Проклятие генерала келлера. Христианский рыцарь и «бессмертный гусар» Най-Турс — граф Федор Артурович Келлер

Добрый конь подо мной,

Сам Господь надо мной.

Кто в Российской императорской кавалерии не знал графа Келлера?!

От Русской армии в последние десятилетия ее славной истории не­отделима была его высокая фигура, до старости сохранившая юноше­скую худобу и гибкость, лицо с внушительными «кавалерийскими» уса­ми, громовой командный голос, сла­ва сурового и требовательного, но и заботливого начальника. Во всем – от внешности до убеждений, от по­двигов до чудачеств, – Свиты его величества генерал-от-кавалерии граф Федор Артурович Келлер воп­лощал собою дух российского воин­ства, дух Суворова и Багратиона, Кульнева и Милорадовича, Ермоло­ва и Скобелева…

Сорок лет служил граф Келлер Российской Империи, впервые по­нюхав пороху еще в последнюю из Турецких войн. Он отправился на нее девятнадцатилетним юношей без ве­дома своих родителей после оконча­ния приготовительного пансиона Николаевского кавалерийского учи­лища, вступив вольноопределяю­щимся второго разряда в 1-ый Лейб-драгунский Московский его величе­ства полк.

Еще формально не состоя в военной службе (которая для него официально «считалась с 1877 года сентября 1 дня»), 30 августа он вы­ступает с полком на театр военных действий.

Известные из военной ис­тории названия – Силистрия, Туртукай, Плевна, Шипка, Адрианополь – места первых боев молодого «вольнопера». Там, в отряде славного Ско­белева, получает он и первые свои боевые награды – знаки отличия Во­енного Ордена IV-ой степени – «за отличия в делах под Шейновым», – и III-ей – «за занятие станции Семенли Тернова».

Впрочем, о своем награждении граф через тридцать лет скромно рассказывал своему подчиненному С.А.Топоркову так: «Сам не знаю, за что! Первый крест получил по своей неопытности: ор­динарцем вез приказание и вместо штаба наскочил на турецкий окоп. Турки обстреляли меня, а начальство увидало и наградило. А второй крест за то, что проскакал горящий мост. Вот и все!..»

«Вот и все», – но солдатскими Георгиями Ф.А. Келлер гордился всю жизнь и не снимал их, даже до­стигнув генеральских чинов. А в пер­вый офицерский чин (в прапорщики) он был произведен за отличие «Вы­сочайшим приказом в 31 день марта 1878 года», через полтора месяца вы­держав в Тверском Кавалерийском юнкерском училище экзамен на пра­во производства в следующие чины.

Через два года по распоряжению начальства корнет Келлер переводится в 6-ой гусарский Клястицкий полк и тянет в нем обычную служебную лямку от корнета до ротмистра, бо­лее семи лет командуя эскадроном, а в 1888–1889 годах проходит обучение в Офицерской кавалерийской шко­ле (в отделе эскадронных команди­ров), окончив курс «отлично». В штаб-офицерских чинах (в под­полковники в 1894 и в полковники в 1901 году он был произведен «за от­личия по службе») граф Келлер слу­жит в 24-ом драгунском Лубенском, 23-ем драгунском Вознесенском, 11-ом драгунском Харьковском полках, командует Крымским дивизионом, а затем – 15-ым драгунским Алексан­дрийским и Лейб-гвардии Драгун­ским полками.

В 1907 году полковник Келлер назначается флигель-адъю­тантом к его императорскому вели­честву, а через четыре месяца произ­водится в генерал-майоры (опять же «за отличие») с зачислением в Свиту его величества. Два года (1910 – 1912) он командовал 1-ой бригадой Кавказской кавалерийской дивизии, а Великую войну встретил генерал-лейтенантом, в должности началь­ника 10-ой кавалерийской дивизии.

Отличный строевик, неоднократ­но бравший призы за стрельбу, рубку и верховую езду, «весьма искусно», по воспоминаниям подчиненных, от­бивавшийся пикой от пяти всадни­ков, граф Федор Артурович пред­ставлял собой идеал службиста в лучшем смысле этого слова. «Служ­бу я люблю и работаю с восьми часов утра до восьми часов вечера и с вось­ми часов вечера до восьми часов утра. Надеюсь, что все мы так же будем работать», – так знакомился граф Келлер с офицерами, вступая в ко­мандование Александрийским пол­ком. (Александрийцы, а впоследст­вии 1-ый Оренбургский наследника цесаревича полк, входивший в 10-ую кавалерийскую дивизию, были его любимыми полками.)

И действи­тельно, суровый и требовательный командир немилосердно гонял своих подчиненных, готовя их к будущей боевой работе и стремясь развить в каждом солдате инициативу, само­стоятельность и понимание своего места в бою.

Высочайший смотр 3-го кавалерийского корпуса 29 марта 1916 года. За Государем в шеренге слева направо: командир корпуса генерал граф Келлер, генерал А.А. Брусилов, Великий Князь Дмитрий Павлович. Фото из личного альбома графа Келлера. (Центральный государственный кинофотофоноархив Украины им. Г.С. Пшеничного)

Свои взгляды на обуче­ние солдата он изложил в серии бро­шюр «Несколько кавалерийских вопросов», изданной в Петербурге.

«Ознакомившись близко с нашим солдатом, прозаведывав пять лет но­вобранцами, прокомандовав более десяти лет эскадронами и девять лет отдельными частями (брошюра на­писана в 1910 году. – А.К.), я убе­дился в том, что все зависит от вос­питания и обучения нашего солдата, – писал Ф.А Келлер. – … Если дать нашему солдату поуправлять само­стоятельно конем, требовать созна­тельной езды, сознательного исполнения всякой команды и приема, если похвалить и поощрить его за сметку, находчивость и самостоятельность решения в дозоре или разъезде, ко­торое он при обыкновенном воспита­нии боится проявить, то получится рассуждающий, находчивый, умный человек, интересующийся конным делом и легко схватывающий даже сложную обстановку».

Одиночная выездка, обязательно в поле (манежа не признавал!), рубка лозы, стрельба с коня на скаку по разложенным на земле бумажным мишеням, на маневрах – переправы через реки вплавь, без мостов и бро­дов, невыполнимые приказы, кото­рые выполнялись после грозного на­чальственного окрика: «Да потруди­тесь!» – так готовил своих солдат к войне граф Келлер.

И известие о на­чале войны в его 10-ой кавалерий­ской дивизии, по воспоминаниям од­ного из офицеров, было встречено «с большим подъемом и большою уве­ренностью в себе».

Хорошо подго­товленные к боевой работе полки любили своего командира и верили ему, и слава графа Келлера в 1914–1916 годы неотделима от славы его пол­ков.

«В победных реляциях Юго-За­падного фронта все чаще и чаще упоминались имена двух кавалерий­ских начальников – только двух – конница в эту войну перестала быть «царицей поля сражения» – графа Келлера и Каледина, одинаково храбрых, но совершенно противопо­ложных по характеру: «один пылкий, увлекающийся, иногда безрассудно, другой спокойный и упорный»,– пи­сал позднее генерал А.И. Деникин, вспоминавший, что Келлер водил в бой свои войска «эффектно и краси­во, как на батальных полотнах старой школы», но при этом без всякой преднамеренной рисовки – «это вы­ходило само собой»…

* * *

Иногда кажется, что судьба, не­смотря на всю свою прихотливость, имеет какие-то внутренние законо­мерности, и не случайно именно лич­ность прирожденного кавалериста графа Келлера навсегда осталась связанной с боем под деревней Ярославице 8 августа 1914 года, назван­ным военными историками «послед­ним конным боем» Великой войны (а может быть, и всей мировой истории: столкновения конных масс в 1919–1920 годы в счет не идут, так как законы Гражданской войны значительно от­личались от «классических»).

Под Ярославицами столкнулись две ка­валерийские дивизии: на подгото­вившуюся к бою, построенную в не­сколько линий и занимавшую выгод­ную позицию на возвышенностях австрийскую 4-ую кавдивизию генера­ла Э.Зарембы (21 эскадрон) граф Келлер, не задумываясь, бросил 10 (по другим источникам, 7) эскадро­нов Новгородских драгун, Одесских улан и Ингерманландских гусар, бывших в этот момент у него под ру­кой (Оренбургские казаки ввязались в бой с приданным дивизии Зарембы ландверным полком). Рискованные действия русского начальника диви­зии могли бы окончиться плачевно, если бы… граф Келлер не был бы самим собой.

«Генерал граф Келлер обладал присущей только выдающимся вое­начальникам способностью наэлект­ризовывать войска, воодушевлять и увлекать массу на самые отчаянные и опасные предприятия и на блестящие подвиги и на тяжелые жертвы», – писал о своем командире участник того боя, полковник А. Сливинский.

И исход боя был решен как этим сча­стливым талантом русского полководца, так и его личным мужеством и самоотверженностью. В самую труд­ную минуту, когда между уланскими и драгунскими эскадронами про­рвался свежий эскадрон австрийских драгун (из второй линии), граф со штабом и взводом Оренбургских ка­заков своего конвоя лично бросился на врага и боковым ударом смял его…

Начальник 10-й кавалерийской дивизии генерал-майор граф Ф.А. Келлер вручает Георгиевский крест вахмистру 1-го Оренбургского казачьего полка. Фото из личного альбома графа Келлера. (Центральный государственный кинофотофоноархив Украины им. Г.С. Пшеничного)

А тем временем предусмотрительно расположенные Келлером за левым флангом дивизии, уступом, два эс­кадрона Ингерманландских гусар под командой ротмистра Барбовича (будущего известного кавалерий­ского генерала Белой армии) стре­мительно выдвинулись вперед и, ох­ватывая фланг противника, опроки­нули и погнали его.

Преследование скоро превратилось в избиение. До 300 убитых и тяжело раненых авст­рийцев осталось на поле боя, более 650 человек было взято в плен, 8 ору­дий, пулеметы, дивизионная поход­ная канцелярия стали нашими тро­феями, – при 150 убитых с нашей стороны.

«Бой 10-ой кавалерийской дивизии 8/21 августа 1914 года пред­ставляет редчайшее явление в собы­тиях Великой европейской войны, являя собой типичный образец кава­лерийского боя со всеми фазами его развития, исключительный как по количеству участвовавших в схватке всадников, так и по наличию в нем чисто кавалерийского “сhос’а” (здесь: лобового столкновения конных частей.– АК.)»,– так оценивал этот бой полковник Сливинский.

* * *

Крупных кавалерийских сраже­ний больше не было, но война про­должалась. За геройские действия во главе 10-ой кавалерийской диви­зии, а позднее – 3-го конного корпу­са граф Келлер удостаивается на­граждения Орденом Св. Георгия IV-ой (1914) и III-ей (1915) степеней и Георгиевским Оружием (1916). Еще в конце 1914 года императрица Алек­сандра Феодоровна, шефским пол­ком которой граф Федор Артурович командовал в мирное время (15-ым драгунским Александрийским в 1904–1906 гг.), так отзывалась о нем в разговоре с офицером-Александ­рийцем С.А. Топорковым: «Ваш быв­ший командир полка граф Келлер делает что-то невероятное. Со своею дивизиею он перешел уже Карпаты и несмотря на то, что государь просит его быть поосторожнее, он отвечает ему: «иду вперед». Большой он моло­дец…»

Так выглядели действия графа Келлера со стороны, из далекого Петрограда. На людей же, видевших его в боевой обстановке, они произ­водили еще более сильное впечатле­ние, и недаром старый генерал (кото­рый, несмотря на свои шестьдесят лет, всегда старался быть поближе к бою) был кумиром как офицеров, так и солдат. Генерал П.Н. Краснов, так­же послуживший под его началом, так описывал один из эпизодов про­рыва 3-им конным корпусом австрий­ских укрепленных позиций в Букови­не в конце апреля 1915 года, за кото­рый Ф.А. Келлер был награжден Ор­деном Св. Георгия Ш-ей степени:

«Я помню, как гр[аф] Келлер по­вел нас на штурм Ржавендов и Топороуца. Молчаливо, весенним утром на черном пахотном поле выстрои­лись 48 эскадронов и сотен и 4 кон­ные батареи. Раздались звуки труб, и на громадном коне, окруженный сви­той, под развевающимся своим знач­ком явился граф Келлер. Он что-то сказал солдатам и казакам. Никто ни­чего не слыхал, но заревела солдат­ская масса «ура», заглушая звуки труб, и потянулись по грязным весенним дорогам колонны. И когда был бой – казалось, что граф тут же и вот-вот появится со своим значком. И он был тут, он был в поле, и его виде­ли даже там, где его не было. И шли на штурм весело и смело»… «Свет­лым ореолом был окружен этот во­енный до мозга костей человек», – вспоминал бывший начальник штаба 10-ой кавалерийской дивизии гене­рал-лейтенант А.В. Черячукин.

Но беспощадная история потре­бовала от старого генерала, помимо обычного мужества солдата, еще и другого рода мужества… И в первые дни «Российской республики», в марте 1917 года, граф Келлер стал одним из немногих старших началь­ников, которые решительно заявили о верности вероломно свергнутому Государю.

Судьба графа Келлера вступала в свой трагический период.

* * *

Телеграфные известия из Пет­рограда об отречении императора, смутные и неопределенные, вселяв­шие тревогу за будущее России, не могли не насторожить убежденного монархиста графа Келлера, ни мину­ты не скрывавшего своего неприятия начинавшихся перемен. По воспоми­наниям А.Г. Шкуро, командир 3-го конного корпуса собрал представи­телей от каждой сотни и эскадрона вверенных ему частей:

« – Я получил депешу, – сказал граф Келлер, – об отречении Госу­даря и о каком-то Временном прави­тельстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горе­сти, и радости, не верю, чтобы госу­дарь император в такой момент мог добровольно бросить на гибель ар­мию и Россию. Вот телеграмма, кото­рую я послал царю (цитирую по па­мяти): «3-й конный корпус не верит, что ты, государь, добровольно от­рекся от престола. Прикажи, царь, придем и защитим Тебя».

– Ура, ура! – закричали драгу­ны, казаки, гусары. – Поддержим все, не дадим в обиду императора.

Подъем был колоссальный. Все хотели спешить на выручку пленен­ного, как нам казалось, Государя…»

Но подъем солдатской массы не был разделен старшими начальника­ми. Последовав общему течению событий, опасаясь неповиновением разжечь междоусобную рознь, ги­бельную для воюющей державы (никто не знал, что эта рознь вскоре придет в войска «сверху» с преступным Приказом №1), – начальники кавалерийских дивизий решили при­сягнуть новому правительству, по­слав при этом ему адрес, содержа­щий призыв к «более энергичному проявлению своей воли».

Независи­мая позиция графа Келлера вызыва­ла у них опасения, что присяга будет сорвана; и в штаб 3-го конного кор­пуса, расположенный в городке Оргееве, выехал из Кишинева началь­ник 12-ой кавалерийской дивизии ге­нерал-лейтенант барон Маннергейм, уполномоченный своими това­рищами если и не уговорить старого генерала присягнуть самому, то, по крайней мере убедить его не удержи­вать от этого подчиненные и предан­ные ему войска

Воспоминания генерал-майора Н.В. Шинкаренко, сопровождавшего Маннергейма, сохранили для нас ат­мосферу этого вечера и «носившую­ся в воздухе, застилавшую Оргеев и этот маленький домик штаба корпу­са, грусть». «Тихо говорящие и бес­шумно двигающиеся люди. Впечат­ление такое, точно в доме кто-то тя­жело болен».

Генералы переговорили наедине.

Позиция графа Келлера осталась непоколебимой, и напрасно генерал Маннергейм уговаривал его «пожер­твовать личными политическими убеждениями для блага армии». Убеждения были вовсе не политиче­скими – отнюдь не из пристрастия к какому-либо строю или форме прав­ления, а руководствуясь нравствен­ными побуждениями, оставался ста­рый воин верным своему Государю, и ответ его заслуживает того, чтобы навеки остаться в истории:

– Я христианин. И думаю, что грешно менять присягу.

Генерал Шинкаренко сказал по этому поводу: «Он был больше, чем христианин – христианский ры­царь…»

А то, что позиция графа Келлера имела не политические, а моральные основания, еще раз подтвердилось нежеланием старого генерала вме­шиваться в процедуру принятия при­сяги 3-им конным корпусом. Не получив от царя ответа на свою теле­грамму, граф не предпринял ни од­ной попытки решительных действий, быть может надеясь, что его полки будут столь же непоколебимы в вер­ности Государю, как и он сам. «Впро­чем, можно думать, что его мало ин­тересовало, как поступят его офице­ры и солдаты, – писал Н.В. Шинкаренко.– Он знал, как надо поступать ему самому, и поступал так».

Кавалер ордена св. Георгия 3 ст., начальник 3-го кавалерийского корпуса генерал от кавалерии граф Ф. А. Келлер с чинами штаба корпуса. Фото из личного альбома графа Келлера. (Центральный государственный кинофотофоноархив Украины им. Г.С. Пшеничного)

Но ожидания Келлера, если они и были, не оправдались. У старого во­ина не оказалось союзников, столь же верных престолу и собственной совести, – таких же христианских рыцарей, готовых умереть, но не на­рушить крестного целования. Быть может, у единственного в России, на­шлись у него и душевная зоркость, чтобы разглядеть границу, заступить за которую нельзя, и душевное муже­ство, чтобы открыто исповедовать свою веру. И в годину всеобщего ос­лепления, когда даже лучшие – «из благих побуждений» – совершали поступки, ведущие Россию все даль­ше и дальше по роковому пути, когда будущий отец Белого дела генерал Алексеев советовал императору от­речься, а будущий вождь Добро­вольческой Армии генерал Корни­лов брал государыню под арест, – ни шагу не сделал по этому пути граф Келлер.

Но «за Веру и Верность» свою (давний девиз Императорской Гвар­дии) генерал-от-кавалерии граф Келлер под угрозой объявления бунтовщиком был отрешен от ко­мандования корпусом. Он подчинил­ся этому приказу, и только напосле­док, прощаясь с войсками, пропускал мимо себя полки под звуки русского гимна – «Боже, царя храни»… Вок­руг него сгущалась атмосфера злобы и ненависти, и недаром – «просто и обыденно», по воспоминаниям собеседника, – вырвались у него однаж­ды горькие слова:

– Я уже свыкся с мыслью, что ко мне в один прекрасный день придут и убьют…

Он никогда не боялся смерти, до­казательством чему две раны, пол­ученные им на поле брани; не боялся он и предательского удара из-за угла – ведь дважды в польском городе Калуше, во время командования Келлера Александрийским полком, террористы бросали в генерала бомбы, и раненный 52-мя (!) осколками, он хромал до конца жизни… Но те­перь судьба готовила старому воину новый, едва ли не самый страшный для русского генерала удар: «придти и убить» могли не «враги внешние» и не партийные бомбисты, а поддав­шиеся соблазну революционной все­дозволенности, опьяненные разгу­лом «свободы» и теряющие нравст­венные ориентиры солдаты…

Впрочем, солдаты еще сохраняли уважение к своему командиру. И ког­да, после отрешения от должности, он был под конвоем отправлен с фронта, произошла странная вещь: конвой, воспользовавшись сном кон­воируемого … сбежал от него, види­мо, тяготясь своим положением. Граф Келлер благополучно доехал до Харькова, где ему и предстояло прожить более года, увидеть круше­ние российского государства и пере­жить позор германской оккупации.

* * *

Все это время граф вел замкну­тый, уединенный образ жизни (по не­которым свидетельствам, он писал воспоминания о Великой войне, к со­жалению, скорее всего, утраченные).

Особенно уязвляло старого воина присутствие на Украине немецких войск, вступивших туда весной 1918 года, и в июне он даже говорил гене­рал-майору Б.И.Казановичу, что «почти не выходит на улицу, так как не переносит вида немецких касок».

Именно поэтому он с недоверием от­носился и к организуемой в Киеве союзом «Наша родина» так называе­мой «Южной армии», руководитель которой герцог Георгий Лейхтенбергский считал, что немцы «пришли на Украину не как враги, а как друзья».

Своему бывшему подчиненному полковнику Топоркову, одно время связанному с этой организацией, граф даже посоветовал снять нару­кавный шеврон Южной армии (государственных, или «романовских» цветов), «дабы не быть скомпромети­рованным впоследствии».

Впрочем, и руководство Южной армии так же недоверчиво относилось к графу Келлеру, несмотря на кажущееся совпадение монархических позиций. Возглавлявший союз «Наша родина» М.Е. Акацатов («присяжный поверенный с неприятным лицом, неприят­ным, резким и хриплым голосом и злым языком», по характеристике герцога Лейхтенбергского), рьяный монархист, позднее перекрасивший­ся в «зеленого», всячески противо­действовал попыткам пригласить Келлера на должность командую­щего армией, «находя неудобным брать его из-за его немецкой фами­лии» (!); и сам герцог, сознавая, что «прямой, цельный характер» Федора Артуровича не позволил бы ему пе­рейти в подчинение или хотя бы под контроль германских оккупацион­ных властей, тоже отверг подобные планы, несмотря на то, что в рядах Южной армии было немало офице­ров, с радостью ставших бы под ко­мандование легендарного генерала.

Генерал Келлер с чинами штаба корпуса. Фото из личного альбома графа Келлера. (Центральный государственный кинофотофоноархив Украины им. Г.С. Пшеничного)

Наверное, скептическая оценка графом Келлером деятельности Акацатова и герцога Лейхтенберг­ского была вполне справедлива: серьезной роли в Гражданской войне их Южная армия так и не сыграла, лишь понапрасну отвлекая в свои ря­ды желающих бороться с большевиками офицеров и компрометируя мо­нархическую идею сотрудничеством с немцами.

Но Келлер не видел при­емлемой альтернативы и в Добровольческой армии, и на предложение генерала Казановича вступить в ее ряды также отвечал отказом: «непредрешенческая» позиция Алексе­ева и Деникина не могла удовлетво­рить искреннего монархиста.

«Объе­динение России великое дело, – пи­сал граф верховному руководителю Добровольческой армии генералу Алексееву в июне 1918 года, – но такой лозунг слишком неопределен­ный, и каждый даже Ваш доброволец чувствует в нем что-то недосказан­ное, так как каждый человек понима­ет, что собрать и объединить рассы­павшихся можно только к одному оп­ределенному месту или лицу. Вы же об этом лице, которым может быть только прирожденный, законный Го­сударь, умалчиваете…»

Вряд ли мог Келлер побороть в себе и скрытую неприязнь к руководству Добро­вольческой армии, основатели кото­рой – М.В.Алексеев и Л.Г.Корнилов сыграли весьма двусмысленную роль в Февральском перевороте. Эта неприязнь прорвалась у графа, например, в словах, сказанных о Корнилове еще при его жизни:

«Корнилов – революционный генерал… пускай пытается спасать российскую демократию… Я же могу повести армию только с Богом в сердце и с царем в душе. Только вера в Бога и мощь царя могут спасти нас, только старая армия и всенародное раскаяние могут спасти Россию, а не демократическая армия и «свободный» народ. Мы видим, к чему привела нас свобода: к позору и невиданному унижению».

И мнение о Добровольческой армии как об армии «демократической» не изменилось у Келлера и после по­сещения им Екатеринодара, осво­божденного от большевиков в нача­ле августа. В самом деле, можно только догадываться, какие чувства мог испытывать старый монархист к армии, поющей «мы былого не жале­ем, царь нам не кумир» (гимн Корниловского ударного полка, черно-красная символика двухцветных по­гон которого истолковывалась злы­ми языками как «земля и воля»)…

В то же время, даже не приемля взглядов Деникина, Келлер настоя­тельно рекомендовал ему объеди­нить руководство всеми антибольшевицкими силами, действующими на Юге России. Но трения между командованием Добровольческой ар­мии и Донским атаманом П.Н. Красновым (не говоря уже о гетмане Украины П.П.Скоропадском с его от­кровенно германофильской полити­кой) делали подобное объединение невозможным. Ничего не добив­шись, граф Федор Артурович воз­вращается в Харьков.

Туда к нему и приехали в конце октября члены Государственной Ду­мы Дерюгин, Лавриновский, Гор­ский, сенатор Туган-Барановский и Ветчинкин, именовавшие себя «Со­ветом обороны Северо-Западной Области». Рассказав Келлеру об ор­ганизации белых отрядов в районе Пскова (по другим источникам – Вильны или Двинска), они предло­жили ему возглавить имеющую быть сформированной «Северную ар­мию», независимую от германского командования и монархическую по своей идеологии.

Это предложение было с радостью принято, ибо вы­нужденное бездействие давно тяго­тило старого генерала («принять ак­тивное участие в борьбе с большеви­ками он очень хотел, но только при условии, чтобы эта борьба велась от­крыто именем самодержавного царя всея Руси», – писал о Келлере гене­рал-лейтенант П.И.Залесский).

Гра­фу показалось, что он наконец-то на­шел союзников и помощников среди «общественности», о которой ранее говорил так: «часть интеллигенции держится союзнической ориентации, другая, большая часть – при­верженцы немецкой ориентации, но те и другие забыли о своей русской ориентации». Ему не суждено было узнать, что он вновь был обманут в своих ожиданиях.

Больно говорить, но трагическая и преждевременная гибель уберегла его еще от одного разочарования – приехав в Псков, он бы ничего не нашел там, кроме раз­розненных и слабых полу-партизанских отрядов, зависимых от немцев, не имевших дисциплины и не дове­рявших своему командиру, генерал-майору Вандаму… Деятельность же «Совета обороны» при ближайшем рассмотрении вызывает сильные по­дозрения, т.к. его представители (Г.М. Дерюгин и Н.Н. Лавриновский), вернувшиеся в Псков в середине но­ября, привезли с собой явную фаль­шивку – якобы заключенный в Кие­ве «договор Совета обороны с гра­фом Келлером», содержащий не­мыслимые для всякого военного че­ловека пункты (назначение и смеще­ние командарма «Советом», полную подконтрольность действий коман­дования Армии «Совету» и т.п.), ко­торые властный и самолюбивый граф Федор Артурович просто не мог подписать. Но скорее всего, это политиканство «общественных дея­телей» так и осталось для него тай­ной…

* * *

Поверив рассказам «Совета обо­роны», граф Келлер приступил к формированию штаба Северной Ар­мии. В выпущенном в это время воз­звании («Призыв старого солдата») он обращается к своим боевым това­рищам:

«Во время трех лет войны, сража­ясь вместе с вами на полях Галиции, в Буковине, на Карпатских горах, в Венгрии и Румынии, я принимал час­то рискованные решения, но на авантюры я вас не вел никогда.

Теперь настала пора, когда я вновь зову вас за собою и сам уезжаю с первым отходящим поездом в Киев, а оттуда в Псков…

За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы – настало время исполнить свой долг…

Время терять некогда – каждая минута дорога!

Вспомните и прочтите молитву перед боем, – ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божьей помощью впе­ред за Веру, за царя и за целую неделимую нашу родину Россию».

И старый воин действительно не терял ни минуты. Уже 30 октября (все даты указаны по старому стилю) он приезжает в Киев, где продолжает собирать вокруг себя офицеров для будущей армии. В это же время им был установлен и нарукавный знак Северной армии – православный восьмиконечный серебряный крест (а возможно, и нагрудный знак – так называемый «Крест генерала Келле­ра», вопреки распространенному мнению, скорее всего не являвшийся наградой).

На второй день своего пребывания в Киеве граф направил генералу Деникину телеграмму с вопросом, признает ли тот его коман­дующим «Северо-Западной Псков­ской монархической армией» (как видно, даже название армии в этот момент еще не устоялось), выражая готовность, в случае отрицательного ответа, отказаться от этой должно­сти. Главнокомандующий Добро­вольческой армией ответил принци­пиальным одобрением деятельности Келлера, что позволило тому счи­тать себя подчиненным Деникина (несмотря не только на расхождение во взглядах, но и на явное неравенст­во чинов и старшинства).

К середине ноября граф Келлер посчитал свою подготовительную работу по созданию Северной армии законченной и уже готовился вые­хать в Псков. «Мы с тобой через два месяца поднимем императорский штандарт над священным Крем­лем», – говорил он одному из своих помощников, генерал-майору В.А. Кислицину. За несколько дней до планируемого отъезда митропо­лит Антоний отслужил в Киево-Печерской лавре молебен, давая графу Келлеру свое благословение…

Благословил Федора Артуровича и святейший патриарх Московский и всея России Тихон, приславший христианскому рыцарю просфору и шейный образок Державной Божией Матери. Единственный из вождей белого дела, удостоился граф Кел­лер благословения святителя (ныне прославленного Русской Православной Церковью), давшего тем самым свидетельство о христианском, ду­ховном, а отнюдь не политическом характере жизненного подвига ста­рого воина. И как знать, на что благо­словлял его патриарх, наделенный от Бога даром прозорливости?..

На борьбу?

Или на мученичество?

* * *

Казаки 1-го Оренбургского казачьего полка прощаются с раненым графом перед отправкой того в госпиталь. Фото из личного альбома графа Келлера. (Центральный государственный кинофотофоноархив Украины им. Г.С. Пшеничного)

Но вряд ли сам Келлер думал в те дни о мученичестве. Он рвался в бой, он стремился поскорее выехать в Псков, но доехать туда ему было не суждено. Положение на Украине день ото дня становилось все более угрожающим. Вспыхивавшие повсе­местно восстания против гетмана Скоропадского, руководимые то большевиками, то самостийниками петлюровского толка, то просто уго­ловными элементами, грозили захле­стнуть всю Украину волной анархии и насилия.

Германские оккупацион­ные войска, эвакуирующиеся на ро­дину, где в это время тоже начина­лась революция, перестали играть сдерживающую роль, а бутафорские «украинские» части, сформирован­ные Скоропадским в течение лета 1918 года, не представляли собой серьезной боевой силы. Казалось, что спасти Киев может только чудо, и в поисках чуда гетман обратился к графу Келлеру, предложив ему воз­главить «все вооруженные силы, действующие на территории Украи­ны». По словам генерала Кислицина, «ответить в таком случае гетману Скоропадскому отказом – это зна­чило уклониться от поддержки стра­ны в критический момент»,– и Кел­лер принимает предложение Гетма­на.

Имея в виду под «всеми воору­женными силами…», помимо войск Украинской державы, свои кадры Северной армии, отдельные подраз­деления армий Южной и Астрахан­ской, а также тяготевшие к Добро­вольческой армии дружины из рус­ских офицеров и юнкеров (разре­шенные гетманом в минуты опасно­сти, когда он спешно переходил с позиций «самостийнических» на «федералистские»), – граф Келлер воспринимал свою деятельность главнокомандующего, как начало того объединения всех анти-большевицких сил, к которому он так давно стремился.

«До сведения моего до­шло, – пишет он в одном из первых своих приказов, – что некоторые из призванных, как офицеры, так и ун­тер-офицеры, отказываются прини­мать участие в подавлении настоя­щего восстания (петлюровского. – А.К.), мотивируя это тем, что они считают себя в составе Добровольческой армии и желают драться только с большевиками, а не подав­лять внутренние беспорядки на Ук­раине.

Объявляю, что в настоящее время идет работа по воссозданию России, к чему стремятся: Добровольческая, Донская, Южная, Северная и Астра­ханская армии, а ныне принимают участие и все вооруженные силы на территории Украины под моим на­чальством.

На основании этого все работаю­щие против единения России почи­таются внутренними врагами, борьба с которыми для всех обязательна, а не желающие бороться будут пред­аваться военно-полевому суду как за неисполнение моих приказов».

Последняя фраза очень харак­терна для распоряжений Келлера этих дней. Граф стремился прежде всего установить порядок в городе, где уже начиналась паника, не оста­навливаясь перед жесткими мерами (в большинстве случаев, впрочем, остававшимися лишь на бумаге).

«Все, кто любит Родину и стремится к ея воссозданию, будут всеми сила­ми поддерживаться правительством, враги же порядка и спокойствия бу­дут преследоваться беспощадно – ни национальность, ни политиче­ские взгляды роли в этом играть не могут и не должны», – такими сло­вами пресекал он, например, ползу­щие по Киеву слухи о якобы готовя­щемся погроме.

В своей деятельно­сти генерал не хотел считаться с до­казавшим свою слабость гетманским правительством, искренне полагая, что назначение его главнокоманду­ющим дало в его руки и всю граждан­скую власть. «Они думают, что я буду слушать все их глупости»,– презри­тельно говорил он об украинских ми­нистрах. И этого ему не простили…

Конечно, в военном отношении назначение графа Келлера блестяще себя оправдывало: уже начинались чудеса, и мальчишки-сердюки (гет­манская гвардия), необученные и необстрелянные, шарахавшиеся от пу­лемета, с приездом на фронт главно­командующего неожиданно пере­шли в наступление, в первом же бою отбросив сечевых стрельцов – вы­муштрованных австрийцами солдат Великой войны – и захватив четыре орудия (Келлер лично вел цепи в атаку, прихрамывая и опираясь на па­лочку)…

Но правителей Украины больше интересовало не это, а неза­висимая позиция, занятая старым ге­нералом. Главнокомандующий отда­вал приказания министрам и вызывал их к себе для доклада; оставаясь по­борником Единой Неделимой, от­кровенно не признавал искусствен­ной и уродливой «украинизации» (например, демонстративно именуя в официальных документах «гене­рального хорунжего Приходько» – «генерал-майором Приходькиным»); а в довершение всего, во имя объеди­нения командования готов был под­чинить Деникину «вооруженные си­лы на Украине», а следовательно – входившие в их состав войска Укра­инской державы и как бы не самого Гетмана… Глухое недовольство Кел­лером, накапливавшееся среди при­ближенных Скоропадского, нашло выход 14 ноября.

В этот день на Лукьяновском кладбище состоялись похороны тридцати трех офицеров Киевской добровольческой дружины генерал-майора Л.Кирпичева, зверски убитых под Киевом. Возмущенный граф Келлер, не сдержавшись, произнес какие-то не вполне ясные слова о переходе к нему всей власти до восста­новления монархии, в ответ на что испуганный гетман не замедлил из­дать приказ об отставке Келлера и замене его генералом князем Долго­руковым.

По свидетельству А.И. Деникина, в своем последнем приказе граф так объяснял свои разногласия со Скоропадским:

«1. Могу прило­жить свои силы и положить свою го­лову только для создания Великой, нераздельной, единой России, а не за отделение от России федеративного государства 2. Считаю, что без еди­ной власти в настоящее время, когда восстание разгорается во всех губер­ниях, установить спокойствие в стра­не невозможно».

Когда эти взгляды старого воина вступили в противоре­чие с психологией людей, в первую очередь дрожащих за свои посты и титулы, графу Келлеру пришлось уйти.

Всего десять дней находился граф Федор Артурович на посту главнокомандующего. И меньше трех недель продержался после его отставки гетман со своим правитель­ством. 1 декабря в Киев вошли войска Директории («Осадный корпус»), а Скоропадский, переодетый в немец­кую форму, позорно бежал, оставив лишь жалкие слова отречения:

«Я, Гетман Всея Украины, в тече­ние 7 1/2 месяцев все свои силы клал для того, чтобы вывести страну из того тяжелого положения, в котором она находится. Бог не дал мне сил справиться с этой задачей. Ныне вви­ду сложившихся условий, руковод­ствуясь исключительно благами Ук­раины, от власти отказываюсь. Павло Скоропадський»…

Князь Долгоруков, несмотря на громогласные обещания «умереть среди вверенных ему войск», также скрылся, и единственным авторитет­ным лицом в Киеве остался граф Келлер. К нему и обратились неко­торые из офицеров и добровольцев, дружины которых, оставшиеся без верховного руководства, отступали к центру города под давлением войск Осадного корпуса. Возглавив не­большой отряд (в основном из офи­церов штаба Северной Армии), граф Келлер повел его – куда? зачем? это, наверное, так и останется загадкой, – но, выйдя на Крещатик, на­ткнулся на передовые части петлю­ровцев.

После короткой стычки (не принесшей успеха ни тем, ни другим, так как петлюровцы, несмотря на численное превосходство, по-види­мому, крайне неуютно чувствовали себя на улицах незнакомого города) Келлер отвел свой поредевший от­ряд в Михайловский монастырь и там, «со слезами на глазах» (пишет очевидец), предложил офицерам расходиться. С ним осталось лишь несколько человек…

Вечером 1 декабря в монастырь приехал майор германской армии, предложивший Келлеру перейти в германскую комендатуру, где его жизнь была бы в безопасности. Но русский генерал не пожелал принять безопасность из рук оккупантов… «Несмотря на отказ, мы вывели гра­фа почти силой из кельи во двор и довели уже до выхода из ограды, – вспоминал Н. Нелидов, офицер из отряда Келлера – По дороге, по просьбе майора, накинули на графа немецкую шинель и заменили его ог­ромную папаху русской фуражкой, чему он нехотя подчинился. Когда же майор попросил его снять шашку и Георгия с шеи, чтобы эти предметы не бросались в глаза при выходе из автомобиля, граф с гневом сбросил с себя шинель и сказал: «Если вы меня хотите одеть совершенно немцем, то я никуда не пойду». После чего он повернулся и ушел обратно в келью. Ни мольбы, ни угрозы не могли уже изменить его решения…»

Вскоре в монастыре появились петлюровцы. Вряд ли это были про­сто квартирьеры одной из артилле­рийских частей (как иногда считает­ся); их целью был, несомненно, арест графа Келлера, на которого они об­ратили все свое внимание, – что и дало возможность ординарцам гене­рала скрыться, смешавшись с толпой богомольцев. С Федором Артурови­чем остались лишь два его адъютан­та, полковник А.А.Пантелеев и ротмистр Н.Н. Иванов, решившие разде­лить участь своего начальника до конца.

Около недели графа и его адъю­тантов держали под арестом. Вскоре германское командование (которое, надо отдать ему должное, сделало многое для спасения от петлюровцев русских офицеров, которым угрожа­ла расправа) потребовало у новых хозяев Киева перевести арестованных в Лукьяновскую тюрьму (быть может, рассчитывая таким образом вывести графа Келлера из-под пристального внимания петлюровцев). Но те не по­желали выпустить из своих рук рус­ского генерала. В 4 часа утра 8 декаб­ря 1918 года, при переводе на Лукьяновку, граф Ф.А. Келлер, А. А. Пантелеев и Н.Н. Иванов были убиты вы­стрелами в спину на Софийской пло­щади, у памятника Богдану Хмель­ницкому.

Это преступление (ибо стандарт­ная формулировка «застрелены при попытке к бегству» никого не могла обмануть) взволновала население Киева, по словам современника, «многих отшатнув еще более от пет­люровцев». Опасаясь какой бы то ни было огласки, комендант города, ко­мандующий Осадным корпусом отаман Е.М. Коновалец разрешил похоронить старого воина лишь с ус­ловием, «чтобы за гробом шли толь­ко самые близкие родственники по­койного». «Очевидно, – вспоминал А. В. Черячукин, – Коновалец боялся манифестаций сопровождающих по­следние останки героя». Граф Кел­лер был похоронен на Лукьяновском кладбище под чужой фамилией…

В разговоре с генералом Черячукиным, официальным представите­лем Всевеликого войска Донского, Коновалец «доказывал… что это (убийство Келлера. – А.К.) сделано без ведома Директории и его» (ко­нечно, Коновалец был обеспокоен репутацией Директории в глазах донского Атамана П.Н. Краснова, бывшего подчиненного графа Кел­лера). Но эти утверждения комен­данта Киева выглядят неубедитель­ными, а сами обстоятельства гибели русского генерала возбуждают силь­ные подозрения.

В самом деле, хотя разлагающие­ся войска Петлюры и совершили в Киеве немало бессудных убийств (по свидетельству историографа сече­ных стрельцов, в это время во многих дивизиях «пішла п’яна й безжурна гу­лянка старшинства й отаманства»), но убийство графа Келлера выделя­ется из общего ряда.

Имеются свиде­тельства, что конвоирами Келлера были сечевики, т.е. солдаты наибо­лее надежных и наименее подверг­шихся разложению частей Осадного корпуса (здесь уместно вспомнить, что сам Е.М.Коновалец был как раз «отаманом січового стрілецтва»). Ру­ководили же убийством люди из «контрразведки Ковенко», т.е. Глав­ной следственной комиссии («Головна слідча комісія») – учреждения с весьма темным назначением и чрез­вычайно сомнительной репутацией, руководимого известным в Киеве авантюристом, инженером М.Ковенко, – которое находилось под осо­бым покровительством члена Директории Андриевского. В русской мо­нархической печати сообщалось, что среди убийц был адъютант одного из приближенных Петлюры, бывшего прапорщика Тимченки.

Еще одним небезынтересным об­стоятельством преступления явля­ется и то, что на всем пути от Михайловского монастыря на Лукьяновку (практически через весь Киев) для убийства русского патриота не на­шли другого места, кроме подножия памятника Богдану Хмельницкому, – причем, чтобы выехать на Софийскую площадь, убийцам нужно было отклониться от кратчайшего и наи­более целесообразного маршрута. В этом можно заподозрить какую-то мрачную символику – и своеобраз­ная символика видна и в том, что саб­лю, принадлежавшую именно графу Келлеру, по воспоминаниям Р.Б.Гуля, преподнесли прибывшему в Киев «Головному отаману» С.В.Петлюре…

Даже если бы не было всех изло­женных выше обстоятельств, – Петлюре достаточно было только при­нять эту саблю, чтобы тем самым принять на себя и ответственность за подлое убийство. И это сразу почувствовали киевляне. Вмерзшая в лед кровь графа Келлера во время насту­пившей через несколько дней оттепели оттаяла, что, по свидетельству генерала Черячукина, “породило ле­генду, что кровь Келлера не высохнет и ляжет на голову Украины”.

* * *

… На Софийской площади давно уже не осталось и следа от тех кро­вавых пятен. Кровь старого воина затерялась в потоках крови, пролитых в страшные годы Смуты. Но и спустя десятилетия, среди имен погибших мучеников не затеряется имя христи­анского рыцаря, русского генерала графа Келлера.

Божьего воина Феодора.

В описании въезда в Киев Петлюры Константином Паустовским обращает на себя одна деталь - колоритная шашка главы Директории «Петлюра не обманул ожиданий киевских горничных, торговок, гувернанток и лавочников. Он действительно въехал в завоеванный город на довольно смирном белом коне. Коня покрывала голубая попона, обшитая желтой каймой. На Петлюре же был защитный жупан на вате. Единственное украшение – кривая запорожская сабля, взятая, очевидно, из музея, – била его по ляжкам» .
«Запорожская сабля» была не из музея, а богато украшенное боевое георгиевское наградное оружие, подаренное Николаем ІІ генералу Келлеру. Оно было выковано под рост могучего, почти двухметрового генерала. Сабля, выкованная под богатыря Келлера, совершенно не подходила под рост семинариста Петлюры (166 см.). В итоге помпезная картина въезда полководца в Киев выглядела карикатурно, что и подметил писатель Паустовский.

Речь идет о генерале от кавалерии графе Федоре Артуровиче Келлере. Прославившийся безумной личной храбростью еще рядовым в русско-турецкую войну и будучи награжден солдатскими Георгиями 3-й и 4-й степени, во время Первой Мировой войны он стал заслуженно считаться наиболее выдающимся кавалерийским начальником не только Русской армии, но и обеих противостоящих коалиций.

В 1914 году, командуя 10-й кавалерийской дивизией, в бою у деревни Ярославице на Юго-Западном фронте он разбил 4-ю австро-венгерскую кавалерийскую дивизию. Бой потряс воображение современников – обе дивизии сошлись в полном составе в конном бою, что было последним крупным кавалерийским сражением в мировой военной истории.
Императрица Александра Федоровна так писала о последующем наступлении Келлера в ходе Галицийской битвы: «Граф Келлер делает что-то невероятное. Со своею дивизиею он перешел уже Карпаты и, несмотря на то, что Государь просит его быть поосторожнее, он отвечает Ему: «Иду вперед» .

После этого еще были блестящие победы возглавляемого Келлером III конного корпуса под Хотинами, в Заднестровском сражении, в ходе Брусиловского прорыва. Только во время последнего келлеровские кавалеристы взяли в плен 60 офицеров, 3,5 тыс. нижних чинов и захватили 11 пулеметов.
Когда пришло известие из Петрограда о победе Февральской революции и отречении Николая II от престола, Келлер стал одним из двух(!) военачальников (вторым был генерал от кавалерии Хан Нахичеванский) Русской армии, кто не побежал выражать верноподданные чувства революционным властям. Оставшись верным присяге императору до конца, он послал ему следующую телеграмму: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя» .

Это не были только слова, хотя и одни такие слова в этой ситуации были Поступком с большой буквы. Генерал, собрав представителей от каждой сотни и эскадрона, сказал им: «Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал Царю» .

Генерал Шкуро следующим образом описал в своих мемуарах реакцию собравшихся у командира корпуса: «Ура, ура! - закричали драгуны, казаки, гусары. - Поддержим все, не дадим в обиду Императора. - Подъем был колоссальный. Все хотели спешить на выручку плененного, как нам казалось, Государя» .

Генерал граф Федор Артурович Келлер (сидит второй слева) с чинами штаба кавалерийских и казачьих частей. Сидят: командир бригады
Терской казачьей дивизии генерал-майор И.З.Хоранов (четвертый слева) и начальник Отряда особого назначения есаул А.Г.Шкура (пятый)

Испуганное командование армии срочно послало в Келлеру генерала Маннергейма с требованием подчиниться Временному правительству, на что будущий лидер Финляндии получил ответ: «Я христианин. И думаю, что грешно менять присягу» .

Слабовольный царь не решился идти с Келлером на Петроград, хотя успех был практически обеспечен. У мятежников не было ни одной части, готовой вступить в бой и, обожествлявший своего командира, лучший в армии конный корпус легко бы выполнил поставленную задачу. История России и мира могла пойти в другом направлении…

Отказавшись даже после молчания Николая II, присягнуть Временному правительству Келлер принял последнее торжественное прохождение корпуса перед собой под звуки «Боже, царя храни!», что могло ему стоить, как минимум, свободы.

В 1918 г. Келлер начал формировать «Северную армию», задачи которой он прямо назвал в выпущенном призыве к своим бывшим солдатам и офицерам: «Во время трех лет войны, сражаясь вместе с вами на полях Галиции, в Буковине, на Карпатских горах, в Венгрии и Румынии, я принимал часто рискованные решения, но на авантюры я вас не вел никогда. Теперь настала пора, когда я вновь зову вас за собою, а сам уезжаю с первым отходящим поездом в Киев, а оттуда в Псков... За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы - настало время исполнить свой долг... Время терять некогда - каждая минута дорога! Вспомните и прочтите молитву перед боем, - ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божьей помощью вперед за Веру, за Царя и за целую неделимую нашу родину Россию» .

Показательно, что Келлер был единственным лидером Белого движения, которого благословил на борьбу патриарх Тихон.

Однако в Киеве планы Келлера временно изменились. На столицу «Украинской Державы» наступали петлюровцы и, 5 ноября генерал принимает предложение растерявшегося гетмана Скоропадского стать главнокомандующим войсками с одновременным подчинением ему всех гражданских властей. Фактически Келлер стал главой государства и его полномочия были выше, чем у гетмана.

Главком сразу же добился значительных успехов. Жесткими мерами, включая аресты готовившего восстание в Киеве петлюровского подполья и привлечением в армию русского офицерства и добровольцев, он предотвратил немедленный крах «Скоропадии» и стабилизировал ситуацию. Если бы ему хватило времени для окончания формирования армии, то Директория никогда не захватила бы Киев.
А, возможно, последствия оказались бы еще более глобальными. Келлер обещал через два месяца «войти в Москву» и вероятность того, что он после создания боеспособной армии сделал бы это – достаточно велика. Генерал никогда не бросал слов на ветер…

Но, как и в 1917 г. перелома истории не состоялось. Скоропадский испугался, что Келлер навсегда оттеснит его от власти и станет единоличным диктатором. Поэтому под надуманным предлогом 13 ноября снимает легендарного кавалериста с должности главнокомандующего. Для генерала подобные действия гетмана стали полной неожиданностью - как политик он был предельно наивен, не понимая, как можно пожертвовать интересами государства и народа ради личных амбиций.

К Скоропадскому он действительно относился не слишком хорошо. Человеку, не приемлющему никаких компромиссов с совестью, было непонятно, как русский генерал мог стать самостийником (пусть только внешне) и пойти в услужение немцам. Как писал Келлер относительно своих жизненных принципов: «Мне казалось всегда отвратительным и достойным презрения, когда люди для личного блага, наживы или личной безопасности готовы менять свои убеждения» .

Однако никаких планов по проведению государственного переворота у него не было – слишком прямолинеен был генерал для подобных действий. Об этом свидетельствует и то, что он подчинился приказу, хотя, полностью контролируя все воинские части и добровольческие офицерские дружины в городе и пользуясь огромным авторитетом, легко мог сам устранить Скоропадского.

В итоге, данным решением гетман сам предопределил свое свержение и победу националистов.

Во время захвата Киева войсками Директории, лишенный возможности выехать из осажденного города для принятия командования Северной армией, Келлер располагался с двумя адъютантами в Михайловском Златоверхом монастыре. Бывший главнокомандующий категорически отверг предложение германского командования перейти под его защиту. Слишком генерал презирал победивших бандитов и насильников, чтобы скрываться от них, тем более при помощи немцев.
Более того, зная о начавшейся в Киеве вакханалии расстрелов и убийств, он отказался снять генеральскую форму и ордена. 20 декабря Келлер был арестован петлюровцами, а в ночь на 21 декабря был получен приказ о его переводе в Лукьяновскую тюрьму.

На самом деле - это был приказ на циничное убийство, согласованный между Петлюрой и командиром галичанских сечевых стрельцов Коновальцом, боявшихся Келлера даже пленным. Из монастыря Келлера с адъютантами Пантелеевым и Ивановым галичане повели не на Большую Житомирскую, чтобы ехать на Лукьяновку, а налево, мимо Присутственных мест – на Софийскую площадь.

При этом конвой шел в нескольких метрах позади. Почему - стало ясно через несколько минут. Когда арестованные дошли до памятника Богдану Хмельницкого, из сквера налево начали стрельбу расположившиеся в нем сечевики. Но, несмотря на многочисленные попадания (у Келлера потом насчитали 11 огнестрельных ран), убиты арестованные не были. Увидев, что генерал и офицеры живы, конвой начал их зверски рубить саблями и, вокруг памятника снег был забрызган кровью жертв.
Почему убийство произошло подобным образом понятно. Сначала его планировалось списать на неких «неустановленных злоумышленников», но когда конвойные увидели, что Келлер и адъютанты живы, им пришлось добивать мучеников, чтобы выполнить полученный приказ.

Стоит привести прекрасное художественное описание произошедшей трагедии, сделанное через десять лет известным поэтом белой эмиграции Петром Шабельским-Борком:

Когда на Киев златоглавый
Вдруг снова хлынул буйный вал,
Граф Келлер, витязь русской славы,
Спасенья в бегстве не искал.

Он отклонил все предложенья,
Не снял ни шапки, ни погон:
«Я сотни раз ходил в сраженья
И видел смерть» - ответил он.

Ну, мог ли снять он крест победный,
Что должен быть всегда на нём,
Расстаться с шапкой заповедной,
Ему подаренной Царем?..

Убийцы бандой озверелой
Ворвались в мирный монастырь.
Он вышел к ним навстречу смело,
Былинный русский богатырь.

Затихли, присмирели гады.
Их жег и мучил светлый взор,
Им стыдно и уже не рады
Они исполнить приговор.

В сопровождении злодеев
Покинул граф последний кров.
С ним - благородный Пантелеев
И верный ротмистр Иванов.

Кругом царила ночь немая.
Покрытый белой пеленой,
Коня над пропастью вздымая,
Стоял Хмельницкий, как живой.

Наглядно родине любимой,
В момент разгула темных сил,
Он о Единой - Неделимой
В противовес им говорил.

Пред этой шайкой арестантской,
Крест православный сотворя,
Граф Келлер встал в свой рост гигантский,
Жизнь отдавая за Царя.

Чтоб с ним не встретиться во взгляд,
Случайно, даже и в ночи,
Трусливо всех прикончив сзади,
От тел бежали палачи.

Мерцало утро. След кровавый
Алел на снежном серебре…
Так умер витязь русской славы
С последней мыслью о Царе

Обращает на себя внимание место убийства – не только около подножия памятника Хмельницкому, но и непосредственно под находившейся на нем надписью «Богдану Хмельницкому Единая Неделимая Россия». Место было выбрано явно неслучайно - ему придавался символический смысл. О последнем косвенно свидетельствует то, что там же, галичанами чуть раньше был убит герой войны георгиевский кавалер генерал Адрианов.
Разумеется, не обошлось и без воровства и мародерства. Подчиненные преподнесли Коновальцу отобранное у Келлера георгиевское оружие - саблю с бриллиантами, которой он был награжден за выдающуюся личную храбрость. Командир сечевиков, в свою очередь, презентовал ее Петлюре, без колебаний нацепившим на себя украденный у мертвого генерала клинок.

Это преступление, поскольку стандартная фраза «застрелены при попытке к бегству» не смогла никого обмануть, взволновало население города. Уже отвезенное на свалку тело графа благодаря епископу Нестору Камчатскому было найдено и под чужой фамилией предано земле на погосте Свято-Покровского монастыря.

Сразу после убийства по Киеву начала распространяться легенда, что, умирая, Келлер проклял своих палачей и пролитая кровь падет на их голову. Они и вправду не умерли своей смертью. Петлюре недолго пришлось любоваться в Париже вывезенной им саблей с бриллиантами – его настигли пули мстителя, а Коновальца разорвала бомба, спрятанная умельцами из НКВД в коробку конфет.

граф Келлер Федор Артурович

• Даты жизни: 12.10.1857-21.12.1918

• Биография:

Лютеранин. Из дворян Смоленской губернии. Граф. Образование получил в Приготовительном пансионе Николаевского кав. училища. В 1877 поступил нижним чином на правах вольноопределяющегося в 1-й лейб-драгунский Московский полк. Участник русско-турецкой войны 1877-78. За боевые отличия награжден знаками отличия ордена св. Георгия 3-й и 4-й ст. Выдержал офицерский экзамен при Тверском кав. юнкерском училище (1878). Прапорщик (ст. 31.03.1878). Поручик (ст. 21.02.1881). Штабс-Ротмистр (ст. 02.06.1884). Ротмистр (ст. 26.02.1887). Служил в 6-м гусарск. (18-м драг.) Клястинском (1880-1894), 24-м драг. Лубенском (1894-1901) и 23-м драг. Вознесенском полках (1901). Окончил Офицерскую кав. школу "отлично". Адьютант командующего войсками Киевского ВО (1882-1883). Подполковник (ст. 26.02.1894). Полковник (ст. 02.05.1901). Командир Крымского дивизиона (1901-1903; 2 г. 6 м.). Служил в 11-м драг. Харьковском полку (1903-1904). Командир 15-го драг. Александрийского (с 16.02.1904) и лейб-гвардии Драгунского (06.11.1906-15.05.1910) полками. Во время волнений 1905-1907 исполнял обязанности временного Калишского генерал-губернатора, был ранен и контужен взрывом брошенной в него террористами бомбы (состоял под покровительством Александровского комитета [попечения] о раненых 3-го кл.). Флигель-адьютант (1907). Генерал-майор (пр. 1907; ст. 31.05.1907) с зачислением в Свиту Его В-ва (1907-1913). Командир 1-й бригады Кавказской кав. дивизии (14.06.1910-25.02.1912). Командующий (позже начальник) 10-й кав. дивизией (25.02.1912-03.04.1915). Генерал-лейтенант (ст. 31.05.1913). Участник мировой войны. Командир 3-м кав. корпуса (03.04.1915-07.04.1917). Выделялся среди других кав. начальников своей личной храбростью и пользовался большой популярностью в войсках. За боевые отличия награжден орденами св. Георгия 4-й (ВП 27.09.1914) и 3-й (ВП 23.05.1915) ст. Ген. от кавалерии (15.01.1917; с 16.06.1916). Во время Февральской революции предлагал императору Николаю II помощь для подавления беспорядков. Отказался присягать Временному правительству. С 07.04.1917 в резерве чинов при штабе Киевского ВО. Жил в Харькове. Летом 1918 отклонил предложение предложение ген. Казановича выехать на Дон и примкнуть к Добровольческой армии. 05.11.1918 назначен гетманом Скоропадским Главнокомандующим войсками на территории Украины с подчинением ему и гражданских властей. 13.11.1918 перемещен на пост помощника ген. Долгорукова. В конце ноября принял предложение возглавить формирующуюся в Витебской и Потавской губерниях Северную белую армию, но не успел отбыть к месту ее формирования. Накануне занятия Киева войсками украинской директории взял на себя руководство обороной города. Ввиду невозможности сопротивления распустил вооруженные отряды. После занятия Киева расстрелян петлюровцами на Софийской площади.

• Чины:

на 1 января 1909г. - лейб-гвардии Драгунский полк , генерал-майор свиты ЕИВ, командир полка
он же - Свита Его Императорского Величества , генерал-майор свиты ЕИВ, генерал-майор свиты ЕИВ

• Награды:

Св. Анны 3-й ст. (1896) Св. Владимира 3-й ст. (1911) Св. Станислава 1-й ст. (1913) Св. Георгия 4-й ст. (ВП 27.09.1914) Св. Анны 1-й ст. с мечами (ВП 01.05.1915) Св. Георгия 3-й ст. (ВП 23.05.1915).

• Дополнительная информация:

-Поиск ФИО по «Картотеке Бюро по учету потерь на фронтах Первой мировой войны 1914–1918 гг.» в РГВИА -Ссылки на данную персону с других страниц сайта "Офицеры РИА"

• Источники:

(информация с сайта www.grwar.ru)

1. Наступление Юго-Западного фронта в мае-июне 1916 г. Сборник документов мировой империалистической войны на русском фронте (1914-1917). М., 1940.
2. Брусилов А.А. Мои воспоминания. М. 2001
3. Залесский К.А. Кто был кто в Первой мировой войне. М., 2003.
4. "Военный орден святого великомученика и победоносца Георгия. Биобиблиографический справочник" РГВИА, М., 2004.
5. Список генералам по старшинству. Составлен по 15.04.1914. Петроград, 1914
6. Список генералам по старшинству. Составлен по 10.07.1916. Петроград, 1916
7. ВП по военному ведомству/Разведчик №1287, 07.07.1915
8. ВП по военному ведомству/Разведчик №1291, 04.08.1915

Командир Лейб-гвардии Драгунского полка генерал-майор, граф Келлер Федор Артурович (справа) и полковник Каяндер Евгений Федорович.

Этот человек достоин киноэпопеи. Вся его жизнь - череда героических эпизодов, прекрасно отображающихся на страницах сценария и на экране. Хотелось бы изложить её в подробностях, однако формат интернет-заметки позволяет сделать это только эпизодически. Несколько изменив традициям, прокрутим «плёнку» с трагического конца, останавливаясь на самых ярких вехах жизни (или даже жития) глубоко верующего христианина (лютеранина по рождению, однако пришедшего к Православию), убеждённого монархиста, истинного патриота единой и неделимой России, генерала от кавалерии графа Фёдора Артуровича Келлера.

I. Киев. Декабрь 1918-го. Последние битвы и гибель генерала Келлера

Канун нового, 1919 года, прекрасно описан Михаилом Булгаковым в его знаменитой «Белой гвардии». Все, кто читал этот роман или смотрел его экранизации, наверняка помнят полковника Феликса Най-Турса, единственного, кто в условиях, когда в русский город Киев уже вступили банды петлюровцев, решил защищать город от пьяных орд новоявленных укронационалистов, зачастую ещё несколько месяцев назад не знавших, что они не русские, не малороссы, а именно «украинцы».

Читайте также:

Хаос в городе был полный: гетман Пётр Скоропадский (в недавнем прошлом - генерал-лейтенант Русской императорской армии, но как правитель - фигура безвольная, весьма напоминающая современного Януковича) позорно бежал. И только редкие русские патриоты из числа офицеров и юнкеров решились защищать древний Киев, исток самого Государства Российского и Церкви Русской. Словом, Мать городов русских, как он именовался в древних летописях.

Как бился с петлюровцами полковник Най-Турс, можно перечитать у Булгакова, а подлинный герой тех дней, генерал от кавалерии Фёдор Келлер, согласившийся подчиниться гетману (еще до его предательства) в качестве главнокомандующего его войсками, был уверен, что сможет сплотить вокруг себя верных русских офицеров-монархистов. И с их помощью не только освободить земли Малороссии от укронационалистических петлюровских банд, но и пойти на Москву, пообещав «через два месяца поднять Императорский штандарт над священным Кремлём».

Полковник Феликс Най-Турс в исполнении актёра Алексея Серебрякова в телесериале «Белая гвардия» (2012). Скриншот с Youtube.com

Генерал Келлер успешно нанес несколько поражений петлюровцам, после чего написал приказ-призыв о восстановлении на подконтрольной ему территории монархии (приказ не был опубликован, но сам этот факт оттолкнул от Келлера либерально настроенных офицеров). При этом генерал был правым консерватором во всем, последовательно отрицая идею «украинства» как таковую. Более того, он выступал и против идеи гетманата, считая, что необходимо возрождать единую и неделимую Россию. Так, последним его приказом, по сути, отставкой, был следующий:

«1. Могу приложить свои силы и положить свою голову только для создания Великой, нераздельной, единой России, а не за отделение от России федеративного государства.

2. Считаю, что без единой власти в настоящее время, когда восстание разгорается во всех губерниях, установить спокойствие в стране невозможно».

Тем не менее после отставки генерал остался в Киеве. После бегства Скоропадского и занятия города петлюровцами генерал Келлер с, по разным данным, от 30 до 80 офицеров и юнкеров, решил сразиться с многократно превосходившими бандами укронационалистов и пробиваться на Дон. На это его благословил, хотя сначала и отговаривал, епископ Камчатский Нестор (Анисимов), находившийся в тот момент в Киеве.

На Думской площади (нынешнем «Майдане Незалежности») отряд генерала столкнулся с петлюровцами и был вынужден отступить. Видя очевидное превосходство противника, Келлер приказал офицерам и юнкерам снять погоны и спасаться, сам же остался в Михайловском монастыре с верными ему офицерами-монархистами - полковником Андреем Пантелеевым и штаб-ротмистром Николаем Ивановым.

Еще до вступления в обитель петлюровцев к генералу Келлеру явились представители германских войск (ранее сотрудничавшие с гетманом Скоропадским, а потому фактически оккупировавшие часть Малороссии). Они предложили помочь ему бежать, сдав оружие и переодевшись в немецкую форму, но граф Келлер предпочел сдаться петлюровцам, как подобает русскому офицеру.

Укронационалисты отказались оставить генералу и его верным соратникам наградное оружие и, продержав несколько дней под арестом в монастыре, зверски убили во время перевода в киевскую Лукьяновскую тюрьму. Прямо на Софийской площади, близ святых стен храма Софии Киевской и памятника гетману Богдану Хмельницкому, на котором в те дни еще сохранялись высеченные в камне слова:

«БОГДАНУ ХМЕЛЬНИЦКОМУ

ЕДИНАЯ НЕДѢЛИМАЯ

РОСС I Я»

II. От революции февраля 1917-го к хаосу осени 1918-го

Отмотаем «киноплёнку» еще немного назад. Только что мы увидели образ подлинного белого рыцаря, обагрившего киевский ослепительно-белый декабрьский снег собственной кровью. Но кем он был чуть раньше, когда Российская Империя ещё не пала жертвой либерально-демократических заговорщиков, не сумевших удержать власть и практически без сопротивления отдавших ее одной из наиболее радикальных на тот момент политических сил - большевикам?

В дни Февральской революции граф Фёдор Келлер, незадолго до этого произведённый в чин генерала от кавалерии, находился на фронте на территории современной Молдавии. Корпус Келлера к тому времени уже отличился рядом успешных ударов по австро-венгерским войскам, в том числе в июне 1916-го, заняв румынский Кымпулунг и взяв в плен 60 австро-венгерских офицеров и около 3,5 тысяч нижних чинов. И вдруг, 3 марта 1917-го, в штаб поступает телеграмма об отречении императора Николая II от Престола. Построив корпус, граф заявил:

Я получил депешу об отречении Государя и о каком-то там Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить армию и Россию.

Киев. Украина. 1917 г. Фото: www.globallookpress.com

Генерал Келлер решительно отказался присягать самозванцам, прямо сказав: «Я христианин, и думаю, что грешно менять присягу». Он направил телеграмму бывшему Государю, однако уже 16 марта под давлением нового военного министра Гучкова и специально присланного к нему в штаб генерала Маннергейма (да-да, того самого, что впоследствии возглавит Финляндию), был вынужден уйти в отставку. Показателен последний прощальный приказ Келлера, несмотря на его немалый объём, приведу его целиком:

Сегодняшним приказом я отчислен от командования славным 3-м кавалерийским корпусом. Прощайте же, все дорогие боевые товарищи, господа генералы, офицеры, казаки, драгуны, уланы, гусары, артиллеристы, самокатчики, стрелки и все служащие в рядах этого доблестного боевого корпуса! Переживали мы с Вами вместе и горе, и радости, хоронили наших дорогих покойников, положивших жизнь свою за Веру, Царя и Отечество, радовались достигнутым с БОЖЬЕЙ помощью неоднократным успехам над врагами. Не один раз бывали сами ранены и страдали от ран. Сроднились мы с Вами. Горячее же спасибо всем Вам за Ваше доверие ко мне, за Вашу любовь, за Вашу всегдашнюю отвагу и слепое послушание в трудные минуты боя. Дай Вам Господи силы и дальше служить также честно и верно своей Родине, всегдашней удачи и счастья. Не забывайте своего старого и крепко любящего Вас командира корпуса. Помните то, чему он Вас учил. Бог Вам в помощь.

Слова не просто генерала и монархиста, но искренне, нелицемерно верующего человека, верного Христу и данной присяге. Именно поэтому несколько месяцев, находясь в Харькове с семьей, Фёдор Артурович раздумывал, примыкать ли к Белому движению, к Добровольческой армии. В последнем, как известно, идейных монархистов было немного. Позиция же большинства белых генералов была «непредрешенческой», мол, освободим Россию от большевиков, а дальше законно избранный орган определит её будущее. Граф Келлер же надеялся на возрождение монархии, говоря: «Когда настанет время провозгласить Царя, тогда мы все выступим!».

И только когда всем окончательно стало ясно, что Царская семья зверски убита в Екатеринбурге, но при этом часть белогвардейских офицеров монархических взглядов готова сплотиться в единую Северную армию, генерал решил присоединиться к ним, провозгласив свои главные жизненные принципы:

Настала пора, когда я вновь зову вас за собою... За Веру, Царя и Отечество мы присягали сложить свои головы — настало время исполнить свой долг... Вспомните и прочтите молитву перед боем, — ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя Крестным Знамением и с Божьей помощью вперед за Веру, за Царя и за целую неделимую нашу родину Россию.

Именно во главе этой Северной армии, символом которой Келлер утвердил белый крест, он и направился в ноябре 1918-го в Киев, где понадеялся сформировать из местных верных офицеров монархический корпус и направиться с ним в Псков. В Киево-Печерской лавре митрополитом Киевским и Галицким Антонием (Храповицким), также известным монархистом, был отслужен торжественный молебен. Более того, сам Святейший Патриарх Московский и всея России Тихон (Беллавин) благословил генерала Келлера, направив ему в Киев с ранее уже упоминавшимся епископом Камчатским Нестором (Анисимовым) святую просфору и Державную икону Божией Матери.

Однако все планы сломали «украинствующие». С одной стороны, безвольный гетман Скоропадский, а с другой - куда более волевой, но одержимый идеей украинского национализма Симон Петлюра. Банды петлюровцев выдвинулись на Киев, и генерал Келлер принял решение защищать Мать городов русских. И пал смертью храбрых на Софийской площади.

III. Становление русского офицера и монархиста

И наконец, прокрутим «плёнку» к самому началу. К тому, как уроженец русского Курска, выходец из семьи немца по происхождению, но верного Российской Империи генерала Артура Келлера, стал единственным во всей Империи генералом, отказавшимся присягнуть либеральной шпане из Временного правительства. Эта история тоже небезынтересна, а во многом могла бы послужить материалом для приключенческого романа или опять-таки фильма.

1877 год. Начало русско-турецкой войны. 20-летний выпускник приготовительного пансиона Николаевского кавалерийского училища, по сути, вчерашний кадет, тайком от родителей отправляется вольноопределяющимся на фронт. Участвовал во многих сражениях, брал Плевну, оборонял Шипку. За боевые отличия и храбрость в боях был награждён знаками отличия военного ордена («Георгиевскими крестами») 4-й и 3-й степеней. А уже после войны, в 1878-м, экстерном сдал экзамены на офицерское звание.

В дальнейшем - четверть века верной службы в разных полках Русской императорской армии, в том числе в Крыму, где одно время граф Келлер, к тому времени уже полковник, охранял Ливадийский дворец во время пребывания в нем Царской семьи. Известно, что будущему генералу доводилось общаться с Государем и Государыней, и венценосные особы были весьма благосклонны к офицеру, который в дальнейшем до последнего сохранял им верность.

Ярким эпизодом, вполне достойным экранизации, также является и веха 1905 года, когда в период Первой русской (а по сути, антирусской) революции граф Келлер был назначен временно исполняющим обязанности Калишского генерал-губернатора во входящем в состав Российском империи Царстве Польском. Келлер жёстко расправился с польскими революционерами, учинившими народные волнения. После чего на графа были совершены два покушения. Первое, поистине приключенческое, следующим образом описано в одной из книг, посвящённых генералу:

Келлер выехал из ворот штаба полка, его коляску подкараулил революционер, выбежавший из мебельного магазина Шипермана, и бросил завернутую в газету бомбу. Келлер поймал бомбу на лету, предупредив этим взрыв, положил ее на сиденье, а сам с револьвером бросился в магазин преследовать убегавшего террориста.

Фёдор Келлер (слева на переднем плане) и Николай II на Юго-Западном фронте. Фото: www.globallookpress.com

Второе, драматическое, завершилось серьёзным ранением ноги Фёдора Артуровича, в которой осталось около 40 осколков. Солдаты Келлера, зная, что террорист был из еврейского квартала, пытались устроить погром, но, истекая кровью и превозмогая боль, граф отдал распоряжение остановить беззаконную расправу.

После выздоровления, в 1906 году, полковник Келлер был назначен командующим лейб-гвардии Драгунским полком, а уже год спустя получил генеральский чин. Дальнейшее продвижение по службе, казалось бы, вполне обычно для русских офицеров тех лет: 1910 год - командир 1-й бригады Кавказской кавалерийской дивизии, 1912-й - командующий 10-й кавалерийской дивизией, 1913-й - получил чин генерал-лейтенанта с утверждением в должности начальника дивизии.

Многое «за кадром», но главное - не внесено в официальные документы тех лет. А это то, что генерал Келлер «за глаза» был прозван «Первой шашкой России». А потому дальнейшие его победы на фронтах Великой (Второй Отечественной) войны, которую сегодня принято именовать Первой мировой - неслучайны. Как и получение в январе 1917 года высокого чина генерала от кавалерии. Дальнейшие трагические вехи судьбы графа Келлера вам уже известны.

Не будучи военным и офицером, я не способен в полной мере оценить ратные подвиги генерала Келлера. Но будучи православным консерватором, не могу не восхититься стойкостью этого человека и его верностью Российской Империи и монархии. Увы, в те самые дни, когда у храма Святой Софии Киевской и памятника Богдану Хмельницкому пролилась кровь Фёдора Артуровича, Мать городов русских, древний Киев перестал быть русским городом. Хочется надеяться, не навсегда. И если Господь принял Своего раба Феодора в Небесных селениях, то сейчас он, находясь близ сонма многочисленных Киевских святых, вне всяких сомнений, молит Христа Спаса об этом граде и всей Юго-Западной Руси, ныне именуемой «Украиной».

Во блаженном успении вечный покой подаждь, Господи, усопшему рабу Твоему, воину Феодору, и сотвори ему вечную память!

«Прикажи, Царь, придем и защитим тебя!»

В 1928 году в русском журнале «Двуглавый орел», издававшемся во Франции, была опубликована статья, посвященная светлой памяти генерала Федора Артуровича Келлера. Той же зимой, на заупокойном богослужении в соборной церкви Знамения Божьей Матери в Париже собрались те, кто уже десять лет хранил в своем сердце глубоко почитаемый образ.

С тех пор прошло немало времени, но имя прославленного героя еще не затерялось на страницах истории. В Киеве, на территории Покровского монастыря по сей день покоятся останки русского генерала. Его жизненный путь и поныне остается примером истинной доблести, и этот пример связует воедино Россию прошлого и Россию будущего.

«Кругом измена, и трусость, и обман», - написал в своем дневнике Император Николай II в день отречения от Престола. Паутина предательства опутала самое сердце сражающейся страны, и в окружении Царя почти не осталось верных людей. Заговор проник в верхи армии, найдя поддержку у представителей генералитета, тайно сносившихся с думской оппозицией и иностранными дипломатами. Мечтая удалить от власти Царскую Чету, они мечтали о «благах» европейского либерализма.

Светское общество окончательно потеряло способность мыслить и чувствовать так, как велит Православная Церковь. Духовно отдалившись от своего монарха, оно нашло Его чужим, ненужным, лишним. Исполнялись пророческие слова Святого праведного Иоанна Кронштадтского: «Если не будет покаяния у русского народа, конец миру близок. Бог отнимет у него благочестивого Царя и пошлет бич в лице нечестивых, жестоких, самозваных правителей, которые зальют всю землю кровью и слезами».

Изменники лгали Государю о своей верности «монархической идее». Готовый отдать и корону, и жизнь для спасения своего отечества, Николай II принял решение о передаче Престола в пользу брата. Но вырванное отречение явственно провело черту, за которой началось необратимое разрушение страны и армии. Опустевший трон упразднил само понятие власти в глазах народа, расторгая все связывавшие его обязательства. Переворот перерос в революцию.

Верных присяге командиров сдерживала видимая легальность актов отречения и боязнь междоусобной войной открыть фронт. Генерал писал: «Мне известны только три эпизода резкого протеста: движение отряда генерала Иванова на Царское Село и две телеграммы, посланные Государю командирами 3-го конного и гвардейского корпусов, графом Келлером и ханом Нахичеванским. Оба они предлагали себя и свои войска в распоряжение Государя для подавления мятежа».

Воин с головы до пят, богатырь двухметрового роста, Федор Артурович Келлер считался лучшим кавалерийским начальником Русской армии и получил прозвище «первой шашки» России.

Атаман Шкуро, служивший под началом Келлера в первую мировую войну, рассказывал о нем: «Его внешность: высокая, стройная, хорошо подобранная фигура старого кавалериста, два Георгиевских креста на изящно сшитом кителе, доброе выражение на красивом, энергичном лице с выразительными, проникающими в самую душу глазами. За время нашей службы при 3-ем конном корпусе я хорошо изучил графа и полюбил его всей душой, равно как и мои подчиненные, положительно не чаявшие в нем души.

Граф Келлер был чрезвычайно заботлив о подчиненных; особое внимание он обращал на то, чтобы люди были всегда хорошо накормлены, а также на постановку дела ухода за ранеными, которое, несмотря на трудные условия войны, было поставлено образцово. Встречая раненых, выносимых из боя, каждого расспрашивал, успокаивал и умел обласкать. С маленькими людьми был ровен в обращении и в высшей степени вежлив и деликатен; со старшими начальниками несколько суховат.

Неутомимый кавалерист, делавший по сто верст в сутки, слезая с седла лишь для того, чтобы переменить измученного коня, он был примером для всех. В трудные моменты лично водил полки в атаку и был дважды ранен. Когда он появлялся перед полками в своей волчьей папахе и в чекмене Оренбургского казачьего войска, щеголяя молодцеватой посадкой, чувствовалось, как трепетали сердца обожавших его людей, готовых по первому его слову, по одному мановению руки броситься куда угодно и совершить чудеса храбрости и самопожертвования».

Федор Артурович родился 12 октября 1857 г. в Курске, в семье военного. Ему было двадцать лет, когда Россия объявила войну Турции, поднявшись на защиту избиваемых магометанами православных славян. Оставив элитное кавалерийское училище, граф Келлер поступил нижним чином в драгунский полк и отбыл на фронт. За выдающуюся храбрость он был награжден двумя солдатскими Георгиевскими крестами и произведен в офицеры.

Почти четверть века он служил в драгунских полках, пройдя путь от командира эскадрона до полкового командира. Когда смута 1905 г. охватила окраины России, он был отправлен на усмирение переведенной на военное положение Польши. Исполняя обязанности временного Калишского генерал-губернатора, Келлер подвергся нападению революционеров; раненый и контуженный при взрыве брошенной в него бомбы, он избежал гибели лишь благодаря собственной ловкости, позволившей ему поймать снаряд на лету.

Дворцовый комендант Воейков, близко знавший Келлера в бытность его командиром Лейб-гвардии Драгунского полка, назвал Федора Артуровича в своих записках «истинно русским, кристально чистым человеком, до мозга костей проникнутым чувством долга и любви к Родине». Надо сказать, что Воейков был одним из немногих в окружении Царя, кто сохранил Ему верность. В 1907 г. Николай II назначил Келлера флигель-адъютантом с зачислением в свою Свиту и производством в генеральский чин.

Выступив на германский фронт с кавалерийской дивизией, Келлер на четвертый день сражений разгромил австро-венгерскую конницу и принес первую победу Русской армии в мировой войне. Сам Государь в очередном послании к Супруге радостно сообщил о представлении генерала к ордену святого Георгия, и та отвечала Ему: «Он действительно заслужил свой крест, сейчас он отплатил нам за все, это было его пламенным желанием все эти годы».

Получив известие о революции в Петрограде и текст новой присяги, Келлер заявил, что не станет приводить к ней вверенные ему войска, так как «не понимает существа и юридического обоснования верховной власти Временного правительства». Барон Маннергейм - тот самый, что в будущем сделался правителем независимой Финляндии, уговаривал его «пожертвовать личными политическими убеждениями для блага армии», но встретил твердый отказ: «Я христианин. И думаю грешно менять присягу».

Я получил депешу, - сказал Келлер, собрав представителей от каждой сотни и эскадрона, - об отречении Государя и о каком-то Временном правительстве. Я, ваш старый командир, деливший с вами и лишения, и горести, и радости, не верю, чтобы Государь Император в такой момент мог добровольно бросить на гибель армию и Россию. Вот телеграмма, которую я послал Царю: «Третий конный корпус не верит, что Ты, Государь, добровольно отрекся от престола. Прикажи, Царь, придем и защитим Тебя».

Ура, ура! - закричали драгуны, казаки, гусары. - Поддержим все, не дадим в обиду Императора!

Ответ пришел от командующего Румынским фронтом: под угрозой объявления бунтовщиком Келлеру предписывалось сдать корпус. Не дождавшись распоряжений от Государя, он был вынужден подчиниться полученному приказу. Под звуки народного гимна «Боже, Царя храни!» шестидесятилетний генерал прощался со своими старыми полками, принимая их последний парад. В глубокой горести и со слезами провожали его бойцы.

Дворянская оппозиция и либеральная интеллигенция, руками высшего генералитета вырвавшие отречение у Николая II, не нашли понимания в народе и были неспособны сдержать расходившиеся волны, поднятые ими самими. Россия погрузилась в беспросветную анархию, Октябрь стал неизбежным продолжением Февраля.

Покинув действующую армию, Келлер жил в Харькове. На его глазах происходила «украинизация» малороссийских губерний, большевистский мятеж после октябрьского переворота в столице и последовавшее за этим занятие Украины германскими и австрийскими войсками. В ту пору Федор Артурович участвовал в деятельности тайной монархической организации, ставившей целью освобождение Царской Семьи из тобольского заточения.

В апреле 1918 г. при поддержке немцев была провозглашена Украинская держава во главе с гетманом Скоропадским, ставшая первым крепким островком среди моря всеобщей анархии. Немецкие штыки ограждали многочисленные гетманские штабы и единственную сердюцкую дивизию от посягательств большевиков.

С Дона же приходили вести, что генералы Алексеев и Деникин сражаются с красными во главе созданной ими Добровольческой армии. Келлер хотел принять участие в борьбе с большевизмом, но считал, что ее можно вести только «именем Самодержавного Царя всея Руси», следуя по пути всенародного раскаяния и воссоздания старой армии. Присоединиться к добровольцам он отказался.

«Объединение России великое дело, - писал Келлер, - но такой лозунг слишком неопределенный. Объявите, что Вы идете за законного Государя, и за Вами пойдет без колебаний все лучшее, что осталось в России, и весь народ, истосковавшийся по твердой власти». В мемуарах донского атамана Краснова, в войну командовавшего казачьей дивизией в корпусе Келлера, последний был возвышенно упомянут как «рыцарь, оставшийся безупречно верным Государю и непоколебимо преданный идее монархии».

Съехавшиеся в Киев правые деятели желали видеть Федора Артуровича во главе монархической Южной армии, создаваемой ими при помощи германских военных. Келлер отказался. «Здесь, - отмечал он, - часть интеллигенции держится союзнической ориентации, другая, большая часть - приверженцы немецкой ориентации, но те и другие забыли о своей русской ориентации».

Лишь в сентябре 1918 г. киевский митрополит Антоний Волынский отслужил в Софийском соборе панихиду по убиенному Государю - давно дошедшему из Екатеринбурга страшному известию многие вначале не хотели верить. Мировая война близилась к концу; немецкая администрация утратила всевластное положение на Украине, где ожидали появления союзников.

Прервались затянувшиеся переговоры гетмана с советской Россией, а на северных границах были замечены красные отряды. «Времени терять нельзя, - беспокоился Келлер, - высадившиеся англо-французы могут ложно учесть положение; не видя реальной силы, открыто стремящейся к объединению России и монархии, они могут вообразить, что в нашем отечестве все мечтают о республике».

В Киев прибыли псковские монархисты от имени Северной армии, по окончании формирования готовившейся принести присягу «законному Царю и Русскому государству». В полках вводились старые уставы и прежняя униформа с добавлением нашивки - белого креста на левом рукаве; в Пскове развешивались плакаты с именами известных генералов - Юденича, Гурко и Келлера как вероятных вождей. Последнему и было предложено возглавить армию.

Келлер ответил согласием, обещав «через два месяца поднять Императорский штандарт над священным Кремлем». В Киеве при новом командующем был образован монархический Совет обороны во главе с графом Безаком. В «Призыве старого солдата» Келлер обратился к своим боевым товарищам: «Настала пора, когда я вновь зову вас за собою. Вспомните и прочтите молитву перед боем - ту молитву, которую мы читали перед славными нашими победами, осените себя крестным знамением и с Божией помощью вперед за Веру, за Царя и за неделимую нашу родину Россию».

«Патриарх Тихон прислал тогда через епископа Нестора Камчатского графу Келлеру шейную иконочку Державной Богоматери и просфору, когда он должен был возглавить Северную армию», - вспоминала впоследствии жена Безака. Прибывший из Москвы Нестор Камчатский ранее являлся вдохновителем попытки спасения Царской Семьи из рук большевиков, предпринятой группой офицеров во главе с присяжным поверенным Полянским.

С ноября немецкие войска начали отход к довоенным границам по условиям заключенного перемирия. Воспользовавшись ситуацией, социалисты-самостийники со своим головным атаманом Петлюрой подняли мятеж против гетмана и его «помещицкого правительства».

Почувствовав всю опасность своего положения, Скоропадский провозгласил создание Всероссийской федерации с включением в нее Украинской державы. Знакомый с Келлером еще по службе в Царской свите, гетман просил его помощи в организации армии, для чего вручил ему «всю полноту военной и гражданской власти».

Именуя себя Главнокомандующим Украинской и Северной армиями, Федор Артурович подчеркивал, что «может приложить силы и положить голову только для создания великой, единой России, а не за отделение от нее федеративного государства». В Киеве срывали желто-голубые флаги с заменой их русскими и разбивали бюсты Шевченко, ставшие своеобразным символом самостийности. На новой должности Келлер продержался не более недели, отправленный гетманом в отставку за нелояльные действия.

В то время Северная армия отступала, оставив большевикам Псков, а под Киевом горстка добровольцев из русских дружин отбивалась от наседавших петлюровцев. Скоропадский бежал, его приближенные рассеялись. Келлер вновь взял на себя руководство обороной, несмотря на то, что имел возможность покинуть город.

Ворвавшиеся в Киев петлюровцы предавали мучительной смерти пойманных на улицах офицеров и истязали уже мертвые тела. Германские военные, преклоняясь перед доблестью Келлера, предлагали ему укрытие в случае, если он согласится снять оружие и форму, но тот не хотел расставаться в целях самосохранения ни со своими погонами, ни с полученной от Государя шашкой с надписью.

Совершенно открыто граф Келлер поселился в Михайловском монастыре с двумя находившимися при нем адъютантами. Когда петлюровцы явились туда с обыском, монахи предложили ему уйти потайным ходом, но он сам через адъютанта сообщил о себе пришедшим. Патруль объявил всех троих арестованными.

В ночь на 8 декабря 1918 г. был получен приказ об их переводе в Лукьяновскую тюрьму. Они шли вдоль стен Софийского собора, мимо памятника Богдану Хмельницкому, когда из ближайшего сквера раздался залп по арестованным. Стрельба была продолжена патрульными, добивавшими раненых выстрелами и ударами штыков в спины. Генерал Келлер пал, сраженный одиннадцатью пулями…

В его предсмертном дневнике были такие слова: «Мне казалось всегда отвратительным и достойным презрения, когда люди для личного блага, наживы или личной безопасности готовы менять свои убеждения, а таких людей громадное большинство». Явивший в себе лучшие традиции русского воинства, он был примером для своих последователей, носивших у сердца «крест Келлера» - серебряный знак без всяких надписей и дат, по преданию установленный им самим для нагрудного ношения в Северной армии.