Реальные истории о явлениях умершего человека. Удивительный способ, как выйти на связь с умершими! Безопасный способ общения с умершими родственниками найден

День добрый!
Давно читаю вас, решил и сам написать.
В 2002 году умер у меня отец, мне было 18 лет, сестре 12… Процесс остановки сердца и тщетные попытки спасения близкого нам человека мы наблюдали с сестрой, просто стоя прикованными к полу на кухне, где совсем ещё недавно мы с папой смотрели футбол и весело переживали за нашу сборную.
Ужас увиденного и звуки, исходившие из гортани, я до сих пор не могу забыть.
На отца я очень сильно обиделся тогда и не мог простить долгое время, почему, не знаю. Быть может из-за того, что он так пристально и любя следил за моим здоровьем, а не за своим, может быть… К гробу я не подходил, даже не простился.
Всё началось на второй день после того, как его похоронили. Утром все уехали смотреть состояние могилы, я, измученный и израненный, остался дома, не мог я уже всё это видеть. Время было около 11 утра, сморило в сон… погружаясь в дрёму, я услышал торопливые шаги в кухне, привстал с кровати, прислушиваюсь и опять, уже не спя, слышу бегающие, ничего не понимающие шаги, будто человек мечется по кухне и не понимает, что происходит. Я на кухню – никого, ушёл спать в предбанник.
Далее жить в нашем доме мне было просто невыносимо, я скитался по друзьям, ночевал у них, но иногда и дома спал, обливаясь холодным потом от постоянно давящего страха, про содержание снов вообще молчу. Что-то осталось в нашем доме после похорон и совсем не доброе. Тяжесть усиливалась с каждым днём, и вот однажды ночью случилось то, что перевернуло мою жизнь наизнанку и заставило меня поверить в Них…
В ту ночь осталась ночевать у нас моя крестница Лерочка, ей на тот момент было 5 годиков. Лежа в темноте и мучаясь от страха приближающегося сна, я смотрю на красную диодную лампочку выключенного телевизора, не отводя взора, и вдруг она на мгновение потухает, как будто кто-то прошёл перед ней. Сердце застучало, пот потёк. В голове мелькнула оправдательная мысль: показалось тебе, спи… Переборол страх, погружаюсь в сон и чувствую, как кто-то присаживается на корточки к моей кровати, прям напротив моего лица сантиметрах в 20-и и томно выдыхает на меня воздух. О боже, что тогда было со мной… вскочив, я бегу к выключателю, включаю свет и… никого… К матери идти стрёмно, ведь уже 18 лет мне, оставаться ещё стремнее, беру иконку Алексия, ложу под подушку и пытаюсь успокоиться. Успокоился, выключил свет, лёг лицом в другую сторону к стене. Проходит минуты 3 и я слышу, как в соседней комнате заплакала Лерочка и говорит: “Мальчик, отойди от меня, пожалуйста!”. Срываюсь к ней, спрашиваю – что такое, молчит, сама рыдает и трясётся. Пришла мать, я ей всё рассказал. Она – свет не выключайте, спите, завтра освятим дом…
Утром, заходя в дом, священник сказал: “Вы что, не чувствуете, как здесь тяжело, как вы тут жили?”

П. С. Писал всё, как было, ничего не придумал, ошибки делаю, знаю (отнеситесь с пониманием).

В начале нынешнего столетия в одном из губернских городов проживал некто Н., отставной чиновник довольно пожилых лет, человек добрый и истинно благочестивый. Он был очень дружен с В., сотоварищем своего детства и сослуживцем, одинаковых с ним лет и одних воззрений на вещи. Когда умер В., товарищ его усердно молился Богу об упокоении своего друга, причем время от времени раздавал милостыню за спасение его души. Часто он думал о загробной участи друга.

В сороковой день после кончины В. друг его, сидя в своей комнате, услышал скрип дверей. Приподняв глаза, видит входящего в комнату умершего своего друга В. «Благодарю тебя, друг, – сказал тихим голосом явившийся, – за твои усердные обо мне молитвы и за милостыни, которые много помогли мне. По милости Божией, я избавлен от ада: обитель моя покойна». С ужасом и изумлением слушал Н. чудного пришельца, не смея его прерывать. «Прости, друг, до свидания в вечности, – промолвил явившийся – уповаю, что скоро мы свидимся, будем обитать вместе, а пока потрудись еще для вечного своего спасения», – и с этими словами скрылся за дверью.

Набожный Н. усилил свои благочестивые подвиги, предоставив все житейские попечения старшим своим детям. Спустя два года после своего видения он, коленопреклоненный, на молитве тихо и мирно скончался («Душеполезное чтение», 1868 г., ч. I).

В одном селе жила почтенная чета: старик, заштатный священник, отец Г., и старушка, жена его. Жили они очень долго на свете и, как говорится, душа в душу. Отец Г. приобрел своею жизнью уважение у многих в окрестности. Это был человек доброго старого времени, хлебосол, приветливый и ласковый со всяким, а главное, благочестивый и добрый. Но всему бывает на свете конец: отец Г. занемог, слег в пост ль, и, напутствованный христианскими таинствами, тихо и мирно перешел в вечность, оставив горько оплакивавшую спутницу его жизни. Минул год после его смерти. Старушка, жена его, накануне годичного о нем поминовения, после разных хлопот, легла немножко отдохнуть. И вот, видит во сне покойного мужа. С радостью бросилась она к нему и начала его расспрашивать: что с ним и где он теперь находится? Покойник отвечал: «Хотя я и не обязан с тобою говорить, но так как при жизни не было у меня от тебя никаких тайн, то скажу, что, по милости Божией, я не в аду; скоро и ты последуешь за мною, готовься к смерти через три недели после этого дня».

Покойник медленно удалился, как бы не желая с нею расстаться, а старушка, проснувшись, радостно стала всем рассказывать о своем свидании с покойным мужем. И, действительно, ровно через три недели она мирно скончалась. («Душеполезное чтение», 1868 г., ч I).

В конце прошлого столетия помещик 3., человек еще не старый, обремененный многочисленным семейством и имевший при этом довольно ограниченное состояние, служил для семьи своей единственной опорой.

Но вот, однажды, 3. серьезно заболел и, видимо, начал приближаться к смерти, врачи отказались лечить. Убитая горем жена оплакивала больного мужа, как умершего, представляя себе безвыходное положение с кучею малолетних детей. Видя все это, безнадежный больной начал мысленно просить Бога продлить ему жизнь, пока он пристроит своих старших сыновей и, таким образов оставит на их попечение свою семью. После этой молитвы он уснул и проспал довольно долго. Проснувшись, немедленно зовет к себе жену и радостно сообщает ей, что видел во сне архипастыря белгородского Иосифа Горленко, которого помнил еще в живых. Архипастырь в сонном видении сказал ему, что по Милосердию Божию, ради невинных малюток, дается ему еще двадцать лет жизни. Но через 20 лет, ровно в этот день Господь призовет его к себе.

Рассказав свое сновидение, больной попросил жену все это со слов его записать в молитвенник, что и было исполнено, и безнадежный дотоле больной 3. начал, к удивлению семьи и лечивших его врачей, быстро поправляться и вскоре совсем выздоровел.

Ровно через 20 лет, в назначенный день, 3. почил вечным сном на руках своих сыновей и дочерей, уже пристроенных и обеспеченных, с благодарной молитвой на устах.

Молитвенник его с записью доселе хранится у его потомков, как фамильная редкость («Душеполезное чтение», 1868 г., ч. 1-3).

Вдовой я стала очень рано, в 32 года. Муж у меня служил в ракетных войсках на Байконуре. Там и получил облучение, от которого и умер у меня на руках. Оставив мне троих детей. Старшей дочери было 10 лет, сыну — 4 года, а младшей — 10 месяцев.
Жили мы очень хорошо. Любила я его без памяти. Да и он меня тоже любил. Его нельзя было не любить, руки у него были золотые. Врагов у него не было, всегда был «душой компании». Сказать,что я переживала, это ничего не сказать. Я не знала, день на улице или ночь. Много раз хотела наложить на себя руки, да мысль о детях не давала мне это сделать. Хоронили его от родителей, так как квартира у нас была маленькая, боялись, что гроб не развернут в узком коридорчике. В первую ночь его родители меня с детьми к себе домой не отпустили. Боялись, наверное, за моё состояние. Спать меня с младшей дочерью положили в зале, где раньше стоял гроб. Снится мне сон: открывается дверь, и заходит мой муж. Одет он в тот же костюм, в котором его похоронили. Садится на стул, голову опустил. Я бросилась к нему, обняла. Говорю:
— Серёж, ты же умер? Как ты смог к нам прийти?
А он отвечает:
— Знаешь, как же мне плохо там без вас!
Я так рыдала, что проснулась от своего крика. Потом задремала и проснулась от того, что кто-то гладит меня по голове. Причём реально это чувствую. Первая мысль была, что это свекровь. Резко поворачиваю голову — классика жанра — никого. Опять засыпаю — гладит. И так несколько раз. Прекратилось всё под утро, когда заговорило местное радио. Оно включалось в 6 утра. На следующую ночь никто меня по голове не гладил, но проснулась я от того, что услышала голос Сергея, который меня звал:
— Люд!!!
Я подскочила, хотела к нему бежать, но потом вспомнила, что его больше нет. Он умер. Уснуть я, конечно, больше не смогла. Проревела всю ночь, а в 6 утра заговорило опять радио, и я моментально уснула. Больше не стала испытывать судьбу, собрала детей, и пошли мы домой. Прошло много лет. Ночевать у родителей старалась как можно реже. Но если оставалась,то засыпала сразу, а вот ночью просыпалась, как от толчка, и до утра сна ни в одном глазу.
В прошлом году у меня умер свёкор. Похоронили его, а так как матери одной было жутковато оставаться, пришлось мне ночевать с ней в этом доме. Первое время всё было тихо. Она ложилась рано, а я долго смотрела телевизор, потом ложилась спать. Помянули всей роднёй деда в 9 дней. Решили в доме побелить до 40 дней. Сняли шторы с окон, кое-что вынесли из комнат. Белить собирались на другой день. Вечером, как всегда, бабушка ушла в спальню, ей кто-то из соседок сказал, чтобы не бояться, ложись на кровать деда и спи. Вот она и спала на его кровати. А я, как всегда — в зале на диване. Телевизор я смотрела до двух ночи. Потом выключила и только задремала -раздался такой грохот! Звук был как будто кто-то ударил деревянной палкой о батарею. У них трубы с водяным отоплением по всему периметру дома проходят. Причём ударил со всей силы, трубы аж загудели. И потом эта палка падает на пол, ударяется о пол, опять грохот. Слышу бабушка кричит:
— Кто там? Что случилось? А у меня от страха аж язык отнялся. Лежу и молчу. Она выбегает из спальни, включает свет, бежит ко мне:
— Это не ты стучала?
Говорю:
— Нет, это, наверное, дед за своим костылём приходил. Я же говорила, что нужно было его к нему в гроб положить.
Это я так решила, потому что звук был от удара чем-то деревянным о батарею. Начали смотреть, что же это было? Оказалось, что на полу лежала деревянная гардина. Только вот что странно: эту гардину бабушка сняла днём с окна и поставила в угол за стиральную машину. Я всё допускаю, возможно, батареи ночью остыли, и та гардина просто упала. Но тогда она упала бы параллельно окну. Хотя это тоже вряд ли. А вот как она сама по себе подскочила, ударила по батарее, а потом упала перпендикулярно окну? Этого мы уже никогда не узнаем. Но вот то, что это был наш дед, я почему-то верю. Он у нас и при жизни был властный такой дед. Любил выпить. А если что ему не понравится, то в пьяном виде мог и табуретом запустить в обидчика. Может, ему не понравилось, что кровать его была занята? До утра потом всё было тихо. 40 дней отвели, и я стала ночевать дома. Но каждое утро, когда приходила к матери, она всё время жаловалась, что опять приходил дед, звонил в дверь. Она спрашивает:
— Кто?
Молчит. И так каждую ночь. А так как была зима, то, выйдя утром на улицу, никаких следов не было. Кто-то её научил, она брала пшено, разбрасывала вокруг дома и приговаривала:
— Живые к живым, мёртвые к мёртвым.
На какое-то время звонки прекращались, но потом всё повторялось. И что интересно, стучали именно в то окно, в какой комнате она спала. И если кто-то у неё ночевал, то ночь проходила спокойно. А сейчас, когда мы у неё спрашиваем:
— Ну что, не звонит больше?
Она говорит:
— Не спрашивайте, а то будете считать, что я с ума сошла.
Все эти звонки можно объяснить. Человек спит в напряжении, чего-то боится. Особенно после того грохота ночью. Вот ей и мерещатся эти звонки. Но как объяснить случай с деревянной гардиной? Вот это загадка.
Вспомнила я ещё один случай. Ехала я в этом году в поезде. Попутчиками у меня были две женщины. Разговорились, начали рассказывать, кто как встречался в своей жизни с мистикой. И вот одна женщина рассказывает.
Был у неё муж, сначала жили хорошо, потом он начал пить, бил её, и они разошлись. Не помню от чего, умер он у неё. По-моему, замёрз пьяный в луже. А так как родственников у него не было, пришлось ей хоронить его. Положили его в гроб. Поставили на табуретки в комнате. И сели они с дочкой возле гроба. Больше никого не было. Время было за полночь, она дочку отправила спать, а сама осталась сидеть. И вдруг смотрю, говорит, а покойник начал руки освобождать от верёвок. Они у него были связаны верёвочками. Покойникам же всегда их связывают, а когда в могилу опускают, развязывают. Он, говорит, и при жизни всегда любил спать свободно. А тут ещё и руки связаны! И с такой силой он пытался это сделать, аж гроб трясётся! Я первое, что у неё спросила:
— Так он, поди, живой был? Оттаял?
— Нет, его же резали, проверяли в морге.
Думаю: «Господи, я бы умерла от страха». Спрашиваю:
— И что ты стала делать?
Думаю, сейчас скажет: «Убежала».
А она говорит:
— Я как закричу на него: «Ну-ка, прекрати руки освобождать! А то сейчас как стукну сковородкой по голове!».
Давно я так не смеялась. Честно сказать, почему-то я ей не поверила. Решила, что придумала она это всё.
А она продолжает:
— Потом под утро пришла дочка, сменила меня.
— Иди, говорит, поспи, а я посижу. А когда я подошла к ней, она была белая как мел. Спрашиваю:
— Что? Чудил тут твой отец? Она только сидит, головой кивает.
Я думаю: «Да как можно было после всего этого ещё и дочку одну с ним оставить?».
Не поверила я ей, а тут вот прочитала как-то на сайте один рассказ. Где один парень рассказывает, как его одного оставили в доме с покойником. Он на кухне спал за печкой, а покойник лежал в гробу в другой комнате. И несколько раз за ночь этот гроб падал со стульев на пол. Вот, и хочешь — верь, а хочешь — не верь во всё это.

.................................................................................................................................................

Эту историю поведала София Каждан. Привожу её здесь в том виде, в котором она была рассказана.

В тот вечер я провожала мать своей подруги, которая более чем пятьдесят лет прожила в нашем небольшом городке. Я пришла домой поздно вечером и никак не могла заснуть.

Евгения пять лет как стала вдовой и жила буквально в десяти минутах ходьбы от моего дома. Дочь её, Юля, моя подруга детства, умоляла мать переехать жить к ней, в другой город.
— Мама, я хочу, чтобы ты была рядом. Не хочу просыпаться каждое утро только с одной мыслью, что ты там одна, в сотне километров от меня и внуков.

Как назло, глаза в прямом смысле слипались, но сна не было. Несколько раз за ночь я включала телевизор, брала в руки книгу.
Потом решила перебороть себя. Отключила телевизор, положила книгу и, выключив свет, стала считать.
«Один… два… три... десять... восемьдесят… сто тридцать... двести пятьдесят…»

А дальше… Дальше действие разворачивалось по сценарию фантастического фильма. Лежа в кровати, уже почти уснув, я услышала сквозь сон негромкий стук в окно. Лениво поднявшись, подошла к окну и, открыв штору, пришла в ужас.

На дороге возле моего дома стоял автобус из похоронного бюро с черной полосой посередине. Из него на меня смотрели в окна мои знакомые, которые покинули этот мир и переселились в «ИНОЙ».

Я почувствовала, как холодеют мои руки и пальцы ног, как на лбу и носу выступает пот, как ноги становятся ватными, а язык прилипает к небу. По телу стали бегать мурашки.

Возле моего окна стоял отец моей подруги детства Юльки и муж Евгении, которая рано утром должна было покинуть наш городок, дядя Леня.
— Сонька, почему ты так испуганно на меня смотришь? - спросил он и, улыбнувшись мне, продолжил, — Я тебе плохого ничего не сделаю. Оденься и выйди на улицу… Потолковать нужно…
Я продолжала стоять и с ужасом смотрела на улицу через оконное стекло.

Из автобуса стали выходить люди. Многих из них я лично видела в гробу. На них были те же вещи, в которых их видели знакомые и друзья, провожая в последний путь.

К дяде Лене подошла Тамара, бывшая коллега моей сестры, которая умерла от рака, оставив двухлетнего сына.
— Почему ты не выходишь к нам? — спросила Тамара, — Ты не бойся нас… Мы тебе плохого ничего не сделаем… Нужно бояться живых, а не мертвых…
— Что вы здесь делаете? - испуганно спросила я, подумав, что за мной пришла СМЕРТЬ, — Я не хочу умирать! Не хо-чу! Там плохо, там страшно и там темно…
— Посмотри на меня, — произнес дядя Леня и вновь улыбнулся, — Посмотри на меня внимательно… Разве я плохо выгляжу?

И на самом деле… Дядя Леня последние десять лет своей жизни очень часто болел и был очень грузным. У него кроме астмы была еще куча всяких побочных болезней. Сейчас передо мной стоял подтянутый живой мужчина с ясными глазами.

— Я живу в прекрасном месте, — произнес он, — в сосновом бору… Это место идеально для моего здоровья.
— Что вы здесь делаете? - заплетающимся языком спросила я, — Вы же все мертвецы.
— Пришли проведать вас, землян, — вмешался в разговор один мой хороший знакомый, который погиб в автомобильной катастрофе.

Я не помню, что было дальше… и сколько я стояла минут или секунд с открытым ртом. Потом… Потом я у них спросила:
— Что там? По ту сторону жизни? Там страшно? Плохо?
— Нет, — сказал дядя Леня, — не так страшен ЧЕРТ, как его вы рисуете… Там другая жизнь… Другие понятия о жизни…

— Вы хотите назад… к нам… на Землю?
— Мы хотим покоя… Хотим, чтобы бы Земляне нас не трогали, не обижали и помнили, что мы всегда рядом с вами, мы следим за вашей жизнью…
— Следите? - испуганно спросила я.
— Вот, пришел посмотреть, как моя супруга будет покидать наш дом… Тяжело ей это делать… Тяжело… Вот я и пришел помочь ей, поддержать её…

— Дядя Леня, — после непродолжительного молчания, спросила я, — Вы хотите к нам? В нашу жизнь?
— Моя миссия на Земле закончена… Все, что мог, я сделал… Сейчас я дома.
— Дома? - с недоумением спросила я, — Как это дома? Дома я… А вы не дома… Вы в гробу…
— Ха-ха-ха, — весело рассмеялись мертвецы.

— Сонечка, — сказала Тамара, — Это ты гостья… Земная гостья… А гроб… Так мы покидаем ваш мир…
— Только не вздумайте мне сказать, что там хорошо… Что там есть загробное царство, и все живут припеваючи, как в сказке.
— Почему все живут припеваючи, как в сказке?! Нет… Жизнь и там не райская… Там нужно тоже трудиться и жить… Там вечность… А здесь остановка…

Я уже не помню, что я спрашивала, что они мне говорили, только помню одно, что я задала несколько вопросов, которые по сей день заставляют меня задуматься над многим.
— Как часто вы посещаете нас, и как часто вам хочется увидеть нас?
— Практически никого из нас не тянет на Землю… Но есть исключения… Бабушки и дедушки, у которых остались маленькие внуки, желают увидеть малышей… Они приходят к ним ночью, когда те крепко спят, — произнес дядя Леня.
— Я хочу увидеть сына… Прижать его к себе… Я его оставила такого маленького, такого беспомощного… Я ушла от него тогда, когда он так во мне нуждался… Я не очень часто навещаю его… Времени нет на это, — с досадой в голосе произнесла Тамара.

— У нас своя жизнь, и не беспокойте нас по пустякам… Не приходите на могилу, когда вам вздумается… Не тревожьте нас… Не мучайте нас и не терзайте наши души… Для этого есть церковь… Идите туда… Молитесь за упокой нашей души, — проговорил дядя Леня.
— Почему?
— Вы вторгаетесь в иной мир… Мир, непонятный вам… Придет время, и ты сама все поймешь…

— Кому там плохо, в этом ИНОМ мире?
— Кому плохо? Тому, кто сам себе вынес приговор и лишил себя ЖИЗНИ?… Это страшно… Это очень страшно… Этих людей не принимаем МЫ, наш мир, и в вашем они уже мертвы… Они пытаются подселиться к умершим, но это невозможно… Бог дал человеку жизнь, и только Бог может у нас её отнять.
— Дядя Леня, не пугай меня. Ты что, хочешь сказать, что убийца… Человек, который лишил жизни другого, в вашем мире живет лучше, чем тот, кто сам распорядился своей судьбой?
— Наверное, да… Эти люди — рабы… Они принимают вновь прибывших… Они работают с ними… Проходят с ними адаптацию… Учат их жить по нашим законам…

В комнате зазвенел будильник…

Я стояла посредине комнаты в одежде и вся тряслась от страха… По сей день я так и не могу понять, что это было: СОН ИЛИ…

А если ИЛИ…

Заикаясь, я стала рассказывать про ночных пришельцев.
После рассказанной истории в бухгалтерии наступила тишина. Прервала её пожилая женщина.
-Вот чудо, — произнесла она, — Раньше тех людей, которые лишали себя жизни, хоронили за воротами кладбища и в церкви их не отпевали…

Спустя год приходит ко мне моя подруга и говорит:
— У меня была такая жизненная ситуация… Я не видела выхода… Мать умерла, муж ушел к другой… Мне совершено не хотелось жить… Я решила перерезать себе вены… Наполнила ванну водой, взяла нож и… В этот момент я вспомнила твой рассказ про ночных гостей… Мне стало страшно… Страшно, что в том непонятном мне мире я буду страдать еще больше. Спустя два дня я познакомилась с Сашкой… Сейчас мы ждем сыночка… Безвыходных ситуаций просто не бывает… Если не можешь бороться, то нужно просто переждать этот неудачный период.

ХОЧЕТСЯ ВЕРИТЬ В ТО, ЧТО МЫ НЕ УМИРАЕМ НАСОВСЕМ…
ЧТО ДУША ПОСЛЕ НАШЕЙ СМЕРТИ БУДЕТ ЖИТЬ… НО ТОТ МИР нам неизвестен… И вторгаться в него никто не дал нам права. Если он и есть, ТОТ МИР, то люди там живут по своим законам…

Священник Георгий Белькинд

Три года назад после Рождества хоронили Мариночку. Вообще 2014-й был для нас каким-то смертным годом. Сразу после Пасхи умер мой очень близкий друг, осенью умерла мама, в декабре – мамина сестра родная, а потом вот – Маринина смерть.

Я чувствовал себя каким-то тупым учеником, которому учитель пытается что-то втолковать, а до него никак не доходит, и приходится повторять, повторять…

Мы поехали навестить Марину 4 января. Марина – моя ученица, она страдала диабетом 1-го типа, у нее остался муж Сергей и маленькая дочка с ДЦП.

Сережка с ней созванивался и говорил, что она в хорошем состоянии. Я взял подарки, и мы встретились на Киевском, у башни под часами. Было ровно пятнадцать минут двенадцатого.

В реанимацию пускают по одному, а с детьми вообще заходить нельзя, поэтому решили, что я пойду первый, а он побудет с Маняшей, потом поменяемся. Объяснил, что в реанимационное отделение двери закрыты, надо позвонить в звонок.

Подхожу к отделению, и вдруг двери распахиваются навстречу, и за ними такое светлое сияние. Выходит улыбчивая девушка-уборщица со своей тележкой: «Вы к кому?» - «К Марине Богдановой». - «А она умерла утром». - «Да нет, вы ошиблись, с ней созванивались». - «Ну, может быть, я перепутала…» Через полминуты появляется медсестра: «Как вы сюда попали? Вы к кому?» Объясняю про открытую дверь, и что я к Марине Богдановой. - «А вы ей кто?»

Вот тут все начало обрушиваться… Медсестра позвала врача, они ничего мне не сказали, только спросили: «Где муж?» Мы вместе спустились в холл. Я позвал Сережу, взял Маняшу и отошел в сторону. Они ему что-то говорили и ушли.

Дальше все помню, как в бреду - Сережа звонил Марининой сестре, чтобы отдать ей Маняшу, потом было много людей, потом мы остались вдвоем и как помешанные ходили по больнице - то по очереди в морг, то возвращались к врачам… К вечеру немного в себя пришли. Сидели в холле больницы и молчали. Маринина жизнь совершилась.

Вечером приехал родственник на машине, чтобы Сережка за руль не садился. Они меня отвезли на Киевский и уехали. Помню, стою около той же башни, а стрелки показывают так же четверть нового часа. Прошло восемь часов… Господь словно взял с этого места, показал смерть – как сообщение о жизни – и поставил обратно.

Три года прошло, и я немного начинаю понимать это сияние в открытых дверях реанимации. Марина была очень сильная. Для нее пребывание на границе между жизнью и смертью было чуть ли не бытовым делом, ведь для диабетика это вопрос вовремя вколотой дозы инсулина. И в таком состоянии, которое длится годами, беспрерывно, всегда, – получить образование и профессию, выйти замуж и родить ребенка…

После похорон поехали на поминки. Я таких радостных не то что поминок, собраний таких веселых в жизни не видывал. Собрались человек 40 и так о ней говорили, ну, как на дне рождения!

В какой-то момент Сережка встал говорить поминальное слово. Если бы кто с улицы в ту минуту зашел и спросил, что происходит, и ему бы сказали, что это муж, который только что с кладбища вернулся с похорон жены, – человек бы решил, что в психушку попал.

А Сережа говорил: «Так, как сейчас я чувствую ее присутствие, я редко когда чувствовал». И это была всеобщая правда.

Мариночку отпевали семь священников, кстати. Как человеку надо прожить, чтобы его семь священников отпевали?

У Мариночки в гробу лежали букеты кустовых роз. Когда прощались, я один бутончик отломил. Через год Сережке отдал эту розочку – от жены привет – и сказал ему: «Тебе надо жениться, это от нее слово». Он мне ответил тогда: «Я страшусь об этом даже думать». Недавно я ему опять про женитьбу говорил: «Маняше тяжело тебя нести».

Сергей и Маняша

Да, он ответственный отец, заботится о дочке, лечит и реабилитирует ее, но ведь на самом деле Маняша его держит и несет по жизни. Манечка – огромной мощи человек. Если Сережа женится, то в этой новой семье жизнь для Маняши будет большим благом и облегчением. И Марина будет присутствовать в этой новой жизни всегда.

Никогда Марина не говорила, что боится умереть. Все, о чем мы разговаривали, всегда было жизненное, веселое, сиюминутное, посюстороннее, здешнее, оптимистичное, пустячное, жизнеутверждающее. Ее осознание смертности было очень глубокой тайной – ни разу ни одного разговора. Но вот это ее постоянное переживание границы жизни и смерти дало ей огромный духовный опыт.

Марина с дочерью

Я думаю, она не знала о своем часе смертном. Господь для верных Своих, для любящих Его, дает смертный час тогда, когда их душа наиболее готова войти в Вечность. Смертный час не становится бессмысленным обрывом существования. Это встреча с Вечностью, которую мы хотим и о которой просим. Если так понимать, то Марина перешла в Вечность, когда была совершенно готова.

Молодой водитель, легкость и ошибка

Священник особым образом соприкасается с переживанием тайны смерти, поскольку самим служением вводится внутрь чужой жизни в самом ее финале. Смерть, конечно, является сообщением – сообщением о жизни человека, его последним словом, последним откровением. Но как постоянно отпевающий приходской священник могу сказать, что очень часто, к великому сожалению, слишком часто сообщения пустые – как эсэмэска без текста. И это настоящая религиозная катастрофа.

Но бывает и по-другому. Вот один памятный случай был у нас в Веневе. Лет семь-восемь назад попросили на кладбище отпеть молодого мужчину – лет 30, водитель, погиб в автокатастрофе.

Закрытый гроб привезли из каширского морга. Отпевание было очень легким: часто ведь чувствуешь состояние души человека, который перешел смертный порог. Я его не знал совершенно, какой жизнью он жил, по-настоящему был верующим или номинально… Но при этом меня не покидала твердая уверенность, что душа его в какой-то светлой легкости.

Когда отпевание закончилось, родственники говорят: «Батюшка, сейчас придется гроб открыть, жена не успела попрощаться». Открыли. Не знаю, что за люди работали в том морге, но такой грим наложили…

В общем, в гробу лежал шестидесятилетний старик. Когда все увидели умершего, пробежала волна цепенящего ужаса. Вдова стала оседать, ее держали четверо.

И, понимаете, если бы я вдруг попробовал им начать говорить про его душу, как-то утешать – это было бы глупо, конечно. К сожалению, для них, для овдовевшей женщины, для всех родственников теперь смерть всегда будет выглядеть так, как они случайно и ошибочно ее увидели. А подлинное сообщение осталось не передано.

После этого со вдовой мы не говорили. Большей частью люди потом не приходят. Для них обряд завершен, и на этом все закончилось.

Знаете, периодически на исповедях и в разговорах после исповеди жены (мужья-то уходят обычно раньше) спрашивают: «Батюшка, что делать? Муж снится». А кому он должен сниться, как не жене своей? К кому душе его обратиться? Но все таким суеверием покрыто, таким страхом, таким каким-то нежеланием принять это смертное сообщение. Редко-редко когда человек близкого своего усопшего готов спросить: «Как тебе? Что ты там?»

Отец и дерзкая просьба о жизни

Когда я только начал служить, практически сразу заболел папа, у него началась сухая гангрена ног, пошел некроз, и через несколько месяцев он скончался. Он умер в марте, а в феврале мы с семьей приехали попрощаться. У нас с ним был единственный разговор о вере, я спросил его: «Может быть, тебе креститься? Я уже священник, могу тебя крестить». Он сказал: «Как-то не знаю, я в жизни не встретил Бога. Что сейчас будет означать крещение?»

Больше мы не касались этой темы. Но все месяцы папиной болезни я даже не то что просил, а прямо стучал в Небеса и как-то дерзко Богу говорил: «Я теперь Твой священник, услышь меня, дай отцу жизнь». Когда прошло года два после папиной смерти, я ясно осознал, что просил мучения своему отцу. Если бы Бог меня послушался и болезнь не прогрессировала так стремительно, то это мука была бы.

Конечно, по-человечески хочется, чтобы родной был всегда рядом. Очень редко люди соглашаются смерть близкого принять как некое сообщение и начать его читать, начать его распознавать, начать его принимать.

А большей частью переживают пустоту, утрату, причем это продолжается и после периода острого горевания. Но как же так? Душа же жива, она же не исчезает.

Пациент – обругал мать матом и умер

Перескажу одну историю со слов отца Андрея, с которым мы вместе служим в Веневе. Как-то к нему пришла пожилая женщина: «Сын в больнице, причастите». Обычное дело, батюшка собрался и пошел, оказалось, что сын – взрослый мужик, пьяница, видно, что откачивали… Крещен, но до веры ему явно особо дела нет, сказала мать, что священник нужен, видимо, решил не перечить.

Отец Андрей начал читать молитвы. На окне стояло радио, достаточно громко включенное. Священник попросил выключить, потому что мешает. «Выключи», – обратилась мать к сыну, а он в ответ таким матом попер… Отец Андрей мне рассказывал: «Такой мат в адрес матери пошел! А я уже приготовил Святые Дары, беру лжицу, чтобы его причащать. И думаю, как же, ведь человек сию минуту перед причастием совершил смертный грех. Что делать? Опять его исповедовать? Или вообще его не причащать?

Растерялся и механически, что называется на автомате, поворачиваюсь к нему причащать, сам даже не понимая, как. А у него в этот момент язык посинел, вываливается, он захрипел и завалился. Умер». Нельзя на мать говорить плохие слова – Бог подал такое сообщение. В таком смысле смерть – это, конечно, сообщение последнее, окончательное и неотменяемое.

Но современным людям сложно понять все это.

Нынешняя жизнь построена на изоляции смерти, ее вытеснении, на том, чтобы человека вообще сделать неспособным переживать смерть, а это неправильно, это плохо, это сильно обедняет жизнь. Что, собственно, такое литургия? Мы должны пережить смерть Христову, стать перед крестом Его, перед гробом Его, за которым – воскресение.

Люба и последнее соборование

В первые годы служения меня позвали пособоровать женщину лет 60 в деревню недалеко от Венева. Сказали, что она наша прихожанка, но я ее как прихожанку не застал: она уже долго болела. Познакомились.

После соборования Люба говорит: «Батюшка, благословите». – «На что?» – «Хочу вашего благословения». – «На что?» – «Не принимать обезболивающие». – «Почему?» Она очень твердо сказала, тихо, спокойно так, знаете, что называется со властью, когда человек говорит, и ты не посмеешь ничего возразить: «Я хочу за Христа пострадать, пока будут силы терпеть».

Я несколько еще раз потом ездил соборовать ее. Потом дочь ее в Москву перевезла, потому что совсем худо стало, боль была нестерпимой, ей уже стали вкалывать обезболивающие. Мы с ней очень сдружились. В очередной раз пришел соборовать, и оказалось, это было последним ее соборованием.

Она очень любила соборные молитвы, она как бы восставала на глазах, сидела, бодрилась. Я помню, на пятом Евангелии, на пятом помазании вдруг спросил ее: «Люба, если Бог тебя исцелит, ты что будешь делать?» Она радостно отвечает: «Буду Его славить!» И так нам весело было. Через короткое время она умерла. Такие воспоминания – то, что укрепляет сердце, то, чего мы ищем в святых, которые дают нам уверение в вечной жизни, присутствие ее.

Поэт и друг – о смерти мы говорили весело

В том 2014 году первым из близких ушедших людей был Евгений Владимирович Туренко – известный поэт, создатель нижнетагильской поэтической школы. Родом из Венева, он жил на Урале, потом вернулся, стал восстанавливать Покровский храм.

В 2014 году на Пасху первый раз в Светлую Среду я служил первую литургию в этом храме после восстановления, в Светлый Четверток я его причащал дома – рак, он не мог уже пойти в храм. На Фомино воскресенье он преставился. В прошлом году вышла его посмертная книга, написана им в последние месяцы. Называется «Здравствуй, я». Там очень дерзновенные есть речи, например «Письма к апостолам».

ПИСЬМО СВЯТОМУ АПОСТОЛУ ПАВЛУ

Проповедь смутную протоиерей говорит,
Как многословие, властно – немым прихожанам,
И интонирует, и артистический вид
Изображает, и это не кажется странным…
Проповеди – проведи – помоги – приведи…
Я не ходок, и, сей грех на себя принимая,
К Богу стремлюсь – ото всей прописной болтовни,
Честно иду и молюсь, а дороги не знаю…
Мне ли судить, и сомнительно мне рассуждать?
Кто я – слепой и почти что юродивый – вот кто…
Буквы писать и без памяти милости ждать,
Взглядом дырявить пустые морозные окна?
К строфам, и кровным и слёзным, прислушайся, Павел!
С Божьею волей воскликни лукавому: – Сгинь!
Многих же, многих уверил уже и исправил,
Церкви Апостольской не остави. Аминь!

Мы с ним говорили о смерти, о возможном уходе очень много и весело. У него в одном стихотворении замечательная строчка такая есть:

Если ты будешь со мною на “ты”,
Я тебе буду я.

Говорю ему: “Женька, давай, когда ты умрешь, мы тебе эту строку выбьем на памятнике, а я тебе венок принесу и на ленточке напишу «Я был с ним на “ты”, и он был мне я!»” С ним всегда было весело про смерть разговаривать.

Когда я причащал его в Светлый Четверток (как оказалось, за три дня до смерти) и что-то пошутил по поводу того, что он вчера в храм должен был приползти, эх, как он в ответ задорно огрызался… Но это уже было как-то оттуда сказано. Душа усиливается, совершая смертную работу по утверждению жизни. Помните пастернаковское:

Смерть можно будет побороть
Усильем воскресенья.

Это тайна ненаблюдаемая, но иногда Господь приоткрывает завесу…

У героини самой первой истории, Марины, осталась дочь с ДЦП. Ей .