Патрология – это живая жизнь Церкви. Патрология как Наука
Патроло́гия (от греч. πατήρ (патер), и λόγος (логос) - слово, речение) – 1) наука, занимающаяся изучением истории жизни и богословского творчества и церковных учителей; 2) богословская дисциплина, излагающая в систематическом порядке учение о жизни и богословской деятельности Отцов и учителей .
Под патрологией следует понимать дисциплину, изучающую историю христианской богословской письменности, имеющей свою вершину и средоточие в трудах Отцов Церкви (см. ).
Важно отметить, что в круг патрологических исследований входят не одни Отцы Церкви. Следуя проф. , патрология называется патрологией «не потому, что она обязывалась говорить об одних только Отцах Церкви, – она обнимает всех древних церковных писателей, – а потому, что святые отцы – носители, свидетели, истолкователи и защитники откровенной истины в таком виде, в каком она сохранилась в Церкви, – составляют главнейший и существеннейший элемент её».
Хронологические рамки патрологических исследований не могут иметь строгих пределов. Патрология изучает постепенное раскрытие христианской церковной мысли, а продолжает свое богочеловеческое существование в истории вплоть до конца времени. «Церковь Христова будет существовать до скончания мира, так до скончания мира будут являться в ней для нужд Церкви избранные орудия Духа Божия, – указывает выдающийся патролог архиепископ . – Таким образом, во всех веках могут быть мужи с качествами, необходимыми для Отцов Церкви, и мнения людские, назначающие то VI, то ХШ век, не имеют основания себе в предмете». По мнению другого известного патролога архим. , церковная мысль также продолжает свое плодотворное раскрытие в истории. Следовательно, изучать ее «надо не ограничивая её только периодом классических богословских споров или вселенских соборов, а проникая и в позднейшие века византийской письменности, давшей Церкви таких великих учителей, как преп. или св. (т.е. XI и XIV века)».
Патрология и патристика представляют собой различные богословские дисциплины. Согласно архим. Киприану (Керну), для патрологии важно изучение личности и жизнеописания церковного писателя, составление каталога его произведений, установление их подлинности, выяснение возможных влияний или заимствований. Патрология – историческая наука, она теснейшим образом связана с историей Церкви. Для патристики же важно систематическое изложение догматических и иных богословских воззрений церковных писателей, она направлена на историческое изложение богословских систем.
Методы изучения святоотеческих творений
и путь постижения Отцов Церкви
А.И. Сидоров
Для изучения святоотеческих творений в современной науке используется ряд методов, преследующих частные цели и способствующие прояснению лишь отдельных аспектов внешней стороны святоотеческого наследия. В статье рассмотрены условия, при выполнении которых возможно обретения целостного смысла в патрологических исследованиях. Этот подход автор называет путем постижения отцов Церкви.
Общеизвестно, что святоотеческие творения составляют существенную и органичную часть записанного Священного Предания , которое наряду со Священным Писанием является основой основ нашего православного бытия и нашего богословия. Но одновременно следует напомнить, что эти творения представляют собой и часть общекультурного достояния всех христианских народов. Другими словами сочинения отцов Церкви, по своей формальной стороне, суть памятники письменности и как таковые могут изучаться так же, как и все прочие памятники с применением соответствующих научных методов.
В частности, их можно рассматривать с точки зрения текстологии , включая изучение рукописной традиции того или иного произведения или группы произведений. Данные творения доступны изучению с филологической точки зрения, предполагающей анализ жанровых особенностей сочинений отцов Церкви, их стиля и т.п. Еще они (особенно эпистолярное наследие отцов) могут исследоваться как исторические источники, проливающие свет на определенные обстоятельства конкретной исторической эпохи как в земном бытии Церкви, так и светского общества. Наконец, некоторые святоотеческие творения (яркий пример тому – «Философские главы» прп. ) органично входят в контекст истории философии и в таком своем качестве предполагают определенный философский подход к ним.
Все названные методы суть средства подхода к памятникам церковной письменности, и каждый метод имеет в виду определенную частную цель (издание творений отцов, их перевод на различные языки, их анализ с филологической, исторической и философской точки зрения), достижение которой способствует удовлетворению нашей научной пытливости и прояснению ряда аспектов внешней стороны святоотеческого наследия. Напрашивается аналогия с нашей обычной человеческой жизнью, на протяжении которой мы постоянно ставим себе частные цели, порой достигая их, а порой и терпя неудачи на пути этого достижения. Однако всякий человек подспудно ощущает или же ясно осознает, что данные частные цели нисколько не подменяют основной цели его человеческой жизни, связанной с поиском и (в идеале) обретением смысла нашего земного бытия. Лишь осознание этого смысла может упорядочить хаотичную массу наших конкретных и частных целей, выстраивая их строгую архитектонику. Если обратиться от данной аналогии к святоотеческим творениям, то можно, сказать, что изучение их, помимо частных целей и связанных с ними конкретных методов исследования, должно иметь главную цель и непреходящее смысловое содержание. Тогда возникает очевидная необходимость определения, насколько это возможно для нас.
Как говорилось выше, произведения отцов Церкви являются неотъемлемым достоянием Священного Предания, которое неразрывно соединено со Священным Писанием и, по словам сербского отца Церкви, «как Священное Писание, так и Священное Предание во всех отношениях равно необходимы, равно важны, равно незаменимы» . Или, как говорит один из учеников этого отца, «они составляют одну нераздельную двуединую целостность» . В рамках подобной целостности и следует, на наш взгляд, искать главную цель изучения святоотеческих творений. Прежде всего, эту цель немыслимо обрести вне Православной Церкви, которая «несомненно, есть « апостольская». Но еще Она в самом глубоком смысле есть Церковь отцов. Эти два определения неотделимы друг от друга. Без святых отцов Церковь не будет подлинно апостольской» . Если частные цели исследования сочинений церковных писателей достижимы в некоторой степени и помимо Православия, то высший смысл такого исследования раскрывается только в Православии. В свое время священномученик четко и недвусмысленно высказался относительно Священного Писания: «Книги Священного Писания – это одно из средств, через которые в Церкви действует на людей благодатная сила Божия. Дух Божий оживляет только Тело Церкви, а потому и Священное Писание может иметь смысл и значение только в Церкви» . Другими словами, «Священное Писание – одно из проявлений благодатной жизни Церкви. Оно – имущество церковное, драгоценное и бесценное, но имущество именно церковное. Священное Писание нельзя отрывать от общей жизни церковной. Только Церковь дает смысл существованию Писания» .
Единство Священного Писания и Священного Предания в свете этого несомненного тезиса предполагает и не менее несомненный вывод из него:вне Православной Церкви нет святоотеческих творений . Эти творения, как отмечалось, можно рассматривать в качестве литературных памятников, исторических источников, философских произведений и т.д., но такое рассмотрение будет лишь рассмотрением «по букве». Естественно, подобный подход имеет свой определенный смысл и значение, но польза от этого будет только в том случае, если данный подход неразрывно связан с пониманием сочинений отцов «по духу», то есть по Духу Божиему, который дышит только в Церкви Божией. Вне этого Духа всякие научные изыскания имеют тенденцию превращаться в мертвящую букву, ибо «буква убивает, а дух животворит » (). Поэтому «Предание есть непрерывное присутствие в Церкви Духа Святого, непрерывное Божие водительство и просвещение. Церковь не связана буквой. Она движется вперед, ведомая Духом» . Постоянное причастие Духу, то есть непрестанное стояние в Православии, и открывает для нас высший смысл изучения святоотеческих творений или путь постижения отцов , в свете которого и частные научные методы исследования их обретают свое истинное значение и звучание.
Естественно возникает вопрос: что предполагает такой путь, и какие требования предъявляет он к тем, кто встает на него? По нашему глубокому убеждению, прежде всего, это – стяжание смиренномудрия, в том числе и научного смиренномудрия. В конкретном случае оно имеет, помимо всего прочего, ясно осознаваемую презумпцию: святые отцы суть люди святые (хотя, само собою разумеется, и небезгрешные), и, тем самым, не только выше любого исследователя, но и являются образцом подражания для него. Эта «дистанция святости» должна четко соблюдаться каждым, кто приступает к изучению сочинений отцов, и она исключает всякие проявления «научно-самолюбивого панибратства» по отношению к ним (такой-то отец якобы что-то «недопонял» или ошибся в том-то и том-то).
Разумеется, авторитет святых отцов не означает слепое приятие всех частных мнений того или иного Отца и не исключает определенной свободы в изучении их. В свое время один русский патролог заметил: «Чем ближе предметы святоотеческих творений к существу христианской религии, тем необходимее соглашаться с воззрениями святых Отцов на сии предметы, тем необходимее подчиняться их авторитету. И, наоборот, чем отдаленнее предметы их размышлений от круга тех истин веры и благочестия, которыми определяется сущность богооткровенного учения, тем менее можно усвоять отеческим творениям значение и важность» . Но эта свобода не должна выходить за рамки соборного веросознания Православной Церкви, то есть не должна превращаться в произвол. Ведь любая свобода всегда есть свободаради чего-то, а не свобода от чего-то: последнее и превращает ее в произвол.
В конкретном случае свобода исследования святоотеческих произведений существует только ради вхождения в живое церковное Предание и ради жизни в нем. Мы еще должны постоянно помнить, что изучение творений отцов необходимо предполагает и приобщение святоотеческому богословию, то есть оно предполагает попытку, пусть и весьма скромную и ограниченную, самому стать богословом. А эта попытка связана с большой опасностью духовного падения, поскольку известна апостольская заповедь: «Блюдите убо, како опасно ходите » () касается всех граней нашего христианского жития и нашего мышления. Невольно на память приходят слова второго Богослова: «Любомудрствовать о Боге можно не всем, потому что способны к сему люди, испытавшие себя, которые провели жизнь в созерцании, а, прежде всего, очистили, по крайней мере очищают, и душу и тело. Для нечистого же, может быть, небезопасно и прикоснуться к чистому, как для слабого зрения к солнечному лучу» . Всякое изучение святых отцов есть в той или иной степени любомудрие о Боге . Оно же необратимо превращается в суемудрие, если мы начинаем «любомудрствовать погрешительно», то есть следовать своей гордыне и не стремиться каждый день и час очищать себя. Когда такое стремление отсутствует, тогда дух суемудрия вторгается в нашу душу и ум, извращая их своим лукавством . А этот дух, как известно, исторгается, подобно всякому духу лукавства, только постом, молитвой, бдением и прочими подвижническими трудами.
Таким образом, путь постижения Отцов совершенно немыслим без аскезы , мера которой у каждого изучающего святоотеческие писания разная, но без которой мы не можем шествовать этим путем. Другими словами, изучение творений отцов необходимо и неразрывно связано с постоянным устремлением следовать им в своей жизни. Ведь общеизвестен тот факт, что все святоотеческое Предание зиждется на нерасторжимом единстве делания и созерцания . И каждый, приобщающийся этому Преданию, не может не прилагать все усилия к соблюдению данного единства, причем того единства, в котором делание является первым и необходимым условием созерцания , его незыблемым основанием. Не случайно отец сказал: «в Православии на первом месте – жития святых, а на втором – наука, причем наука жизненная, проверенная опытом, благодатная наука, лишенная всего схоластически-мертвого и по-протестански рационалистического». Это суждение со всей очевидностью относится и к православной патрологии, занимающейся изучением святоотеческих творений. Как особая область богословской и церковно-исторической науки, она, конечно, не может обойтись без тех методов, о которых речь шла выше, но ее нельзя ни в коем случае сводить к этим методам. Осуществляя конкретные задачи в своих частных исследованиях, православный патролог не может забывать о главной цели христианского жития – о своем личном спасении; обращаясь к писаниям отцов, он обязан уподоблять себя ученику, приходящему к старцу и вопрошавшему: «Как мне спастись?» Путь изучения отцов и путь спасения того, кто к ним обращается, не суть два пути, а путь – единый и единственный. Только он один – путь Жизни , как говорилось в памятниках древнецерковной письменности («Дидахе», «Послание Варнавы» и пр.); всякий другой путь (или пути) есть путь смерти .
Особое внимание следует обратить на то, что православный патролог, ретроспективно оглядываясь на историческое бытие Церкви, не может не проводить, среди прочего, и четкой грани между Православием и ересью . Конечно, ему хорошо известно, что между этими полюсами существовал (и ныне существует) ряд промежуточных явлений, но они существуют лишь постольку, поскольку тяготеют либо к одному, либо к другому полюсу. Например, в IV веке эти полюса ясно обозначались свт. и его соратниками, с одной стороны, и Арием, с другой. И пестрая картина различных догматических течений в эту эпоху ясно упорядочивалась их тяготением либо к Православию (в частности, таковым было «омиусианство»), либо к арианству (пример – «омийство» или «аномейство»). Поэтому Православие было и остается Православием, а ересь, в различных своих проявлениях, была и остается ересью. Между ними никогда не было «диалога», а всегда существовала только война или та духовная брань , о которой свидетельствует вся история Церкви. И отцы Церкви всегда в этой брани выступали против «супротивной рати», какие бы многоликие формы она не приобретала и на какие бы тактические изощрения она не умудрялась. Путь постижения отцов предполагает ясное осознание данного факта и исключает всякие попытки встать «над схваткой» ради миража некоей «научной объективности».
: сочинения, имеющие характер и содержание последней, называются патрологией (напр., «Patrologie» Мёлера и «Patrologie» Альцога), и наоборот.
Прежде патристикой называлось полное систематическое изложение учения святых отцов, и она являлась наукой богословской, патрология же имела главным предметом биографические и критико-библиографические исследования об отцах Церкви и их творениях, а также издания текста этих творений, что относило ее к области церковной истории или истории литературы. В этом смысле патрология имеет развившуюся на пространстве веков громадную литературу. Зачатки ее находятся уже в «Церковной истории» Евсевия Кесарийского, в которой сообщаются эпизодически сведения о сочинениях многих отцов Церкви и церковных писателей.
Первым специальным сочинением по патрологии было «De viris illustrious» («О знаменитых мужах») Иеронима Стридонского, доведенное до Иоанна Златоуста и для церкви христианской сделавшее то же самое, что сделали Светоний и Плутарх для мира языческого. Оно написано с целью полемики против Порфирия, Юлиана и Цельса, утверждавших, что церковь состоит лишь из невежд. Оно было переведено на греч. язык и еще в древности было известно и на Востоке. Геннадий, пресвитер массилийский (490), продолжил сочинение Иеронима до конца V в., а Исидор Севильский - до 610 г.; Ильдефонс Толедский снабдил его дополнительными примечаниями.
На Востоке патриарх Фотий (ум. 890) в своей «Библиотеке» или «μυριοβίβλιον» дает уже не один перечень, но и критику святоотеческих творений, с обширными выдержками более замечательных мест и из сочинений дотоле неизвестных, даже языческих.
Затем заслуживают упоминания из западных писателей Гонорий Отенский и Зигеберт Камбрейский, давшие в начале XII в. несколько дополнительных замечаний к предыдущим сочинениям.
В 1492 г. Иоанн Триттенгейм, аббат спангеймский, издал сочинение «De scriptoribus ecdesiastids» («О церковных писателях»). Оберт Мюрек дополнил его. Все перечисленные сочинения собраны в одно издание Альбертом Фабрилием (Гамбург, 1718).
Семнадцатый век открывает новую эру в патрологии. В область ее вводится критика, и с этого времени она принимает характер научный. В 1613 г. Роберт Беллармино издал сочинение «De scriptoribus ecclesiasticis». В 1633 г. явилось издание Галлуа (Pierre Halloix) «Illustrium ecclesiae orientalis scriptorum qui sanctitate et eruditione floruerunt» (Дуэ).
Бенедиктинец Николай Нурри в 1703-15 гг. издал в Лионе ряд диссертаций об отцах первых четырех веков и их учении: «Apparatus ad bibliothecam maximam veterum patrum et antiquorum scriptorum ecclesiasticorum». Луи Дюпен издал в 47 томах «Nouvelle bibliothéque des auteurs ecclésiastiques» (P., 1686-1711).
Более прагматическое изложение патрологического материала дал Реми Селье в «Histoire generale des auteurs sacres et ecclesiastiques» (P., 1729-1763; в 1860-65 это сочинение, исправленное и дополненное корпорацией католических богословов, издано вновь). К этому сочинению следует присоединить Тиллемона («Mémoires pour servir á 1́histoire ecclésiastique des six premiers siècles». P., 1693).
В XVIII в. для патрологии наступает период монографий. В 1789-99 гг. бенедиктинец Люмпер издал прагматический курс П. «Histoire théologique et critique de la vie, des écrits et de la doctrine des ss. Pères et d́autres écrivains ecclésiastiques», ограничивающийся лишь тремя первыми веками. Бюсс в 1828 издал «Esquisse de 1́histoire de la littérature chrétienne» (до XV в.).
Все это - труды католиков; протестанты игнорировали эту область: лишь W. Cave в 1677 г. издал «Scriptonim ecclesiasticorum historia litteraria» (Gen., 1694-99; Oxf., 1740-43; Basel, 1741-1745) и написал «Lives of the most eminent Fathers of the first four Centuries» (Oxf., 1840). Первое из этих сочинений Т. Watton продолжил до XVII в. Менее замечательно сочинение Казимира Oudin «Commentarius de scriptoribus ecclesiasticis» (1722; до IV в.).
Одной из главнейших задач патрологов было издание самих текстов творений св. отцов в подлиннике. На первом месте между такими изданиями должен быть поставлен «Patrologiae cursus completus» аббата Миня , состоящий из 161 тома серии греческой и 222 томов латинской. В новейшее время в этом издании найдено множество неисправностей и недостатков; но оно навсегда останется ценным по обширному ученому материалу, собранному, в prolegomena, почти для каждого отца и церковного писателя, и по массе перепечатанных в нем лучших монографий прежнего времени.
Ряд новейших изданий, по лучшим спискам, восполняет и исправляет патрологию Миня . Сочинения так называемых «мужей апостольских» изданы в 1875 г. (с открытиями Вриенния включительно), в 1876-1877 гг. (изд. Гебгардта, Гарнака и Цана), в 1866-1877 (изд. Гильгенфельдта, «Novum testamentum extra canonem») и в 1878 г. (изд. Функа). Апологеты изданы в «Corpus apologetarum» Отто (2-е изд. 1876). Апологии Кодрата и Аристида, недавно найденные, изданы мехитаристами в 1878 г. Есть также новые издания творений отдельных св. отцов греческих и латинских. Из старых изданий еще не потеряли вполне значения: «Magna bibliotheca veterum Patrum» (изд. de la Bigne, Париж, 1575 г. и 1654 г.), «Maxima bibliotheca veterum Patrum» (Лион, 1677), «Bibliotheca graeco-latina veterum Patrum» Галанди (1763; 380 писателей, из которых 180 нет в предыдущих изданиях). В 1880 г. изданы в Инсбруке «SS. Patrum opuscula selecta» (41 т.). В 1875-1884 гг. кардинал Питра издал 2 тома вновь найденных им отрывков и целых сочинений отцов II-IV вв., до тех пор неизвестных. Питра насчитывает 66 церковных писателей от первых четырех веков, известных по историческим упоминаниям, но самые сочинения которых доселе не найдены.
Кроме изданных трудов много сочинений в рукописях рассеяно в разных библиотеках. Для обозрения их могут служить: Th. Spizel, «Les saints arcanes des biblioth èques célèbres devoilés» (1868; в этом же труде помещены обозрение греч. рукоп. в Мюнхенской и Трирской библиотеках Hervart́a и базельской Ehingeŕa); Th. James, «Chois de manuscrits d́Oxford et de Cambridge» (1600); Thomassini для библиотек Падуанской (1639) и Венецианской (1640); Barvoet - для Эскуриальской (1648); Spannheim - для Лейденской (1674), Haes c hel - для Венской (1605); Ernst - для Медичийской во Флоренции (1641).
См. также
Литература
- Протопресвитер Иоанн Мейендорф Введение в святоотеческое богословие Нью-Йорк, 1985 (2-е издание - Вильнюс; М., 1992, ISBN 5-900785-14-9 ; 3-е издание - Клин, 2001, ISBN 5-93313-018-4 ; 4-е издание - Минск, 2001). Пер. с англ. Ларисы Волохонской.
- Еп. Григорий (В. М. Лурье). История византийской философии. Формативный период. СПб., Axioma, 2006. XX + 553 с. ISBN 5-90141-013-0 Оглавление , Раздел 1, гл. 1 , Раздел 1, гл. 2 , Раздел 2, гл. 1 , Раздел 2, гл. 2 , Раздел 4, гл. 1 , Раздел 4, гл. 2
Ссылки
- Consensus Patrum - форум, посвящённый Священному преданию, богословию и патрологии
Собрания творений Св. Отцов
- Архив «Патрология» - ссылка на rar архив ~ 380 Мб. Папка состоит из материалов сайта Святоотеческое наследие и различных патрологических трудов и трудов Св. Отцов, которых нет на pagez.ru
Wikimedia Foundation . 2010 .
Синонимы :Смотреть что такое "Патрология" в других словарях:
- (от греческого pater, латинское pater отец и...логия), богословская дисциплина, освещающая жизнь и деятельность отцов церкви … Современная энциклопедия
- (от греч. pater лат. pater отец и...логия), раздел христианского богословия, посвященный изучению биографий и произведений отцов церкви; своды их сочинений (наиболее обширный ок. 400 томов Ж. П. Миня (J. P. Migne), 19 в.) … Большой Энциклопедический словарь
ПАТРОЛОГИЯ, патрологии, мн. нет, жен. (от греч. pater отец и logos учение) (церк., лит.). То же, что патристика. Толковый словарь Ушакова. Д.Н. Ушаков. 1935 1940 … Толковый словарь Ушакова
Сущ., кол во синонимов: 1 патристика (2) Словарь синонимов ASIS. В.Н. Тришин. 2013 … Словарь синонимов
- (от pathrV и logoV) учение об отцах церкви. Теперь П.часто отожествляют с патристикой: сочинения, имеющие характер исодержание последней, называются П. (напр. Patrologie Мёлера и Palrologie Альцога), и наоборот. Прежде патристикой называлось… … Энциклопедия Брокгауза и Ефрона
Патрология - (от греческого pater, латинское pater отец и...логия), богословская дисциплина, освещающая жизнь и деятельность отцов церкви. … Иллюстрированный энциклопедический словарь
ПАТРИСТИКА ИЛИ ПАТРОЛОГИЯ греч., от pater, отец, и lego, говорю. Учение о житии Святых Отцов. Объяснение 25000 иностранных слов, вошедших в употребление в русский язык, с означением их корней. Михельсон А.Д., 1865. ПАТРИСТИКА или ПАТРОЛОГИЯ (греч … Словарь иностранных слов русского языка
- (от греч. patēr, лат. pater отец и...логия), раздел христианского богословия, посвященный изучению биографий и произведений так называемых отцов Церкви; своды их сочинений (наиболее обширный около 400 томов Ж. П. Миня, XIX в.). * * *… … Энциклопедический словарь
Что за наука такая - патрология?
Чтобы объяснить это я прибегну к сравнению. Вот два великих философа: Платон и Аристотель. Их вклад в мировую сокровищницу мудрости неоценим. Но пишут они по разному. И если мы, например, захотим глубоко разобрать какую-то тему, связанную с творчеством Платона: «Платон и его отношение к творчеству», «Идеальное у Платона», «Платоновский образ Сократа», - то мы не найдём у него некий диалог на нужную тему. Нам придётся прочитать всего Платона, прочитать научную литературу с ним связанную, и, только тогда, мы освоим нужную тему.
Аристотель пишет иначе. Он берёт тему: «Поэтика», «Этика» и по шагам разбирает воззрения всех предшественников по данной теме, а потом всё сводит в систему, которая у него формируется не без влияния Платона.
Подобную работу выполняет и патролог — только по отношению к святым отцам. Дело в том, что отцы, соблюдая внутреннее единство мировоззрения, как правило не сводили свои взгляды в стройную систему (Подобно Иоанну Дамаскину). Опыт святых — это опыт постижения Бога, а он для каждого человека и общий и уникальный. И, если мы хотим, чтобы взгляды отцов (или одного отца) были приведены в систему, если нам важно понять, как мыслили отцы (от первого до двадцать первого века) важные христианские истины — здесь и нужен патролог, который сводит отцов в систему их взглядов, создаёт некий синтез, который охватывает все века и учитывает всё, что только можно учесть.
В чём заключается её смысл?
Святые отцы, прежде чем писать, вслушивались в Духа
Святого, живущего в них. Но, в силу различных причин, любой человек может в неком конкретном случае услышать неправильно и передать неверно. Поэтому в патрологии существует принцип согласия отцов. Он страхует ц рковь от ошибки. Святой Фотий Константинопольский говорит, что, если 10 отцов сказали так, а 500 иначе, то мы должны слушать 500.
Все живущие правильной духовной жизнью христиане имеют Духа Святого. А потому все они ощущают ту же истину, которую и отцы. Это обуславливает единство понимания. Мера благодатности отцов — наивысшая. И у них был дар — найти словесные формы выражения для того, чтобы явить небесный, божественный взгляд по отношению к той или иной современной для данного поколения проблемы. Это есть одновременно дело патролога и великого поэта, а отцы были и тем и другим.
Некоторые люди воспринимают православие — как крепость посреди абсолютной тьмы. Соответственно и весь мир в таком восприятии предстаёт как место действия врага рода людского. Для отцов православие иное, это дар для всех, закваска, которая призвана преобразить бытие в Духе. Поэтому отцы с радостью выходили к людям и вдохновляли их жить добром.
Как будто вышел человек,
И вышел, и открыл ковчег,
И всё до нитки роздал.
Отцы брали любую языческую мысль в свой оборот, если только она была созвучна христианству. Поэтому они не чурались находить богодохновенные строки и у язычников. Достаточно посмотреть, как часто Григорий Богослов цитирует языческих авторов, чтоб увидеть, что это — так.
Взгляд святых отцов на бытие, это, в большинстве случаев, небесный взгляд. Поэтому и патрология помогает людям посмотреть на мир небесным, Божиим взглядом, который абсолютно адекватен бытию и наиболее полно всякую суть выражает.
Патрологические исследования имеют четкие пределы? Ограничиваются ли они каким-то определенным периодом в истории?
В православном понимании излияние Святого Духа в церкви не имеет хронологических рамок. Поэтому наша эпоха столь же святоотеческая, как и любая другая: и в древности и в будущем. Цепь святых, по мысли самих отцов, никогда не прервётся и церковь будет всегда полниться людьми Божьими. Иустин Сербский говорит, что «Церковь — это непрерывная Пятидесятница», где Дух постоянно изливается на всех верных. Поэтому в церкви никогда не было «золотого святоотеческого века», вернее, такой век в ней существует всегда, и так будет до самого конца земной истории. Серафим Саровский и Симеон Новый Богослов говорили, что благодать и сейчас та же, что при апостолах. Поэтому и святые отцы те же, и Бог тот же. И человек не меняется. И, если он идёт к Небу — Небо преображает его.
С чего бы Вы посоветовали начать изучение патрологии человеку, ранее не сталкивающемуся с ней? Трудно ли это?
Я бы посоветовал начинать с чтения, как такового. Не отдельных цитат, а отеческих произведений. Например, святого Николая Сербского. «Исповеди» блаженного Августина. Поучений оптинских старцев. А ещё посоветовал бы читать собственно патрологические исследования по святым отцам. Такое чтение обычно становится для человека живой водой, с которой невозможно расстаться. Всюду, куда только приходит отеческая мысль, приходит и свет.
Приведу пример. Когда духовник дал мне послушание преподавать детям христианскую этику в общеобразовательных и воскресных школах, встал вопрос, как это делать правильно. Эти предметы могут быть самыми интересными в школе, но могут быть и самыми скучными, если преподавать их схоластически и в отрыве от духовной жизни и духовного опыта учителя и учеников. Дореволюционный опыт не подходил для новых детей, а нового не было. Да и что это за новый опыт, на чём он должен быть основан? Тогда я стал изучать, как святые отцы и самые лучшие из учителей современности преподают, говорят детям и подросткам о православии. Их замечательный опыт оформил в единую систему, которую назвал «Святоотеческая методика преподавания». В течении многих лет этот метод я применял в нескольких общеобразовательных и множестве воскресных школ Донецкой епархии. В результате каждый урок становился для детей событием и праздником. Уроком светом, уроков радостью. Дети даже просили, чтобы этот урок проводился не только во время занятий, но и на каникулах, настолько их радовало и окрыляло происходящее. Как и всегда, святоотеческий подход оказался самым лучшим, чтобы повести детей туда, куда их зовёт учитель - к истинной жизни и Истинному Богу.
Данная методика включает в себя работу с детьми любого школьного возраста, а так же с молодёжью, и может пригодиться тем, кто проводит епархиальные молодёжные собрания. Методика равно применима и в общеобразовательных школах при преподавании предмета «Христианская этика» и в школах воскресных.
Плоды этой методики - появление у детей живого и личного доброго чувства к Богу, которое часто перерастает в молитву. Укрепление веры, осмысление себя и движений своей души, ощущение ненапрасности своей жизни, светоносности и пасхальности мира пронизанного Богом.
На таких уроках я учил детей не некой сумме знаний, но добивался двух вещей: чтобы они поняли, что Бог не просто где-то на небе живёт, но постоянно участвует в их жизни, и, чтобы они захотели с этим Богом общаться. А, как говорил афонский старец одному мудрому священнику: «если тебе Бог приведёт в руки учеников, - учи их самому главному, учи их молитве. А молитва уже научит их всему остальному».
А как Вы познакомились с этой наукой? Откуда появился такой интерес?
Когда-то, когда епископ Митрофан Никитин был ещё священником, он вошел в одну храмовую иконную лавку, посмотреть, какие там продаются книги. Увидев ассортимент, он грустно схватился за бороду и со стоном сказал: «ну почему тут одни брошюры о святой воде и конце света? Почему люди не читают Василия Великого? Григория Богослова?». Батюшка Митрофан тогда чуть не плакал, и это произвело впечатление на одну светлую христианку — мою подругу. Она пошла в библиотеку и взяла книгу Василия Великого «Шестоднев». Стала читать, и, дойдя до половины, вдруг ощутила необыкновенное тепло в сердце. Святой Василий незримо был рядом, и вся душа отзывалась на его любовь и заботу о ней. Читая дальше, она с удивлением заметила, что мысли святого удивительно современны и не утратили свою актуальность и спустя полторы тысячи лет после написания книги. А ведь она ждала, что текст будет неким благочестивым «Музеем», скучным и несовременным. Оба эти открытия не просто потрясли её — они её изменили. Эта перемена, случившаяся с ней, затронула и меня, ведь невозможно было видеть сияние её сердца и не меняться. Таким было моё первое знакомство со святыми отцами.
Позднее я заметил, что многие люди, не читавшие отцов, думают, что им это будет скучно. Так, однажды, я говорил со своей студенткой, которая к тому же училась и на психолога. Я предложил ей обратиться к святоотеческому пониманию души, и она сказала, что читала отцов, и они не произвели на неё впечатления. Когда я спросил, что именно она читала, то, оказалось, что она просматривала какую-то книжонку, где было собраны отдельные, не связанные друг с другом цитаты, и всё это подавалось во вполне схоластическом духе. Я ей сказал, что она читала не отцов, а фантазии неизвестных авторов на тему о душе. Тогда она обратилась к отцам, рекомендованным мною по теме. Обратилась к подвижникам. И её на всю жизнь вдохновил Антоний Сурожский.
Чтобы стать патрологом - нужно где-то учиться, или это призвание, зов души?
Православие имеет колоссальную культуру мысли и глубину вникновения в любой затрагиваемый вопрос. Бог даёт видеть мир целостно, и тогда ответ на вопрос занимает место в общей гармонии целого. Английский поэт Томас Элиот говорил о современных людях, что один из них едет на машине, а другой читает Аристотеля, и эти события никак не связаны между собой. Это потому, что обычный человек воспринимает мир частно, дробно. Приобщение благодати же помогает видеть бытие как целое, во взаимосвязанности частей.
И это бытие предстаёт перед человеком как хорошее. Мир хорош для того, что видит его в лучах благодати Господней. Поэтому святой Иустин Сербский говорил, что, «по своей Божественной, логосной сути, жизнь есть рай». И чистый сердцем видит, что это так.
Именно такое мировосприятие и даёт людям взгляд святых отцов. И в этом смысле патрологом, продолжателем дела и мысли отцов, может и должен быть любой человек. Но, если говорить сугубо о научном даре, который должен быть у учёного патролога, тот тут нельзя ответить иначе, чем словами Иосифа Бродского, когда его спросили, кто причислил его к поэтам. Он сказал тогда: «я думаю, это от Бога».
Какой из святых отцов Церкви Вам больше всего нравится? Почему?
В раю мы не выбираем любимчиков, но всех любим равной любовью. То же и в отношении отцов — каждый из них дорог и каждый занимает особое место в церкви и без каждого, когда его узнаёшь, не хотелось бы жить дальше. Это как решать, кто нам дороже — Серафим Саровский или жена? И как решить, если они все — это я?
В чём значение святых отцов для современного человека?
Кто не видит, какой благодатью наполнены холмы, луга, стихи великих поэтов, музыка Моцарта, научные изыскания Алексея Лосева, философиия Кьеркьегора и Платона - тот и в храме благодать не увидит. Такое отрицание мировой культуры свойственно новоначальному уровню христианской жизни, да и то не всякому. Любой опытный наставник всегда сможет рассказать о том, как святые отцы (Василий Вел кий, Иустин Философ, Григорий Богослов) относились к культуре. С каким трепетом они выбирали в неё созвучное христианству. Ведь невозможно прочитать Платона или Аристотеля и не воскликнуть вслед за древними отцами, что эти философы - христиане до Христа. а уж о том, насколько были образованы многие отцы, - это знает каждый. Духовная жизнь выражает себя не только в чтении акафистов, но и во всяком деле ради Бога и ради любимых других. Написание и чтение стихов, философия, музыка, живопись - всё это сокровища. Поэтому, среди святых есть святые поэты, философы, врачи, учёные, музыканты. А вот скучных людей, которые всюду видят только темноту и грех среди святых не бывает!
Верующий во всем способен увидеть Христа. И в литературе, и в музыке, и в человеке. У святых отцов это умение было развито глубоко. Они были настроены на Христа, а потому видели Его следы во всём, что их окружало, кроме греха. Да и грех они могли видеть своеобразно. Так, один мой знакомый удивительный священник однажды сказал, что Мария Египетская и в пороке искала Господа. Её душа хотела высоты, но, по ошибке, она принимала за высоту блудную страсть. Поэтому она даже не брала денег за свои действия. А, ведь все вокруг видели в ней лишь развратницу.
В моей жизни был случай, когда я увидел фотографии одной девушки-модели на сцене, и после, когда она думала, что её никто не видит. И тогда она, уставшая и одинокая, грустила и болела сердцем, а на сцене была вынуждена улыбаться. Где же она настоящая? Какую её примет Бог? Конечно ту, которая так страдает...
Когда обычный человек смотрит на другого, он видит повод для осуждения, видит грехи и проступки. Но, когда благодатный подвижник смотрит на другого, он видит его глубже греха, всей любовью, всей жалостью. И потому он замечает, как этот, встречный им человек, неизъяснимо прекрасен. Те же, кто находятся рядом со святым, кто читает его труды, тоже могут научиться этому. Их будет учить сама благодать, которая живёт в сердце и делах чтимого ими святого.
В настоящее время патрологию часто отождествляют с патристикой : сочинения, имеющие характер и содержание последней, называются патрологией (напр., «Patrologie» Мёлера и «Patrologie» Альцога), и наоборот. Ранее патристикой называлось полное систематическое изложение учения святых отцов, и она являлась богословской наукой, патрология же имела главным предметом биографические и критико-библиографические исследования об отцах Церкви и их творениях, а также издания текста этих творений, что относило её к области церковной истории или истории литературы. В этом смысле патрология имеет развившуюся на пространстве веков громадную литературу. Зачатки её находятся уже в «Церковной истории » Евсевия Кесарийского , в которой сообщаются эпизодически сведения о сочинениях многих отцов Церкви и церковных писателей.
История
Первым специальным сочинением по патрологии было «De viris illustrious» («О знаменитых мужах ») Иеронима Стридонского , доведенное до Иоанна Златоуста и для Христианской церкви сделавшее то же самое, что сделали Светоний и Плутарх для языческого мира. Оно написано с целью полемики против Порфирия, Юлиана и Цельса, утверждавших, что церковь состоит лишь из невежд. Оно было переведено на греческий язык и еще в древности было известно и на Востоке. Геннадий , пресвитер массилийский (490), продолжил сочинение Иеронима до конца V века, Исидор Севильский довёл свой труд до 610 года, а Ильдефонс Толедский дополнил его новыми сведениями.
(ер) - осуждены за ересь
|
||||||||||||||
Отрывок, характеризующий Патрология
Всё услышанное из уст Севера затопило в очередной раз моё сердце печалью… Я снова и снова спрашивала себя – неужели все эти невосполнимые потери закономерны?.. Неужто не существует пути, чтобы избавить мир от нечисти и злобы?!. Вся эта страшная машина глобального убиения заставляла стыть в жилах кровь, не оставляя надежды на спасение. Но в то же время, мощный поток живительной силы втекал откуда-то в мою израненную душу, открывая в ней каждую клеточку, каждый вздох на борьбу с предателями, трусами и подлецами!.. С теми, кто убивал чистых и смелых, не стесняясь, любыми средствами, только бы уничтожить каждого, кто мог оказаться для них опасным…– Расскажи мне ещё, Север! Расскажи мне, пожалуйста, про Катар… Сколько прожили они без своей Путеводной Звезды, без Магдалины?
Но Север вдруг почему-то заволновался и напряжённо ответил:
– Прости меня, Изидора, но, думаю, я расскажу тебе всё это позже… Я не могу здесь оставаться более. Прошу тебя, держись мой друг. Что бы ни случилось – постарайся быть сильной…
И, мягко растаяв, ушёл «дуновением»...
А на пороге уже снова стоял Караффа.
– Ну что ж, Изидора, надумали ли что-то порассудительнее? – не поздоровавшись, начал Караффа. – Я очень надеюсь, что эта неделя образумит Вас и мне не придётся прибегать к самым крайним мерам. Я ведь говорил Вам совершенно искренне – мне не хочется причинять вред Вашей прекрасной дочери, скорее наоборот. Я был бы рад, если бы Анна и дальше училась и познавала новое. Она пока ещё слишком вспыльчива в своих поступках и категорична в своих суждениях, но в ней живёт огромный потенциал. Можно только представить, на что она была бы способна, если позволить ему правильно раскрыться!.. Как Вы на это смотрите, Изидора? Ведь для этого мне нужно всего лишь Ваше согласие. И тогда снова у Вас будет всё хорошо.
– Не считая смерти моего мужа и отца, не так ли, Ваше святейшество? – горько спросила я.
– Ну, это было непредвиденным осложнением (!..). И ведь у Вас ещё остаётся Анна, не забывайте этого!
– А почему у меня должен вообще кто-то «оставаться», Ваше святейшество?.. У меня ведь была чудесная семья, которую я очень любила, и которая являлась для меня всем на свете! Но Вы её уничтожили… всего лишь из-за «непредвиденного осложнения», как Вы только что выразились!.. Неужели живые люди и впрямь не имеют для Вас никакого значения?!
Караффа расслабленно опустился в кресло и совершенно спокойно произнёс:
– Люди интересуют меня лишь настолько, сколь послушны они нашей святейшей церкви. Или сколь неординарны и необычны их умы. Но таковые попадаются, к сожалению, очень редко. Обычная же толпа не интересует меня вообще! Это сборище мало мыслящего мяса, которое не годится более ни на что, кроме как на выполнение чужой воли и чужих приказов, ибо их мозг не в состоянии постичь даже самую примитивную истину.
Даже зная Караффу, я чувствовала, как у меня от волнения закружилась голова... Как же возможно было жить, думая такое?!.
– Ну, а одарённые?.. Вы ведь боитесь их, Ваше святейшество, не так ли? Иначе Вы бы так зверски не убивали их. Скажите, если Вы всё равно в конце сжигаете их, то зачем же так бесчеловечно их мучить ещё до того, как взойдут на костёр? Неужели для Вас недостаточно того зверства, которое Вы творите, сжигая живьём этих несчастных?..
– Они должны покаяться и признаться, Изидора! Иначе их душа не очистится, несмотря на то, что я предам их пламени святого костра. Они обязаны избавиться от зарождения в них дьявола – должны избавиться от своего грязного Дара! Иначе их душа, придя на Землю из тьмы, снова окунётся в такую же тьму... И я не смогу выполнить свой долг – присоединить их падшие души к Господу Богу. Понимаете ли Вы это, Изидора?!
Нет, я не понимала... так как это был самый настоящий бред крайне сумасшедшего человека!.. Непостижимый мозг Караффы был для меня загадкой за семью самыми тяжёлыми замками... И постичь эту загадку, по-моему, не мог никто. Иногда святейший Папа казался мне умнейшим и образованнейшим человеком, знающим намного больше, чем любой ординарный начитанный и образованный человек. Как я уже говорила раньше, он был чудесным собеседником, блиставшим своим цепким и острым умом, который полностью подчинял себе окружавших. Но иногда... то, что он «изрекал» не было похоже на что-нибудь нормальное или понятное. Где же находился в такие минуты его редкий ум?..
– Помилуйте, Ваше святейшество, Вы ведь говорите сейчас со мной! Зачем же притворяться?!. О каком «господе» здесь идёт речь? И к какому «господу» Вы желали бы присоединить души этих несчастных «грешников»? Да и вообще, не скажете ли, какому господу Вы сами верите? Если, конечно же, верите вообще...
Вопреки моему ожиданию – он не взорвался в гневе... А всего лишь улыбнулся и учительским тоном произнёс:
– Видите ли, Изидора, человеку не нужен Бог, чтобы во что-то верить, – видя моё ошарашенное лицо, Караффа весело рассмеялся. – Не правда ли, забавно слышать это именно от меня, Изидора?.. Но правда – она правда и есть, хотя я понимаю, что из уст Римского Папы это должно звучать более чем странно. Но повторяю – человеку истинно не нужен Бог… Ему для этого хватает и другого человека. Возьмите хотя бы Христа... Он ведь был просто очень одарённым, но всё же ЧЕЛОВЕКОМ! А достало ему всего лишь пройтись по воде, оживить полумёртвого, показать ещё несколько таких же «фокусов», ну, а нам – правильно объявить, что он является сыном Бога (а значит – почти что Богом), и всё пошло точно так, как было всегда – толпа, после его смерти, с радостью понеслась за своим искупителем... даже хорошенько не понимая, что же такое он по-настоящему для них искупил...
Радомир (Иисус Христос), умевший ходить по воде...
Как я уже говорил Вам ранее, людей надо уметь направлять и правильно ими управлять, Изидора. Только тогда возможно полностью держать над ними контроль.
– Но Вы никогда не сможете контролировать целые народы!.. Для этого нужны армии, святейшество! И даже, допустив, что Вы эти народы как-то подчинили бы, я уверена, снова нашлись бы смелые люди, которые повели бы остальных отвоёвывать свою свободу.
– Вы совершенно правы, мадонна, – кивнул Караффа. – Народы не подчиняются добровольно – их надо подчинять! Но я не воин, и я не люблю воевать. Это создаёт большие и ненужные неудобства… Поэтому, чтобы подчинять мирно, я использую очень простой и надёжный способ – я уничтожаю их прошлое... Ибо без прошлого человек уязвим... Он теряет свои родовые корни, если у него нет прошлого. И именно тогда, растерянный и незащищённый, он становится «чистым полотном», на котором я могу писать любую историю!.. И поверите ли, дорогая Изидора, люди этому только радуются...так как, повторяю, они не могут жить без прошлого (даже если сами себе не желают в этом признаваться). И когда такового не имеется, они принимают любое, только бы не «висеть» в неизвестности, которая для них намного страшнее, чем любая чужая, выдуманная «история».
– И неужели Вы думаете, что никто не видит, что по-настоящему происходит?.. Ведь на Земле так много умных, одарённых людей! – возмущённо воскликнула я.
В настоящее время российская патрологическая наука возрождается. Западные достижения в этой области с недавнего времени стали доступны российским студентам и воспитанникам духовных школ. У многих в России сложилось впечатление, что в странах Западной Европы эта важнейшая богословская дисциплина тоже успешно развивается: выходят критические издания, переводятся древние и новооткрытые трактаты на современные языки, дополняются и уточняются словари и т.д. К сожалению, это совсем не так. То, что сегодня происходит в западноевропейской патрологической науке, вряд ли можно охарактеризовать как кризис; всЈ гораздо хуже.
Известный английский профессор о. А. Лаут (Prof. A. Louth), настоятель православного прихода в на севере Англии, с горечью заметил, что в Великобритании патрология "вымирает" ("is dying out"). "Вымирание" этой богословской дисциплины происходит на фоне общего богословского упадка. Привычное для английского слуха название "Department of Theology" ("факультет богословия") меняют на "Department of Theology and Religion" ("факультет богословия и религиоведения"). Перемена вывески, ясное дело, отражает перемену и в образовательной программе: всЈ более усилий направляется на изучение истории мировых религий, в то время как патрология попросту изживается. Факультеты выпускают бакалавров и магистров богословия, которые часто имеют самое приблизительное представления о богословии христианского Востока, но самое печальное то, что на таких факультетах теологические спекуляции, скажем, позднего эллинизма рассматриваются как нечто равнозначное раннехристианским воззрениям. Таковы "новые веяния".
Читая работы современных российских специалистов по патристике, создаЈтся впечатление, что в нашей российской богословской науке взят курс на компиляцию, на некритическое копирование западных схем, причЈм часто именно тех, которые в той же самой западной науке уже считаются устаревшими. Но самое печальное, копируется методология, копируется западный подход к святоотеческим авторам, западный стиль...
Главная причина такого явления заключается в том, что на протяжении длительного времени в России было почти невозможно изучать патристическую литературу, и теперь, когда все основные западные монографии стали доступны, наши учЈные стараются как можно быстрее наверстать упущенное. К чему же движутся те, кто некритически копирует западную науку, кто занимается компиляцией основных еЈ достижений? К чему же придЈт наша патрологическая наука лет через двадцать-тридцать? К такому же упадку?
В этой статье я бы хотел в общих чертах ответить на вопрос, что, собственно говоря, составляет уникальную особенность православной патрологии, чем православная патрология отличается от патрологии западноевропейских богословских факультетов.
Происхождение православной патрологии
В первую очередь, необходимо отметить, что по своей природе православная патрология, как и вообще вся патристическая литература, литургического происхождения . Своими корнями православная наука о Святых Отцах Церкви напрямую связана с церковной службой, с богослужебной гимнографией. Основоположниками нашей патрологии были те, кто составлял службы Святым Отцам. Осмысление святоотеческого наследия Церкви на христианском Востоке началось именно тогда! В этом отношении можно с уверенностью утверждать, что наша православная наука патрология начата самими же Отцами Церкви.
Св. Григорий Богослов, например, составил надгробное слово "еже о Велицем Василии". Для западной науки - это просто памятник святоотеческой письменности, один из множества. Для православных учЈных это, в первую очередь, произведение, которое Устав предписывает читать 1 января за богослужением . Св. Иоанн Дамаскин составил канон святителю Василию Великому , в котором великолепно описал его архипастырские подвиги и изложил основные идеи его богословия. Именно в этих явлениях и следует видеть зарождение и развитие православной науки об Отцах Церкви. Очевидно, что подлинная православная наука патрология родилась задолго до того, как в Европе подобрали для неЈ соответствующее название .
Православная наука о Святых Отцах развивалась. Составление служб новопрославленным Святым, труды по составлению Добротолюбия, движение коливадов, учЈные подвиги преп. Паисия Величковского -- всЈ это суть разные эпизоды истинной истории православной церковной патрологии, до сих пор ещЈ не написанной...
Смысл православной науки о Святых Отцах
Подлинная православная патрология родилась не в Свято-Сергиевском богословском Институте, не в дореволюционных Духовных Академиях, и даже не на Святой Горе. Она родилась гораздо раньше, причЈм не в университетах, которых на христианском Востоке не было, а в храме за богослужением. Вне богослужения Церкви не возможно не только заниматься патрологией, но и даже самый смысл этой научной дисциплины понять нельзя. РаспространЈнное среди монашества критическое отношение к западной науке и к некоторым отечественным подражаниям основано на том, что учЈные-академики, нередко проделывая колоссальную работу по сличению рукописей, изучению источников, многочисленных монографий и статей, оставляют без внимания самое главное: церковные службы, составленные Святым Отцам. Православная патрология начинается там, где она родилась, т. е. за богослужением. Всякий исследователь обязан начинать изучение того или иного святоотеческого автора с анализа богослужения Минеи . Излагая изученный материл, учЈный обязан, прежде всего, раскрыть смысл соответствующей церковной службы. Если же какой-нибудь исследователь пишет одно, а православная церковная служба говорит нам другое, то у студентов богословия есть все основания усомниться в такой "науке".
Когда учЈный патролог, изучающий, скажем, св. Василия Великого или св. Иоанна Златоустого, игнорирует церковные службы, он превращает свою науку в сухую, замкнутую светскую дисциплину, интересную лишь для узкого круга таких же "специалистов", как и он сам. Оставив богослужение за скобками своих научных исследований, учЈный неизбежно превращает свою науку в нечто такое, что обыкновенному прихожанину храма или монаху не интересно, причЈм по вполне естественным и объяснимым причинам. Церковному, верующему человеку нужна такая наука и такая книга, которая бы могла объяснить ему смысл всего того, что он слышит в храме за богослужением. Если же вместо этого говорится и пишется о "неоплатонизме патристических авторов", доказывается влияние платонизма или аристотелизма на того или иного автора, сопоставляются разночтения рукописей, сличаются армянские, грузинские и сирийские версии текстов, и т.п., то происходит один из неприятных парадоксов нашей науки. Сообщая читателю массу интересных и важных научных фактов, жонглируя замысловатыми словечками типа "динамизм", "экзистенциализм", "синтез", "аналитический подход", "анабасис" и "катабасис", цитируя различные богословские термины на древних восточных языках, исследователи оставляют без внимания самое главное: богословие нашего богослужения. Без этого такая наука перестаЈт быть подлинно православной, она неизбежно превращается в западное подражание, пусть и на первый взгляд безупречное с точки зрения православной догматики.
Это печальное явление, как уже было замечено выше, объясняется тем, что представители нашей отечественной науки, некритически увлекаясь западной методологией, плохо понимают смысл православного, я бы сказал, литургического учения об Отцах Церкви. Для того, чтобы лучше понять проблему, рассмотрим прежде вопрос о том, как патрология понимается на западных богословских факультетах.
О предрассудках западной патрологии
На Западе, как известно, патрология в еЈ современном виде появилась сравнительно недавно. Рассмотрим несколько хороших еЈ образцов.
Работа Дж. Квастена (J. Quasten) - это ценное пособие, переведЈнное на многие языки и неоднократно переизданное. Дж. Квастен пишет сжато, но очень увлекательно и ясно. Но что же составляет самую сущность его подхода? Дж. Квастен подходит к святоотеческой литературе исключительно хронологически : сначала рассматривается апокрифическая литература, затем Мужи Апостольские, и т.д. Так получается (и навязывается читателю) сомнительная схема; получается примитивная модель развития от простого к сложному. Если развить эту концепцию до конца, то получится, что патристические авторы просто "влияли" друг на друга "в хронологическом порядке"...
Данная хронологическая модель патрологии как науки не была "открыта" Дж. Квастеном, это есть отличительная черта западного подхода ко Святым Отцам Церкви. По этому "хронологическому" пути следовали и наши отечественные учЈные патрологи до революции, этот же "хронологический" метод был унаследован профессорами Свято-Сергиевского богословского института . Курс патрологии профессора А. И. Сидорова построен в соответствии с этой же хронологической схемой; его автор даже не скрывает компилятивный характер своей работы.
Несмотря на некоторую научную ценность "хронологического" изложения, у данной методологии наблюдается целый ряд существенных недостатков. Главный недостаток "хронологического" подхода заключается в том, что он целиком и полностью взят из светской историографии.
Для всех, кто изучал историю философии, известно, что мы вряд ли найдЈм такого профессора, который бы серьЈзно утверждал, что Платон лучше или "правильнее" Аристотеля (или наоборот). В философии подобные заявления ненаучны: философия может лишь изучать тех или иных авторов, сравнивать их идеи, определять степень из влияния на авторов последующих эпох, и т.д. Например, диалоги Платона и трактаты Аристотеля оказали больше влияния на философскую мысль, нежели хулиганские выходки Диогена Киника. Сократ, который не написал ни одной буквы, оказал такое влияние на античную мысль, что его имя делит всю историю философии на две эпохи. Специалисты по истории философии не могут ничего предложить нам, кроме хронологической концепции своей науки. Материал представлен в виде хронологической схемы, научные исследования направлены на то, чтобы изучить, заполнить соответствующие бреши; здесь и Ямвлих, и Прокл Диадох оказываются вместе, рассматриваются как равнозначные авторы. У истории философии ничего нет, кроме хронологической модели. Это было очевидно ещЈ на заре этой науки. Диоген Лаэрций тоже излагает материал хронологически...
Западная патрология адаптировала и продолжает адаптировать данную хронологическую модель. Отличительная особенность патрологии современных католических учЈных заключается в том, что в своих исследований они стремятся показать: католическое догматическое богословие основано на патристических памятниках. На православных богословских факультетах современной Греции учЈные, следуя той же самой хронологической модели, приходят к противоположным выводам. В своих работах они доказывают, что в богословии восточных Отцов Церкви не обретается Filioque или учения о непорочном зачатии Божией Матери. Грекам такой подход простителен: современное академическое богословие Греции, как и вся греческая наука, сформировалось под сильным влиянием немецкой; даже национальный флаг Греции окрашен в традиционные цвета Баварии.
Сегодня приходится констатировать неприятный факт: наша российская патрологическая наука устремилась по тому же "хронологическому" пути, стихия богослужения нашими учЈными игнорируется. Если так будет продолжаться дальше, то мы рискуем превратить нашу патрологию в нечто подобное "Догматическому богословию" митр. Макария (Булгакова) , когда за основу была взята латинская схоластическая модель догматики и лишь адаптирована, стилизована и переписана на православный манер.
Студент богословия или семинарист, приступая к изучению святоотеческого наследия, задаЈт вопрос о приоритетах, хочет знать, с каких святоотеческих авторов следует начать изучение патристических авторов? Наша наука предлагает ему хронологический подход; выражаясь образно, наша наука указывает ему на первый том патрологии Миня. Неправомерность такого педагогического подхода должна быть очевидна: во-первых, памятники патристической литературы имели разное значение для церковного богословия. Тринитология св. Василия Великого или христология св. Григория Назианзена имели гораздо более важное значение для истории церковного богословия, нежели учение Оригена о душе небесных тел или "эротические" пассажи Климента Александрийского. Если подойти к этим темам хронологически, а именно так и происходит в западной науке, то эти темы представляются как равнозначный научно-исследовательский материал: "Ориген писал то-то, а св. Василий считал так-то". И то, и другое в равной степени "интересно и важно" для нашей описательной науки. Но если рассмотреть этот материал литургически, то любому студенту станет яснее ясного, что без тринитарного богословия св. Василия, без христологии св. Григория наше богословие превратилось бы в марево. А вот о многих спекуляциях Оригена, аллегорических экзегезах Климента, можно с уверенностью сказать одно: они нередко оригинальны и интересны, но никакого реального значения на богословие Церкви они не оказали.
Как уже было упомянуто, пресловутая "хронологическая" модель безраздельно господствует в западной патрологии, и это порождает целый ряд шокирующих явлений. Появляются специалисты по литературе Апостольских Мужей, специалисты по гностикам, специалисты по Оргиену, и т.д. Каждый занимается своим предметом очень детально. Но спросите о том, как учение св. Григория Назианзена было в целом осознано на христианском Востоке, и вы с удивлением обнаружите, что любой чтец из самой глухой деревни, который читает в храме каноны Утрени за Всенощным Бдением, ответит на этот вопрос яснее и внятнее профессоров из лувэнского института Григория Назианзена.
Причина этого явления заключается в том, что на Западе патрологию превратили в светскую дисциплину, аналогичную истории античной литературы, истории классической философии. Среди современных западных патрологов есть очень много специалистов по классике, которые изучают, например, св. Григория Нисского точно также, как они прежде изучали Аристофана или Платона. Стоит ли подробно доказывать, что такая модель никак не подходит науке православной? Стоит ли подробно говорить о том, что как ни реформируй такую светскую науку, как ни адаптируй данную хронологическую модель для нужд православной науки, ничего перспективного из этого выйти не может?
О первоосновах православной патрологии
Современные западные патрологи не только не принимают во внимание службы нашей Минеи . Они игнорируют и традиционное богослужение латинского Запада; секулярный дух обесценил такую науку до крайности.
Что же имеет православная наука в своЈм арсенале? Восточная богослужебная традиция Церкви содержит уникальные службы, составленные Святым Отцам. Во-первых, эти службы были составлены теми, кого та же западная наука традиционно включает в свою хронологическую схему. Только ничего не понимающие в литургике и истории Церкви дилетанты, могут полагать, что тексты православного богослужения суть просто творческие произведения гимнографов христианского Востока. То, чему научает нас богослужение, суть богословская рефлексия всей Вселенской, Соборной и Апостольской Церкви. Наше богослужение есть самый главный и самый уникальный первоисточник для патролога и для историка Церкви . Всякий, кто ищет ответ на вопрос о том, как в Древней Церкви были осознанны архипастырские труды и богословские идеи, скажем, св. Василия или св. Афанасия, обязан первым делом обратиться к нашему богослужению. И только уяснив основные идеи богослужения, можно приступить ко всевозможным академическим штудиям: филологическим, историческим, палеографическими и прочим. Только уяснив прежде смысл церковной службы, можно приступать к изучению монографий западных патрологов.
К сожалению, значение богослужения нашей российской патрологической наукой осознанно неудовлетворительно. Нередко получаются плохие парадоксы нашей науки: зная множество значительных и незначительных фактов филологического, исторического и богословского характера, многие учЈные оставляют без внимания идеи своего собственного богослужения. Осмелюсь заметить, что такая "наука" не знает самого главного, ничего не говорит нам о том, что делает еЈ наукой церковной, наукой православной, полезной и интересной не только для специалистов, но и просто для всех, кто хочет лучше и глубже понять смысл церковных служб Святым Отцам. В современных монографиях много толкуется о мнениях различных западных и отечественных учЈных по тому или иному вопросу (датировка, интерпретация, и т.д.), можно много узнать о результатах филологического анализа сирийских, коптских, армянских, грузинских, славянских, эфиопских, арабских версий текста, можно узнать о том, как наша наука удостоверяла подлинность того или иного памятника святоотеческой письменности. Но вот о том, как Церковь на христианском Востоке осознала богословие Святых Отцов, как это было запечатлено в литургическом наследии, наши современные пособия и монографии умалчивают.
Прежде чем перейти к заключению, необходимо сделать небольшую оговорку. Подлинная православная модель патрологии как науки - это модель литургическая. Оснований тому множество, все они хорошо отражены в знаменитом изречении lex orandi , lex credendi : закон веры, то есть истинное церковное богословие рождается в молитвенном опыте, за богослужением, кульминацией которого является Евхаристия. Наше богослужение повествует нам, например, о чудесном явлении свят. Николая Чудотворца царю Конастантину и Авлавию во сне . Если наша наука не может ни подтвердить, ни опровергнуть этого, то это ещЈ не означает, что учЈный имеет право оставить литургическое наследие Церкви за скобками своих научных исследований. Подобные "исключения" (если даже и рассматривать их как исключения) только подтверждают (а не опровергают) аксиоматическое правило православного богословия lex orandi , lex credendi .
О перспективах православной патрологии
Не известно, сколько пройдЈт времени, прежде чем учЈные ознакомятся с содержанием трЈх-четырЈх десятков служб Минеи . О выводах, к которым порой приходят протестантские исследователи патристики, лучше не упоминать, дабы меня не обвинили в злопыхательстве.
В современной науке существуют разные способы организации материала. Энциклопедии используют алфавитный порядок; в некоторых пособиях материл излагается тематически, но самой популярной системой сегодня является модель хронологическая. Я не хочу сказать, что такой подход полностью лишЈн научной пользы; какая-то польза, конечно же, есть. Сломанные часы, как известно, показывают правильное время ровно два раза в сутки. Главный недостаток хронологической модели состоит в том, что, будучи нецерковной по своему происхождению, такая организация материала порождает близорукую науку.
ВозьмЈм список "академических" имЈн Отцов Церкви: Григорий Назианзен, Василий Кесарийский, Афанасий Александрийский, Григорий Нисский... Если дать этот список начинающему студенту, то ему пока ничего не будет ясно, кроме, пожалуй, географии. Но если составить тот же список на основании нашего Месяцеслова, то у нас получится: св. Григорий Богослов, св. Василий Великий, св. Афанасий Великий, св. Григорий Нисский. Даже поверхностный взгляд на литургические имена Святых Отцов сообщает нам массу интереснейших фактов. Св. Василий и св. Афанасий оба - Великие; их можно смело рассматривать как звЈзды равной величины. Св. Григорий именуется Богословом; Богословов у нас пока только три. Литургическое имя св. Григория Нисского совпадает с "академическим" - это тоже имеет большое значение для внимательного патролога. Игнорируя литургические имена, патролог рискует сбиться с верного пути и подойти к делу по-бухгалтерски, перепутав местами выдающегося богослова и просто плодотворного автора. Так нередко и происходит в западной патрологии.
Православный Месяцеслов, содержащий литургические имена Святых Отцов, уже содержит в себе маленькую, скромную, но целостную науку-патрологию. Если взять на вооружение литургическую (а не пресловутую хронологическую) модель патрологии как науки, то общий научный взгляд на святоотеческую письменность значительно проясняется! Следует обратить особенное внимание, что ниже мы обратимся только к церковному календарю; богослужения Минеи, по понятным причинам, не может быть рассмотрено в небольшой статье.
Какую же патрологию мы находим в церковном календаре? Трое святых именуются Церковью Богословами , кому-то она дала имя Великий , другой именуется Чудотворец , один назван Учителем , а другой - Вселенским Учителем ; другие получили имена Богоносец , Златоуст . Кому-то имя дано в зависимости от географического места проживания или епископского служения: Нисский , Римский , Неокесарийский , и т.д ., а кому-то в зависимости от характера его церковного служения: Сладкопевец, Монах, Подвижник, Столпник. Даже "молчание" церковного календаря является для патролога ценнейшим свидетельством. Так, например, Месяцеслов "молчит" об Оригене и Клименте Александрийском; это очень ценная методологическая подсказка для всех тех, кто изучает богословие александрийской школы. Далее, кого-то из Святых Отцов Церковь прославляет один раз в году, а кому-то составлено несколько служб. Например, празднование св. Иоанна Златоустого Восточная Церковь совершает четырежды в году: 27 января (перенесение мощей), 30 января (Собор вселенских учителей и святителей Василия Великого, Григория Богослова, и Иоанна Златоустого), 14 сентября (преставление Иоанна Златоустого), 13 ноября (день памяти святителя св. Иоанна, архиепископа Константинопольского) - феномен беспрецедентный! Наш Типикон разделяет все праздники по богослужебной торжественности на пять разрядов; всЈ это тоже сообщает важные сведения для всякого, кто хочет ответить на вопрос о том, как Православная Церковь осознала и оценила значимость того или иного Святого Отца. Необходимо только сделать соответствующие научные выводы и попытаться ясно и внятно ответить на вопросы: "Почему?". Почему св. Симеон именуется "Новым Богословом", в чЈм же новизна ? В чЈм заключается величие таких Отцов, как св. Василий и св. Афанасий?
УчЈные западного типа будет искать ответ на эти вопросы в самых лучших критических изданиях; но где гарантия того, что такие исследователи правильно поймут идеи патристического автора? Такая методология и является главным источником сбоев и ошибок. Православные учЈные, так сказать, византийского типа, обратятся прежде к церковном службам. Богослужение и только оно сообщает нам уникальную "модель понимания" того или иного Отца Церкви.
Последним по счЈту, но не по значению является вопрос о языке и стиле подлинной православной патрологии. В этом отношении в нашей науке тоже не всЈ благополучно. Дело даже не в том, что кто-то из патрологов предпочитает литургические имена "академическим", а кто-то нет. Для того, чтобы патрология получилась православной, недостаточно просто ставить титул "Святой" перед именем Отца Церкви. Это будет лишь стилизация. Для того, чтобы исследование вышло действительно православным, надо не только исходить из церковной службы, но и максимально приближать язык и стиль к языку богослужения.
Но нередко язык нашей науки вызывает недоумения: один учЈный находит параллели между М. Хайдеггером и свт. Григорием Паламой, другой сопоставляет М. Хайдеггера с Дионисием Ареопагитом. Впечатление такое, что "степень научности" таких исследований прямо пропорциональна концентрации замысловатых словечек, взятых из энциклопедии К. Ранера Sacramentum Mundi и т.п. Конечно, язык и научный стиль - это дело личного вкуса; но если кто-то из патрологов никак не может обойтись без терминологического аппарата экзистенциалистов, то хотя бы следует признать, что наше богослужение говорит об Отцах Церкви таким языком, который современным исследователям пока просто недоступен. Церковная служба говорит о ТрЈх Святителях: "Христа моего уста и Троицы поборницы "; акростих канона св. Иоанну Богослову гласит: "Сына Грома христокрасно пою ". Наша богословская наука пока не научилась излагать богословие Святых Отцов, Апостолов и Евангелистов так боголепно, ей необходимо учиться этому в храме. Если мы будем развивать такую науку, которая говорит о святоотеческом богословии на языке экзистенциализма, постмодернизма, феноменологии и т.п., то мы рискуем искусственно создать колоссальную пропасть между богословием нашего богослужения и богословием наших монографий, учебников. Так мы неизбежно наступим на те грабли, на которые западная наука уже наступила.
Разумеется, вышеозначенное взаимоотношение между богослужебной, литургической жизнью Церкви и богословской мыслью распространяется на все без исключения научные дисциплины. Нет никакого сомнения в том, что со временем будет написан новый учебник по библейскому богословию, который будет основан не на идеях, скажем, Дж. Данна (J. Dunn), а на службах Апостолам и Евангелистам. Наши пособия по нравственному богословию со временем тоже будут написаны на основании Триоди Постной . Чем раньше начнЈтся процесс литругизации нашей науки, тем быстрее окрепнет и общая православная стратегия противостояния секуляризации и бытового безбожия.
