, а остальные… И много веков прошло, прежде чем расстояния стали во времени более короткими благодаря тому, что не только человек, а массы людей летают. Правда, не на собственных крыльях, не как птицы, но на крылатых и некрылатых аппаратах много, много тяжелее воздуха. («Вот насмешили», - сказали бы в какие-нибудь дотехнологические времена.)

Также бо́льшая часть самых разных специалистов предпочитает не видеть этих феноменов, не слышать о них. А их надо изучать по очень многим причинам, и идеологические здесь не на первом месте, далеко не на первом. Прежде всего - хоть и далеко не во всех случаях реанимации, но и не исключительно редко - феномен обнаруживается. У людей, разделенных морями и материками, картина «воспоминаний», «снов» оказывается не только в общих чертах, а иногда и в типовых деталях схожей. Впечатляет, когда «воскресшие» рассказывают о том, что они видели, что на самом деле происходило. Но, лежа на операционном столе, они ни при каких условиях не могли видеть описываемых событий, происходивших иногда даже на известном пространственном отдалении от операционной. Сходный феномен (а возможно, один и тот же) может наблюдаться, причем столь же нечасто, при родах (Л.И. Спивак, Д.Л. Спивак, сотрудники лаборатории).

При популяционных исследованиях феномен появляется у 6-10% рожениц. Женщина ощущает себя в течение некоторого времени вне тела, наблюдая за происходящим со стороны. Те из женщин, кто пережил это состояние, единогласно (!) утверждают, что оно характеризуется не только чувством выхода из тела, но и полным исчезновением боли на период этого выхода и наблюдения всего, что происходит и что делают с телом. Что это? Коротенькие «клинические смерти» во время родов? Феномен, не обязательно связанный со «смертью»? Скорее всего - последнее. Явление сейчас уже, после исследований, проведенных независимо друг от друга в разных клиниках, нуждается не в «еще одном» или «еще многих» исследованиях, но в анализе. При анализе явления не последним должно быть то, что рассказывает о виденном и слышанном человек не от «имени» тела, но от «имени» души, отделившейся от тела. А тело - не реагирует, оно клинически умерло. Кто же думает (видит, слышит), когда человек жив?

Хорошо известно, что любые описания, совершенно одинаковые или очень схожие в текстах разных лиц, нередко затем начинают оспариваться, причем придирки к завышенной, заниженной или просто неудачной оценке фактов могут послужить уничтожающим доказательством недостоверности целой цепи безусловно имевших место событий. Летописи войн и мирных лет широко используются историками. Используются письма, вещественные «доказательства» событий… И пишется более или менее правдивая или заказная, более или менее лживая, история страны, континента, семьи. И в то же время то, как не желающие принять свидетельства фактов пренебрегали ими или отрицали их, очень ярко показывает отношение к Евангелию. <…>

«Выход из тела» - действительно выход души или феномен умирающего мозга, умирающего не только клинической, но уже и биологической смертью? Это действительно очень непростой вопрос. И кажется мне, приблизительный ответ на него может быть взят из других удивительных, странных явлений «Зазеркалья». Как известно, некоторые люди - и здесь Ванга не исключение, а достаточно яркий индивидуум этого плана - говорят о контактах с ушедшими, с теми, кого уже давно нет. Если этот феномен будет также подтвержден, то, несмотря на отсутствие непрерывности сейчас еще очень трудных, хотя и не невозможных наблюдений, единственное, о чем можно будет говорить - пока, - так это о том, что рассказываемое при выходе из клинической смерти не есть кратковременный феномен умирающего мозга, а, вероятнее всего, переходное состояние, которое критикует отец Антоний (США) как отрицание всего того, что ранее писалось в священных книгах по поводу жизни после физической смерти тела (рай, ад, мытарства).

Гораздо подробнее обсуждает эту тему иеромонах Серафим (Роуз). Он приводит исторический экскурс о предмете, из которого можно увидеть, что для Церкви это все совсем не новость, далеко не новость. А вот в трактовке он близок к отцу Антонию… Надо бы нам подробнее обсудить вопрос с образованными священнослужителями - может быть, до согласия не дойдет, но думаю, что обе стороны от этого обсуждения выиграют. Такой человек обязательно найдется, если я не ошибаюсь - почти нашелся… В Сергиевом Посаде, недавно, в 1998 г. Сам нашел меня, обещал приехать. Приезжал. Знакомился с учеными, наблюдающими психические феномены при родах. Обещал подумать. Неважный характерец у многих ученых - уж точно прав был академик В.Н. Черниговский, говоривший, что «науку делают не ангелы». Не исключение и академик Владимир Александрович Неговский, наш, и не только наш, ведущий реаниматолог. Взрывается легко.

Я не знаю, как он отнесется к тому, о чем я здесь пишу. Опрашивал ли он больных, возвращенных им к жизни? Верил ли он им? Да и говорили ли они ему что-либо? Не очень-то он располагает к доверчивости! И все же именно ему, вместе с очень немногими зарубежными фанатами оживления, мы обязаны и жизнью сейчас уже, вероятно, многих и многих тысяч людей - при возвращении «оттуда», и возможностью исследования, а затем и понимания того, что происходит по крайней мере с частью из умирающих после смерти. Хорошо известно о тлении тела. А душа? На это есть ответ в священных книгах. Но есть ли сейчас и «мирской», какой-то пусть не научный, но хоть близкий к научному, хоть открывающий пути исследования ответ?

Предполагая, что выход из тела не только и не столько мозговой, сколько организменный феномен, мы все же - и прежде всего на основе представлений профессора Леонида Ивановича Спивака - предприняли физиологическое исследование мозга до и после родов. Большой специалист не только в регистрации разных сверхмедленных физиологических процессов и электроэнцефалограммы, но и в обнаружении тончайших их изменений, С.Г. Данько как будто нащупал мозговые перестройки, коррелирующие с развитием феномена «выхода из тела». Наверное, для этой цели можно использовать и другие показатели, но уже и использование этих представило интересные результаты. Значит - или, точнее, - возможно, феномену действительно предшествует измененное психическое состояние.

Хотя в данном исследовании - измененное состояние мозга. Но, как известно… Я могла встретиться с «асом» - а для начала мне нужны были только общепризнанные «асы», воспроизведение феноменов которыми волей-неволей пришлось принять достаточно большому числу лиц. Я могла встретиться в Америке с неким Андерсеном, о котором писали два журналиста в книге «Мы не умираем». С ним беседовал известный тележурналист В. Познер, договорился о моей встрече. Мне нужно было просто понять, имею ли я дело с опытным шарлатаном типа цыганок («Дай погадаю; есть у тебя подруга, не верь ей»), лицом с измененным состоянием сознания или с человеком феноменальных способностей, действительно связанным нитью с обитателями (?) «Зазеркалья». Я смотрела видеофильм беседы Андерсена с Познером. Это быстро говорящий, непрерывно что-то рисующий человек лет 35-40. Многое из того, что он рассказывал Познеру, позднее, при разговоре Познера с женой, оказалось правдой - речь шла об умерших ранее родственниках жены, «пришедших на встречу».

Встреча моя с Андерсеном была назначена. Не состоялась потому, что против нее резко возразил человек, которому у меня есть все основания доверять, протоиерей Геннадий. С трагической смерти моего мужа, последовавшей за еще более трагической смертью его сына от первого брака, к тому времени прошло меньше года, и я вряд ли была достаточно сбалансированной для того, чтобы не превратить эту встречу в попытку разговора с ними. Если с Вангой разговор состоялся на фоне истинно научного интереса, при благоприятном личном и социальном фоне, то разговор с Андерсеном заведомо превратился бы в личный. Хорошо, что я тогда с ним не встретилась, - после всего, что со мной произошло, я вряд ли перенесла бы еще и это испытание. И в то же время как исследователю - жаль. Я что-то не вижу, чтобы этим феноменом заинтересовались достаточно серьезные ученые, чтобы я могла поверить в него «из их рук». Нужна личная, продуманная встреча - по-видимому, для этой цели будет самым подходящим молодой ученый, не ортодокс, полиглот. Такой человек есть, к проблеме состояний сознания он имеет самое прямое отношение.

Зачем нужна его встреча с Андерсеном? Чтобы феноменологически заполнить еще одно белое пятно в «Зазеркалье». И протянуть нить от души к фазе клинической смерти, т.е. состояния, по времени соответствующего времени жизни умирающего мозга до фазы биологической смерти, чтобы иметь пусть описательные, но современные подтверждения ее долгожительства (бессмертия) или оборвать ее! Люди, подобные Андерсену, не есть принадлежность именно XX в. Скорее наоборот, разные лица претендовали на обладание такими возможностями во все века. Действительно, на непропорционально большой дозе шарлатанства замешаны почти все такого рода явления. Хорошо известны спиритические сеансы, высмеянные Л.Н. Толстым в «Плодах просвещения».

Однако, если потихоньку принимается реальность далеко еще не ясных процессов, наблюдаемых при клинической смерти, почему с ходу отрицать возможность продления существования того, что, отделясь от тела при клинической смерти, не умирает вместе с телом? Выход чего-то (души?) из тела - со всеми последующими процессами - наблюдался к этому времени уже гораздо большим количеством лиц, чем требуется для доказания существования вновь обнаруженной физической частицы. Ее существование считалось долгое время доказанным, если кто-то второй, вдали или вблизи от первого, увидит ее в тех же условиях опыта. <…>

В контексте основной идеи этой главы я хочу подчеркнуть, что если ранее наука противопоставлялась религии (но, кстати, не наоборот; если полистаете труды прошлых веков, вы увидите, что даже казнь Джордано Бруно была, по существу, не столько борьбой с его учением, сколько борьбой с ним самим), то сейчас, хотя по инерции или сознательно все это еще происходит, наука вошла в ту фазу, когда она нередко подтверждает, прямо или косвенно, по крайней мере ряд положений религии и ее истории, которые в период младенчества науки не принимались или могли быть приняты только на веру. Здесь мне опять придется начать повествование от первого лица - как в связи с характером нашей работы, изучением функционирования живого мозга человека, так и в связи с тем, что за долгую жизнь, и особенно за последние годы, довелось увидеть и услышать мне, частично вместе со сторонним свидетелем, очень близким мне человеком - Раисой Васильевной Вольской (далее - Р.В.). Я называю здесь имена потому, что то, о чем я буду рассказывать, довольно необычно. И имеет прямое отношение к состоянию души в фазе биологической смерти. <…>

Я знаю, как опасно двинуться в это «Зазеркалье». Я знаю, как спокойно оставаться на широкой дороге науки, как повышается в этом случае «индекс цитирования» и как снижается опасность неприятностей - в виде разгромной, уничтожающей критики, иногда с непредвиденными угрозами и даже действиями. Но кажется мне, что на земле каждый, в меру своих сил, должен выполнить свой долг. И события, которые произошли со мной уже после осознания «стены» в науке, не оставляют мне выбора. Я пыталась получить «запрет», хотя говорящим со мной этого не казалось - казалось, что я уговариваю «идти вместе» или доказываю целесообразность изучения «Зазеркалья». Много позже того времени, когда я осознала свое чувство долга в исследовании «Зазеркалья», я, как уже говорилось, получила серьезное одобрение митрополита Санкт-Петербургского и Ладожского Иоанна на такого рода работу. Кстати, уже пришло время подготавливать «отчетную» встречу - хоть еще и не очень много фактов, но есть именно факты. Но его уже нет… Что же изменило мое отношение к «Зазеркалью», превратив его из интереса, который можно и попридержать, в долг, который именно я, изучавшая всю жизнь законы работы мозга, должна выполнить?

Много лет назад - теперь уже двадцать пять - я вошла в новую семью, ничего не боясь и не считаясь с возможностью подводных камней. Хотя их-то уж можно было видеть заранее. Но не подводные камни и не все очевидное явились поводом для существенных изменений в моем состоянии, а весь уклад жизни. Мне, привыкшей с далекой юности к безграничной, безотчетной свободе, уже в зрелом возрасте досталось: опоздание домой - маленькая трагедия, большое опоздание - катастрофа. Я воспринимала это как огромное неудобство, далее - как угнетение, далее - как сложность высокого порядка. Постепенно я научилась уходить от этого не только рационально, но и эмоционально за письменный стол (раньше это просто входило в мое расписание), соответственно много писала за это время, но свобода была у меня в крови, и все тепло, которое я впервые в жизни получала, не компенсировало (на организменном, а не просто психическом уровне) потерю свободы. Усилилась гипертония. Я глотала таблетки - и cидела за письменным столом. И очень постепенно ко мне начала подкрадываться необычная сонливость, которая, к сожалению, развивалась непреодолимо и, как правило, очень некстати. В это время мне казалось, что я адаптировалась к новому для меня укладу жизни. Есть предположение, что адельфан - препарат, который я буквально пожирала, чтобы думать и писать, - буквально убивает мозговое оптимальное противодействие стрессу, и вот тогда «вылезает» павловское защитное торможение, и сон - одно из проявлений его.

Особенно сложной моя жизнь стала тогда, когда опоздания домой совпали с газетной травлей, объектом которой я явилась, к великому ужасу моей серьезно к ней относившейся семьи. Травле в 1989-1990 гг. подверглась не я одна, но я, наверное, пережила бы травлю легче, если бы не драматическая реакция на нее дома, требование: «Если это (а, Господи, что?) не так - докажи, выступи». Пришлось бороться, и опять это требовало сил, действий, эмоций. Главное - сил и времени. Сон начинал буквально сваливать меня, как только я входила домой. И казалось: еще немного - и я засну и не проснусь… Я тогда очень не хотела этого - огромное дело, Замок нашей Мечты, в создании которого я была еще очень нужна, существенно зависело от меня. И я должна была «добежать», доделать то, что казалось мне - да и оказалось позднее - очень важным. Мне не хватало каких-нибудь 2-3 недель, а при этом уверенность, что я приближаюсь к физическому концу, крепла.

Мой муж, наоборот, чувствовал себя хорошо, все время говорил мне: «Брось свое никому не нужное дело, и ты отдохнешь, будешь такой, как я». Это по вечерам. А утром он вновь был теплым дружком - и его поддержки хватало на несколько часов работы и очень непривычной и очень оскорбительной защиты. Сейчас, оглядываясь назад, вспоминая, я думаю: да полно, было ли все это? Да были ли угрозы физического уничтожения? Статьи в газетах - с открытым и «закрытым» авторством моих ранее самых близких друзей? Но все это - тогда очень трудное оказалось мелочью по сравнению с тем, что последовало за всем этим… Всё - в сравнении. Когда до решения вопроса оставались дни и я начала надеяться на отдых и даже допускать, что выживу, внезапно покончил жизнь самоубийством сын моего мужа от первого брака, и в ту же ночь, не вынеся этого, умер мой муж. Сын был бесконечно любимый и очень трудный. Красивый, способный врач, женатый, имевший сына. Наркотики…

Муж не мог ехать к сыну - не было сил. Я уже встретилась ранее с этим, когда Алик (покойный сын) умирал от сепсиса, - муж был у него однажды не больше одной-двух минут. Вместе с докторами мы пошли против судьбы - и через несколько почти умираний тогда вытащили его. Я в этом участвовала и как врач, и как близкий человек, и как «доставала» сверхдефицитных лекарств. На этот раз Алик был мертв. Иван Ильич (мой муж) был почти спокоен вначале. Нас было трое - водитель, моя сотрудница Р.В. и я. «Пусть посторонние уйдут». Я переспросила: «Водитель?» - «Да». - «А Раиса Васильевна?» - «Пусть останется». И принес нам нарезанный арбуз. Мне кажется, он только постепенно осознавал эмоционально то, что уже знал. Через полчаса-час - мне трудно сказать, сколько времени прошло, - муж почти спокойно сказал, что пойдет спать. Лег - и через 4-5 часов мы срочно вызвали врачей, но врачи не смогли помочь. Оглядываясь назад, я понимаю, что спасти его я могла бы, лишь уложив его в реанимацию сразу по приезде от Алика. Однако ужасного финала не предвещало ничто. Мы обе с Р.В. думали: пусть поспит подольше, нужны силы…

Обе смерти были трагичны. Я очень не скоро пришла в себя. И физически - до конца - не пришла в течение многих лет. Что поделаешь, еще и возраст. Но что же произошло, что прямо показало мне и Р.В. - нам вместе и порознь: и здесь «Зазеркалье» есть? Я еще не знаю, имею ли я право писать о моем личном опыте, - мой дорогой друг, священник, настоятель Софийского собора в Пушкине, всячески уговаривал меня не говорить о том, что я пережила. Но многолетняя исследовательская работа требует - расскажи! Итак, вспомним, что к моменту моей личной трагедии я под влиянием разного рода, и прежде всего социальных, сложностей была в измененном физическом состоянии, которому безусловно сопутствовало измененное психическое состояние. Теперь, когда Л.И. Спивак и руководимая им группа в моей лаборатории изучают измененные психические состояния, эти слова уже не страшно произнести. Сейчас те, кто разбирается в вопросе, знают, что измененное психическое состояние не равнозначно психической болезни. В зависимости от исходного фона это может быть даже нормализация, что очень важно для лечения. Меняя состояние сознания, как бы помещаешь человека в другой мир, с большим или меньшим разнообразием явлений, чаще всего при сохранении основных позиций «реального» (для человеческой популяции) мира. Человек или лишается многих ощущений, или начинает слышать, обонять, видеть, ощущать то, что было закрыто для него ранее и чаще всего, если специально не поддерживать этого, закроется для него потом. И также чаще всего во благо - для обычного человека.

Мой муж не поехал на квартиру, откуда звонил его сын, прощаясь перед самоубийством. Он попросил поехать меня. Я поехала вместе со своей сотрудницей Р.В., но перед этим, к сожалению, потратила много времени на вызов «реанимации» к Алику. Никакой «реанимации» я не застала. Стояли перед дверью молодой доктор и сестра, дверь им не открывали, и они собирались уходить. В доме, где жил Алик, очень хорошая слышимость, но я не подумала об этом, когда подъехала. Я думала, что или все кончено, и давно (Алик говорил о цианистом калии), или вообще ничего не произошло, были обычные угрозы, часто не реализуемые. И потому на предложение взломать дверь я не отреагировала и ждала ключей, которые вот-вот должны были принести (и принесли). И вдруг, через 7-10 минут после прихода, я остро почувствовала трупный запах, хорошо знакомый мне по анатомичкам. Это продолжалось 5-10 секунд, но я оценила запах немедленно и сказала об этом всем окружающим: за дверью - мертвый. Никто другой запаха не чувствовал. Когда дверь открыли, все было действительно кончено, но не цианистым калием, а петлей на шее, которая была надета, возможно, тогда, когда Алик услышал, что мы пришли, а возможно, и разговоры о вскрытии двери. Он лежал на диване, петля была полуоткрыта: одно движение - и он мог бы спастись сам. Или быть спасен. Позвонил мой муж, позвал меня. И я, как автомат, сказав обо всем, что увидела, поехала домой. Дорога домой казалась невероятно долгой, бесконечной, но когда мы приехали, мой муж открыл мне дверь. И прямо у двери я вновь ощутила тот же запах. И опять - только я одна. После разговора, в конце которого И.И. сказал, что идет спать, и ушел в спальню, уже и я, и Р.В. услышали голос Алика, как если бы чем-то приглушенный или шедший из глубины: «Зачем тебе нужна эта Бехтерева?» И страстный крик-ответ И.И.: «Алик, Алик, да для тебя, для тебя же!»

Тогда нам обеим - мне и Р.В. - и в голову не пришло, что это мог быть Алик. Я удивилась, как И.И. воспроизвел голос Алика, да еще как бы из глубины. Но, анализируя этот «диалог» И.И. в свете того, что происходило позднее, я, пожалуй, не могу полностью исключить, что мы с Р.В. слышали именно голос Алика. Я была в последнее время социально «persona non grata», и зачем я была нужна Алику? - Я не вскрыла дверь и не спасла Алика «в последний момент», как это уже бывало. И действительно, зачем? Со всем дальнейшим странным и необычным мы также встречались вместе с Р.В. Если бы я продолжала встречаться со странностями одна, я бы подумала: да нет, не может быть, была бы уверена, что все это - миражи больного воображения.

По порядку.
1. Я продолжала ездить в командировки - в Москву, за границу. И однажды, вернувшись из Москвы, мы с Р.В. услышали шаги человека, шедшего перед окнами в гостиной справа налево по направлению к небольшому шкафу. В пространстве под шкафом раздался шум, напоминающий шум большого волчка, очень громкий; 5-10 секунд - и все кончилось. Никакого «человека» мы не видели.

2. Я иду в ванную мыться. Р.В. остается в гостиной. Расстояние между нами 18-20 м. Когда я уже вышла из самой ванной, я услышала шаги, предположительно мужские, двигавшиеся к ванной комнате. Шаги дошли до ванной. Я, естественно, окликнула Раису - шаги стали удаляться. Когда я через 6-8 минут вышла, Р.В. сказала мне: «А зачем вы выходили только что? И почему не ответили мне?» И добавила, что сидела спиной к «шагам», причем испытывала странное чувство: ей было трудно повернуться ко «мне». Она пыталась заговорить со «мной», но «я» не отвечала. История эта произвела на нас обеих очень сильное впечатление, впечатление чьего-то присутствия. Кстати, у меня долгое время сохранялось чувство присутствия кого-то из двух ушедших в иной мир в квартире, особенно отчетливое в первые секунды пробуждения, - оно исчезло, но только тогда, когда перестали обнаруживаться и «странные» явления.

3. В спальне висел большой и хорошо выполненный портрет моего мужа. После его смерти я ставила перед ним цветы и подолгу говорила ему что-то, нередко не отдавая себе отчета в том, что именно. Р.В. часто ночевала у меня, и однажды, когда мы припозднились в гостях, войдя в спальню, я увидела, что И.И. на портрете плачет. Из правого глаза (портрет в три четверти) медленно стекала крупная слеза. Я попросила Р.В. посмотреть на портрет. «Да он плачет!» - вскричала она. Продолжалось это несколько минут. Я зажигала свет, тушила его - слеза медленно опускалась к промежутку между кончиком носа и ноздрей. И, не докатившись до конца носа, внезапно исчезла. И.И. очень не любил мои запоздалые приходы, не говоря уж о поздних. Это «странное» явление я вписываю в «Зазеркалье» условно. У меня был страх позднего прихода, хотя бояться было, к сожалению, уже некого. И какую-то особенность портрета я могла в этой ситуации принять за слезу. Может быть, я как-то индуцировала Р.В. Да, но почему мне казалось, что слеза движется? Потому что слезы обычно движутся? Вот здесь - не исключаю. И почему все-таки Р.В. тоже сказала о слезах? Вот это уже сложнее для простого объяснения.
И все же правило: где можно хотя бы предположить обычный механизм, не «зазеркальный», - принимать именно его. И в этом случае он вероятен.

Но вот - 4. За занавеской на окне, выходящем во двор-сад, стоит банка с водой. Я протягиваю за ней руку, слегка отодвигая занавеску, и рассеянно гляжу вниз с моего третьего этажа во двор-сад нашего дома. Сойдя с поребрика, прямо на тающем снегу, стоит странно одетый человек и - глаза в глаза - смотрит на меня. Я знаю его даже слишком хорошо, но этого просто не может быть. Никогда. Я иду на кухню, где сию минуту должна быть Р.В., и, встретив ее на полпути, прошу посмотреть в окно спальни.
Я впервые в жизни увидела лицо живого человека, действительно белое как полотно. Это было лицо бежавшей ко мне Р.В. «Наталья Петровна! Да это Иван Ильич там стоит! Он пошел в сторону гаража - знаете, этой своей характерной походкой… Неужели вы его не узнали?!» В том-то и дело, что узнала, но в полном смысле слова не поверила своим глазам.

Если бы все это происходило со мной одной, как, например, очень яркий («вещий») сон, совсем не похожий на обычный, - все это, при всей необычности (я в жизни видела четыре таких сна), можно было бы трактовать как галлюцинации на фоне моего измененного состояния сознания (было из-за чего!). А Р.В.? Состояние ее сознания также могло быть несколько изменено, а отсюда и видение событий, происходящих «в другом измерении». Статистическому анализу все это не поддается, но уверенность в реальности происходившего у меня полная. По крайней мере в тех случаях, когда мы обе порознь слышали и (или) видели эти «странные» явления. Шаги (дважды). Портрет (?). И.И. на улице под окном. Ведь я же не только не говорила Р.В., что увидела И.И., но и не говорила, на что именно надо смотреть. И сейчас, по прошествии многих лет, не могу сказать: не было этого. Было. Но что?! Возможно ли, что постоянные мысли о свершившейся трагедии послужили причиной иллюзии? Конечно, возможно. А Р.В.? Также? Тоже возможно. Но это все - сейчас, много лет позже, когда так хочется рационального объяснения «странных» явлений…

Ну, хватит, решила я тогда. Все это, может быть, и очень увлекательно было бы для зрителей и слушателей, но я чувствовала, что каждое «странное» явление как бы съедает часть моих и без того надломленных возможностей. И я отправилась в больницу, прекрасную, все еще тогда прекрасную, - больницу Четвертого Главного управления под Москвой, куда я еще могла попасть как депутат.

Непосредственным поводом явились мои засыпания, которые возникли давно, невероятно усилились в связи с социальными сложностями и реакцией на них дома и в известной мере сохранялись и далее. Врачи были бесконечно внимательны, пытались найти причины засыпаний, но… и самих-то засыпаний не видели. Боюсь, что, к сожалению, огромное количество свидетелей этих засыпаний ничего не докажет врачам. Их не было в больнице. Весь общий режим, с прекрасными водными процедурами, полностью защитил меня от засыпаний, от этой универсальной защиты мозга, так хорошо представленной И.П. Павловым и так хорошо забытой в оценке реальных ситуаций. Как и всякое физиологическое явление, эта защита имеет свой нейрохимический язык. Я не полностью знаю его, однако, кажется, знаю, что, много-много лет принимая Adelfan Esidrex, я не очень себе помогла. А что было делать? И организм вынужден был пойти на крайнюю меру - для выживания. Уехала я из больницы со смешанным чувством - подлечили страдающую женщину и с полным правом в конце истории болезни, наверное, написали: выписывается с улучшением. Не видела, но почти уверена. Или еще того определеннее - излечением (но вряд ли).

Вернулась домой, и хотя кое-что изменилось в квартире: был увезен из нее «разговоренный» мною портрет И.И., кое-что переставлено, - состояние мое продолжало быть неустойчивым, с приступами тоски, депрессии. Резкое улучшение состояния принес мне настоятель Софийского собора в Пушкине отец Геннадий. «Уже его первое „сражение“ с живущими в моем ближайшем окружении „странными“ явлениями увенчалось успехом, а дальше пришлось прибегнуть к его помощи еще несколько раз. Вероятно, это неожиданно для читателя, но правда есть правда; и зачем же мне, всю жизнь искавшей (и не всегда находившей) правды природы, лгать тогда, когда дело касается меня самой (и в общем, тоже природы)? Да, но жизнь подошла к концу, можно бы и умолчать. То, о чем я здесь пишу, вряд ли прославит меня, однако я была бы в конфликте со своим чувством долга и совестью, если бы не сказала эту правду. А также не рассказала, как поддерживала успех отца Геннадия помощь моих близких (прежде всего жены моего сына Танечки и внучки Наташи) и друзей (и опять прежде всего - моего неизменного друга Раисы), помощь моей, тогда очень израненной, душе.

И все же, что со мной было? Пройдя через фазы разной, часто диаметрально противоположной, оценки прошлого, я сейчас, за редкими исключениями, вижу и прошлое и настоящее таким, каким оно и является нам, - разнополосым и, уж конечно, не бело-черным. За исключением действительно черных полос, кое-что из серого со временем светлеет. Так, например, как грустно было знать, что множество наших родственников после ареста родителей, по существу, от нас отказались! Полоса эта стала светлеть, когда мы поняли, что это спасло нас от положения приживалок, дало нам независимость. А дальше эта полоса стала белеть, когда мы узнали, что только пребывание в детском доме спасло нас, и прежде всего старшую, меня, от скитания по лагерям НКВД. Есть над чем задуматься… Случайности? Вряд ли.

Многое пересматривается сейчас теми, кто смотрит на мир открытыми глазами. Важно, чтобы среди них были и ученые и не страшились бы они живого контакта с мыслящим духовенством. Как среди нас, так и среди них есть разные. В таком щепетильном вопросе, как понимание самого себя, нужны наиболее знающие, наименее предубежденные с обеих сторон. Эту главу не назовешь собственно научной: то, что в ней описывается, еще не имеет научного базиса, еще не наука. Задача на сегодня была проще - посмотреть, есть ли «Зазеркалье»? Есть, но с этим надо очень тщательно и беспристрастно разбираться - что это? Личное право на помещение этого раздела в книгу - само признание существования «странных» явлений. Научное начало здесь другим и не может пока быть. Но ведь кое-что уже изучается и у нас. Я имею в виду измененные состояния сознания и их физиологические корреляты.