Откуда пошла русская земля. Кто такие русские? Откуда пошла Русская Земля

Глава I Откуда пошла русская земля? Каждого из нас интересует, откуда пошла Русская земля? Гипотез о ее происхождении историки сотворили много. Если обобщить все существующие гипотезы о происхождении государственности у восточных славян и имени «Русь», то можно выделить

Поселок Древних славян у реки Волхов

Занимались земледелием

Растили детей

Принадлежности древних славян

Как изнутри устроен дом славян

Печь топили "по черному"

Поселок славян

Праздник славян

Более чем полторы тысячи лет прошло с тех пор как по берегам рек Днепр, Волхов, Ока, Западная Двина на большой лесной равнине поселились славяне. Это земли нынешних России, Украины и Белоруссии, и это были народ от которого мы происходим. Этот народ называл себя славянами и разделялся на многие племена: поляне, древляне, северяне, кривичи, вятичи и другие. Одно из племен звалось просто славянами, оно жило по берегам озера Ильмень и реки Волхов.

У славян этих был город Новгород, у кривичей - Смоленск, у полян - Киев. Городов таких было немного, состояли они из таких же домов, как и поселки, - только поселки были поменьше. Города были огорожены валом (земляной насыпью), рвом (глубокой канавой), тыном (оставленными вплотную одно к другому заостренными бревнами) или засекой (поваленным лесом). Правда, поселками земля славянская в то время тоже была небогата - земли было много, а народу мало.

Славяне жили родами (все были в родстве между собой). Главный среди родичей назывался князем.

Если, возникали какие- то разногласия между родами - собирали вече (собрание). Зачастую вече кончалось дракой, тогда вопрос решался в пользу победившей стороны.

Жили славяне в бревенчатых домах. Пол в доме был на метр углублен в землю, стены сложены из тонких стволов деревьев - жердей, очищенных от веток и коры. Жерди соединены между собой деревянными шипами, связаны для прочности гибкой корой. Крыша тоже из жердей, а на ней толстый слой соломы.

Внутри такого дома всегда было прохладно, темно и сыро. Окошки, прорубленные в стенах, на ночь и в холода закрывали досками или соломой - ведь стекол тогда не было. В углу находилась сложенная из камня печь - она обогревала дом, на ней готовили еду. Печь топилась по-черному - это значит, что дымовой трубы не было, и печной дым выходил через оконца, двери отверстия в кровле. В доме почти все свободное место занимали стол и две три деревянные лавки. В углу лежало несколько охапок сена, покрытых шкурами - это были постели. Как непросто было устроено жилье, в нем можно было укрыться от непогоды и дикого зверя, согреться у печи и сварить еду.

Славяне были людьми добрыми и гостеприимными. Выходя из дому, дверь не запирали, а на столе оставляли еду, на случай если зайдет странник.

Славяне пахали землю, сеяли хлеб, жили другими промыслами. Торговали хлебом, пушниной, воском, медом и всем тем что добывали своим трудом.

Вот от этого народа, от общего славянского корня и произошли три живущих сейчас по соседству народа: русские, украинцы и белорусы.

аждого человека, кого раньше, кого позже наверняка волнует вопрос - а откуда я взялся? Как я появился на свет?

Совсем недавно отмечали 850-летие Москвы, города, в котором живу я, родные и близкие мне люди, мои друзья. Первое упоминание о Москве датируется 1147 годом, но и до этого жили здесь люди, среди лесов, на берегу той же самой реки, под этим же самым небом. Наши предки. Кто они были, как они жили, откуда они пришли на эти земли? Заглянуть в прошлое своей страны, своего народа, интересно и заманчиво. Почти два века назад это сделал Николай Карамзин в “Преданиях Веков”, описав историю Государства Российского, а до него еще в 70-х годах XI в. монах Киево-Печерского монастыря летописец Нестор создал на основании древних сказаний основной исторический документ о Древней Руси - “Летопись временных лет”. Эти два труда позволили мне заглянуть в далекое прошлое, почти на два тысячелетия назад. Оттуда и начнем наш путь. Итак...

Происхождение восточных славян

редки славян издавна жили на территории Центральной и Восточной Европы. По своему языку они относятся к индоевропейским народам, которые населяют Европу и часть Азии вплоть до Индии. Археологи считают, что славянские племена можно проследить по данным раскопок с середины второго тысячелетия до н.э. Предков славян (в научной литературе их называют праславяне) предположительно находят среди племен, населявших бассейн Одры, Вислы и Днепра; в бассейне Дуная и на Балканах славянские племена появились лишь в начале н.э. Возможно, что о предках славян говорит Геродот, когда описывает земледельческие племена среднего Поднепровья.

Он называет их "сколотами" или "борисфенитами" (Борисфен - название Днепра у античных авторов), отмечая, что греки ошибочно причисляют их к скифам, хотя скифы совершенно не знали земледелия.

Предполагаемая максимальная территория расселения предков славян на западе доходила до Эльбы (Лабы), на севере до Балтийского моря, на востоке - до Сейма и Оки, а на юге их границей была широкая полоса лесостепи, шедшая от левого берега Дуная на восток в направлении Харькова. На этой территории обитало несколько сот славянских племен.

В VI в. из единой славянской общности выделяется восточно-славянская ветвь (будущие русский, украинский, белорусский народы). Приблизительно к этому времени относится возникновение крупных племенных союзов восточных славян. Летопись сохранила предание о княжении в Среднем Поднепровье братьев Кия, Щека, Хорива и их сестры Лыбеди и об основании Киева. Такие же княжения были и в других племенных союзах, включающих в себя 100-200 отдельных племен.

Многие славяне, единоплеменные с ляхами, обитавшими на берегах Вислы, поселились на Днепре в Киевской губернии и назывались полянами от своих чистых полей. Это имя исчезло в древней России, но сделалось общим именем ляхов, основателей польского государства. От этого же племени славян были два брата, Радим и Вятко, главами радимичей и вятичей: первый избрал себе жилище на берегах Сожа, в Могилевской губернии, а второй на Оке, в Калужской, Тульской или Орловской. Древляне, названные так от своей лесной земли, обитали в Волынской губернии; дулебы и бужане по реке Бугу, впадающему в Вислу; лутичи и тивирцы по Днестру до самого моря и Дуная, уже имея города в земле своей; белые хорваты в окрестностях гор Карпатских; северяне, соседи полян, на берегах Десны, Семи и Суды, в Черниговской и Полтавской губернии; в Минской и Витебской, между Припетью и Двиною Западною, дреговичи; в Витебской, Псковской, Тверской и Смоленской, в верховьях Двины, Днепра и Волги, кривичи; а на Двине, где впадает в нее река Полота, единоплеменные с ними полочане; на берегах же озера Ильменя собственно так называемые славяне, которые после Рождества Христова основали Новгород.

Наиболее развитыми и культурными среди восточно-славянских объединений были поляне. К северу от них проходила своеобразная граница, за которой племена жили "зверинским образом". По данным летописца «земля полян также носила название "Русь". Одно из объяснений происхождения термина "Русь", выдвигаемых историками, связано с названием реки Рось, притока Днепра, давшей имя племени, на территории которого жили поляне.

К тому же времени относится и начало Киева. Нестор в летописи рассказывает об этом так: «Братья Кий, Щек и Хорив, с сестрою Лыбедью, жили между полянами на трех горах, из коих две слывут, по имени двух меньших братьев, Щековицею и Хоривицею; а старший жил там, где ныне (в Несторово время) Зборичев взвоз. Они были мужи знающие и разумные; ловили зверей в тогдашних густых лесах днепровских, построили город и назвали оный именем старшего брата, т. е. Киевым. Некоторые считают Кия перевозчиком, ибо в старину был на сем месте перевоз и назывался Киевым; но Кий начальствовал в роде своем: ходил, как сказывают, в Константинополь, и приял великую честь от царя греческого; на возвратном пути, увидев берега Дуная, полюбил их, срубил городок и хотел обитать в нем, но жители дунайские не дали ему там утвердиться и доныне именуют сие место городищем К.иевцом. Он скончался в Киеве, вместе с двумя братьями и сестрою».

Кроме народов славянских, по сказанию Нестора, жили тогда в России и многие иноплеменные: меря вокруг Ростова и на озере Клещине или Переславском; мурома на Оке, где река впадает в Волгу; черемиса, мещера, мордва на юго-восток от мери; ливь в Ливонии, чудь в Эстонии и на восток к Ладожскому озеру; нарова там, где Нарва; ямь, или емь в Финляндии, весь на Белоозере; Пермь в губернии сего имени; югра, или нынешние березовские остяки, на Оби и Сосве; печора на реке Печоре.

Данные летописца о размещении славянских племенных союзов подтверждаются археологическими материалами. В частности, данные о различных формах женских украшений (височные кольца), полученные в результате археологических раскопок, совпадают с указаниями летописи о размещении славянских племенных союзов.

Хозяйство

сновным занятием восточных славян было земледелие. Это подтверждается археологическими раскопками, при которых были обнаружены семена злаков (рожь, ячмень, просо) и огородных культур (репа, капуста, морковь, свекла, редька). Выращивались также и технические культуры (лен, конопля). Южные земли славян обгоняли в своем развитии северные, что объяснялось различиями" в природно-климатических условиях, плодородии почвы. Южные славянские племена имели более древние земледельческие традиции, а также имели давние связи с рабовладельческими государствами Северного Причерноморья.

У славянских племен существовали две основные системы земледелия. На севере, в районе густых таежных лесов, господствующей системой земледелия была подсечно-огневая.

Следует сказать, что граница тайги в начале 1 тыс. н.э. была гораздо южнее современной. Остатком древней тайги является знаменитая Беловежская Пуща. В первый год при подсечно-огневой системе на освояемом участке деревья подрубали, и они высыхали. На следующий год срубленные деревья и пни сжигали, и в золу сеяли зерно. Удобренный золой участок два-три года давал довольно высокий урожай, потом земля истощалась, и приходилось осваивать новый участок. Основными орудиями труда в лесной полосе были топор, мотыга, заступ и борона-суковатка. Убирали урожай при помощи серпов и размалывали зерно каменными зернотерками и жерновами.

В южных районах ведущей системой земледелия был перелог. При наличии большого количества плодородных земель участки засевали в течение нескольких лет, а после истощения почвы переходили ("перекладывались") на новые участки. В качестве основных орудий использовали рало, а впоследствии деревянный плуг с железным лемехом. Плужное земледелие было более эффективным и давало более высокие и стабильные урожаи.

С земледелием тесно было связано скотоводство. Славяне разводили свиней, коров, овец, коз. В качестве рабочего скота в южных районах использовали волов, в лесной полосе - лошадей. Важное место в хозяйстве восточных славян играли охота, рыболовство и бортничество (сбор меда диких пчел). Мед, воск, меха были основными предметами внешней торговли.

Набор сельскохозяйственных культур отличался от более позднего: рожь занимала в нем еще небольшое место, преобладала пшеница. Совсем не было овса, но были просо, гречиха, ячмень.

Разводили славяне крупный рогатый скот и свиней, а также лошадей. Важная роль скотоводства видна из того, что в древнерусском языке слово «скот» означало также деньги.

Лесные и речные промыслы также были распространены у славян. Охота давала в большей степени пушнину, чем продовольствие. Мед получали при помощи бортничества. Это был не простой сбор меда диких пчел, но и уход за дуплами («бортями») и даже их создание. Развитию рыболовства способствовало то обстоятельство, что славянские поселения обычно располагались по берегам рек.

Большую роль в экономике восточных славян, как во всех обществах, стоящих на стадии разложения родоплеменного строя, играла военная добыча: племенные вожди совершали набеги на Византию, добывая там рабов и предметы роскоши. Часть добычи князья распределяли между своими соплеменниками, что, естественно, повышало их престиж не только как предводителей походов, но и как щедрых благотворителей.

И стали все под стягом,
И молвят: «Как нам быть?
Давай пошлем к варягам:
Пускай придут княжить.
Ведь немцы тороваты,
Им ведом мрак и свет...»
И вот пришли три брата,
Варяги средних лет,
Глядят - земля богата,
Порядка ж вовсе нет».
А. К. Толстой.
История государства Российского от Гостомысла до Тимашева

Алексей Константинович Толстой уместил рассказ о призвании варягов (знакомый в те времена каждому мало-мальски образованному россиянину) в несколько строф. Но современному читателю, пожалуй, не помешает напомнить те самые строки «Повести временных лет», из-за которых вот уже третий век ломают копья отечественные историки.

«В год 6367 (859). Варяги из заморья взимали дань с чуди, и со славян, и с мери, и со всех кривичей. А Хазары брали с полян, и с северян, и с вятичей по серебряной монете и по белке с дыма...

В год 6370 (862). Изгнали варяг за море, и не дали им дани, и начали сами собой владеть, и не было среди них правды, и встал род на род, и была у них усобица, и стали воевать друг с другом. И сказали себе: «Поищем себе князя, который бы владел нами и судил по праву». И пошли за море к варягам, к руси («идоша за море к варягом, к руси»). Те варяги назывались русью, как другие называются шведы, а иные норманны и англы, а еще иные готландцы («сице бо тии звахуся варязи русь...»),- вот так и эти прозывались. Сказали руси чудь, славяне, кривичи и весь: «Земля наша велика и обильна, а порядка («наряда») в ней нет. Приходите княжить и владеть нами». И избрались трое братьев со своими родами, и взяли с собой всю русь, и пришли и сел старший, Рюрик, в Новгороде, а другой, Синеус,- на Белоозере, а третий, Трувор,- в Изборске. И от тех варягов прозвалась Русская земля. Новгородцы же - те люди от варяжского рода, а прежде были славяне («преже бо беша словени»). Через два года умерли Синеус и брат его Трувор. И овладел всею властью («прия власть») Рюрик, и стал раздавать («раздая») мужам своим города - тому Полоцк, этому Ростов, другому Белоозеро. Варяги в этих городах - находники, а коренное население («перьвии насельници») в Новгороде - славяне, в Полоцке - кривичи, в Ростове - меря, в Белоозере - весь, в Муроме - мурома, и над теми всеми властвовал («обладаше») Рюрик...»

Согласно «Повести временных лет», Рюрик княжил в Новгороде. Тем временем власть в Киеве, в земле полян, где, согласно легенде, когда-то правили братья Кий, Щек и Хорив, была захвачена другими варягами - Аскольдом и Диром. Отпросившись у Рюрика в Царьг-рад со своим родом и плывя по Днепру, они увидели на горе «градок»; узнав от местных жителей, что те платят дань хазарам, Аскольд и Дир остались в этом городе, собрали у себя много варягов, ходили в походы на Константинополь. После смерти Рюрика (если верить той же летописи, в 6387 (879) г.) на страницах русской истории появляется имя Олега, возможно, родственника Рюрика («от рода ему суща»); согласно той же летописи, Рюрик отдал ему на попечение своего малолетнего сына Игоря. Под 6390 (882) г. летопись описывает поход Олега с варягами, чудью, мерей, кривичами на Смоленск, Любеч и Киев (где были обманом захвачены и убиты Аскольд и Дир). Олег вокняжился в Киеве, покорил древлян, подчинил северян и радимичей, прежде плативших дань хазарам, воевал с уличами и тиверцами, в 6415 (907) г. возглавил успешный поход на Царьград («и повеси щит свой в вратех, показуа победу»). Летопись сохранила и список мирного договора 912 г. «Олга, великого князя русского... и от всех, иже суть под рукою его, светлых и великих князь, и его великих бояр» (согласно летописи, в то время не только в Киеве, но и в Чернигове, Переяс-лавле, Полоцке, Ростове, Любече и прочих городах «седя-ху велиции князи, под Олгом сущи») с императорами Леоном и Александром. Из него мы узнаем и первые имена отечественных дипломатов «от рода рускаго». Их звали Карлы, Инегельд, Фарлаф, Веремуд, Рулав, Гуды, Руалд, Карн, Фрелав, Руар, Актеву, Труан, Лидул, Фост и Стемид; насколько нам известно, практически никто из историков не сомневался, что эти лица, как и сам Олег, были варягами (хотя в походе Олега участвовали, кроме варягов, словене, чудь, кривичи, меря, древляне, радимичи, поляне, северяне, вятичи, хорваты, дулебы, тиверцы).

История вещего Олега и его предсказанной волхвами смерти «от коня своего» воспета Пушкиным. Но в летописном рассказе - довольно отрывочном, словно сшитом из нескольких кусков - есть неясности, темные места. Преемственность княжеской власти от новгородского князя Рюрика к его родственнику Олегу, подчинившему другие города и земли и сделавшему своей столицей Киев, а затем вокняжение в Киеве Игоря (датируемое 912 г.) - сына Рюрика, воспитанного Олегом, по-видимому, не вызывали сомнений у древнерусских летописцев; однако в новейшее время споры о генеалогии династии Рюриковичей - потомков Игоря Старого и княгини Ольги - приобрели необычайную остроту; к этому вопросу мы вернемся ниже.

Итак, летописцы, повествуя о древнейших, почти легендарных для них самих временах, о начале Русского государства, отмечали варяжское происхождение правящей династии и возводили имя своей державы к названию варяжского племени, не видя в том ничего для себя обидного. Известие о Рюрике и его братьях кочевало из летописи в летопись, постепенно обрастая новыми деталями (это происходило со многими летописными сюжетами) и обогащаясь подробностями, ранее никому не известными.

В новгородском летописании в конце XV в. появляется новая версия призвания варягов, согласно которой варяжский князь Рюрик был призван в Новгород по совету тамошнего старейшины Гостомысла (Гостомысл предстает в этой легенде предшественником выборных правителей Новгорода - посадников), как позже, в республиканские времена, новгородцы призывали князей-военачальников. По-видимому, в это время новгородцы пытаются по-своему истолковать исторические события, чтобы использовать их в борьбе против московских князей, угрожавших самобытности купеческой торговой республики. Тогда же, по-видимому, появляется в летописи и фигура Вадима, якобы возглавившего заговор новгородцев против князя и казненного Рюриком (трудно сказать, почему у этого легендарного отечественного тираноборца персидское имя). Со временем генеалогия Рюрика в этой версии обогатится новыми данными: он окажется внуком Гостомысла, сыном его дочери Умилы.

В то время, когда для новгородцев предание о Рюрике станет поводом для того, чтобы показать древность республиканских институтов, в усилившейся Москве и соперничающей с ней Твери правящие там Рюриковичи примут новую, еще более блистательную версию своего происхождения.

На рубеже XV - XVI вв. тверской инок Спиридон, «рекомый Савва», по прозвищу Сатана (согласно летописи, прозванный так «за резвость») закончил знаменитое «Сказание о великих князьях Владимирских». В этом памятнике Рюрик становится потомком кесаря Августа, приглашенным на княжение из Пруссии. Легенда о призвании варягов перестает быть самостоятельным памятником и становится лишь эпизодом (хотя и остается довольно важным звеном в цепи иерархической преемственности). Для Спиридона-Саввы важна не роль варягов в образовании государства, а происхождение династии, доказывающее священное право на монархическую власть потомков легендарного Пруса, «сродника Августа-кесаря» (об этом впоследствии с гордостью поминал на переговорах с польскими послами царь Иван Грозный).

Чрезвычайно любопытная трансформация происходит с легендарной частью русской истории в некоторых летописных памятниках XVII в. Еще древнерусские летописцы включали в свое повествование известия из библейской истории, вписывая события прошлого своей страны в христианскую историческую традицию. Но в XVII в. предпринимается попытка прямо связать начало русской истории с Библией. Непосредственные предки славян оказываются ближайшими потомками легендарного Ноя (его правнука Скифа и старших сыновей последнего - Словена и Руса). Славянские князья воюют с Александром Македонским и получают от него злато-писаную грамоту с печатью, которая была повешена «в божнице... по правую страну идола Велеса». Рассказ о Гостомысле - новгородском старейшине (перед смертью заповедавшем новгородцам идти в Варяжскую землю, чтобы просить «тамо живущих самодержцов, иже есть роди кесаря Августа, да идут к вам княжити, несть сраму вам таковым покориться») выглядит на этом фоне чуть ли не эпизодом новейшей истории, а имя державы восходит к временам древнейшим, библейским.

Эта легенда, возникшая, по всей вероятности, в Новгороде (об этом свидетельствует хорошее знакомство с топонимикой города и ряд других деталей), к середине XVII в. стала почти канонической и отразилась во многих летописных сводах этого времени. Тезис о древностях Руси соответствовал интересам молодой династии Романовых, претендовавшей на роль вершителей судеб славянства. Свежа была память о всенародном избрании Михаила Феодоровича, и, хотя новая династия не могла похвастаться прямым происхождением от Рюрика, версия родословцев о выезде предка Романовых «из Прусской земли», несомненно, явилась отголоском той же «августианской» легенды. Никого уже не смущали ни фигура Гостомысла, ни то, что легенда возникла в некогда республиканском Новгороде.

В Москве «библейская» версия начала русской истории была канонизирована, но провинциальные летописцы продолжали обогащать ее новыми деталями. Так родился последний, наиболее колоритный, пожалуй, вариант варяжской легенды, дошедший до нас в изложении первого русского историка Василия Никитича Татищева (к сожалению, использованная им так называемая Иоакимовская летопись, датируемая последней четвертью XVII в., до нас не дошла).

Рассказ Иоакимовской летописи, быть может, знаком нашим читателям по небезызвестному роману-эссе Чивилихина «Память». Согласно ему, Рюрик оказывается выходцем из западнославянских земель, внуком Гостомысла, сыном его любимой средней дочери Умилы. Есть в легенде и вещий сон (Гостомысл видит, что из чрева его дочери Умилы выросло большое плодоносящее дерево, покрывшее большой город; волхвы из Семигалии, т. е. из латышских земель, прибыв к нему, объясняют этот сон: наследником будет сын Умилы). Обогащается деталями и родословная Гостомысла: в легенде появляются его отец князь Буривой и другие предки.

Эта наиболее цветистая версия привлекает не только литераторов, но и некоторых историков. Многие полагают, что наши предки знали о древнем прошлом нашей страны больше, чем мы. Но нельзя забывать, что летописи - памятник очень сложный. Как памятник, летопись живет не более полутора веков (это доказывает вся история нашего летописания). После этого она либо превращается в новый памятник, сильно редактируется, либо «выпадает из обращения». Поэтому если то или иное известие встречается только в поздних памятниках,- это верный признак того, что мы имеем здесь дело не с историей, а с литературой. Мы отнюдь не намерены обвинять летописцев XVII в. и их предшественников в том, что они сознательно придумывали те или иные детали и подробности. Они могли заимствоваться из местных преданий, проистекать из какой-то обработки, собственного понимания, попытки «расшифровать» более ранние известия. Летописец брал за основу ту версию, которая казалась ему более убедительной, более близкой, привлекательной.

Так, на заключительном этапе русского летописания, на пороге петровской эпохи была сформулирована каноническая версия начала русской истории, в которой мало что осталось от первоначального состава летописи.

Уже упоминавшийся Василий Никитич Татищев, автор «Истории Российской с самых древнейших времен», весьма скептически отнесся к легендарным наслоениям предшествующих веков и вернулся к «Повести временных лет», т. е. первоначальному известию о призвании на княжение в Новгород Рюрика (кстати, его родоначальника), хотя привел и рассказ-легенду о Гостомысле. Рюрика он считал варягом, и сообщения Иоакимовской летописи, приведенные в примечаниях, не принимал всерьез. Но труд Татищева при его жизни так и не увидел света. Тем временем вопрос о том, как и кем было создано Русское государство, при преемниках Петра приобрел - пожалуй, впервые - подлинную политическую остроту.

За год до смерти, в 1724 г., Петр Великий подписал указ о создании в Петербурге Академии наук, выписав в нее из Германии ученых. Два дотошных немца, трудившиеся в 30-60-е годы XVIII в., Иоганн Готфрид Байер и Герард Фридрих Миллер, покопавшись в летописях, выявляют то самое известие о призвании варягов в его первоначальной версии и в своих ученых диссертациях излагают ее в качестве наиболее правдоподобной. Их, впрочем, заинтересовала не столько фигура Рюрика (хотя именно Байер показал, что летописная версия, по-видимому, искажена, т. е. имена братьев Рюрика - в действительности скандинавские слова, обозначающие, что он пришел в землю словен со своей верной дружиной - «тру-вор» и своим домом - «сине-хус»), сколько происхождение слова «русь». В соответствии с летописью и привлекая дополнительные доказательства, академики заявили, что имя Российской империи - скандинавского происхождения.

Несмотря на большой вклад этих ученых, в частности Г, Ф. Миллера, в изучение источников по истории России, обобщающего труда по русской истории не существовало, и тогда, как язвительно заметил их соотечественник и коллега историк Август Людвиг Шлецер, «императрица Елизавета Петровна приказала написать оную химии адъюнкту Ломоносову».

Вот тут-то и ударили первые пушки в великой войне, с перерывами продолжающейся до наших дней.

Для Ломоносова отрицание варяжского происхождения слова «русь» стало краеугольным камнем в аргументации, призванной опровергнуть версию об организующей роли «немцев» в истории России.

Миллер и Байер, опираясь на документы, доказывали «нерусское» происхождение «Руси». В финском «руот-си» - шведы (кстати, такое же обозначение скандинавов существует в других финно-угорских языках: эстонское roots, водское rotsi, ливское rvot"s, карельское rotsi). Византийский император Константин Багрянородный, описывая в середине X в. днепровские пороги, приводит их славянские и «русские» названия, причем последние - явно скандинавского происхождения. Подобных доводов было собрано очень много (в том числе и свидетельства франкских и византийских документов, где «русами», послами народа русского, именуются варяги). Но, придя к выводу о скандинавском корне в названии Русского государства, почтенные профессора, однако, на этом не успокоились и пошли дальше. Они заявили, что и само это государство было создано выходцами с запада. Ломоносов, возмущенный их утверждениями об организующей роли скандинавского (германского) элемента славянской стихии (довольно забавный тезис у представителей тогдашней Германии - страны, карта которой напоминала лоскутное одеяло), естественно, заявил, что немцы Русского государства не создавали, а поскольку государство наше исконно русское, то и название у него местное, а не чужеземное.

Нетрудно заметить, что этот спор (в нем, несомненно, слышны отголоски политической борьбы первой половины XVIII в., отражена память о ненавистной «бироновщине») велся не совсем корректно. В аргументации обеих сторон присутствовала некоторая логическая несообразность, ложный силлогизм, связывались два элемента, которые в действительности не взаимообусловлены (название государства и его происхождение). Доказывая, что само слово «русь» гораздо древнее призвания варягов, Ломоносов связал его с сарматами-роксоланами («рос-аланами»), рекой Рось на юге. Он обращается к поздним летописям, более подходящим для обоснования его концепции. Отрицать существование Рюрика в стране, где к нему восходила генеалогия множества знатных родов и сама императорская династия в той или иной степени претендовала на наследственную преемственность своей власти, было бы несколько неосторожно. И тогда Ломоносов попытался отрицать скандинавское происхождение Рюрика, опираясь на уже упоминавшееся «Сказание о князьях Владимирских»: Рюрик был из Пруссии, а Пруссия - это «По-руссия», руссы - славяне, следовательно, и пруссы - славяне также.

Острый спор угас в царствование Екатерины II, когда рассуждения о том, хорошо или плохо приглашать иностранцев на русский престол, были явно не к месту. Но нужно сразу же отметить, что проблема, волновавшая Ломоносова, для других русских историков XVIII - начала XIX в. практически не существовала. Без особых возражений принимали известие о призвании варягов М. М. Щербатов, Н. М. Карамзин, который с некоторым сомнением упоминает Гостомысла и скептически отзывается о Вадиме, отмечая, что эти лица отсутствуют в древнейших летописях. Сюжеты, связанные с этими событиями, начинают проникать в литературу. Естественно, писателей привлекают наиболее колоритные версии, и появление во второй половине XVIII в. драмы Я. Княжнина «Вадим Новгородский», как и позднейшие рылеевские стихи, было одним из проявлений оппозиционности по отношению к абсолютизму. И в XIX, и в начале XX в. традиционная версия не вызывала возражений у крупных историков; ее принимали М. П. Погодин, С. М. Соловьев, В. О. Ключевский, М. Н. Покровский. Но и линия Ломоносова не умерла, и некоторые авторы время от времени все же подвергали сомнению то норманнское происхождение Рюрика, то сам факт призвания варягов; впрочем, подобные работы не вызывали особого резонанса в исторической науке. Как ни странно, проблема эта практически не волновала и отечественных историков послеоктябрьского периода вплоть до 30-х годов XX в. Известный знаток Киевской Руси В. В. Мавродин, анализируя документы, связанные с Игорем, прямо говорил о скандинавском происхождении династии.

То, что сейчас представляется нам вечной и чрезвычайно острой проблемой нашей исторической науки, приобрело действительную остроту лишь в 30-е годы нашего столетия, и диктовалось это не научными, а политическими причинами. В какой-то степени это явилось ответом на активизацию германской историографии в связи с созданием третьего рейха. Политические теории, еще в XIX в. провозглашаемые идеологами пангерманизма, были восприняты как практическое руководство к действию пришедшими к власти в Германии нацистами. Пытаясь доказать неполноценность славян, их неспособность к самостоятельному развитию, германские историки выдвигают тезис об организующей роли германского начала в Польше, Чехии, на Руси, используется и рассказ летописи о призвании варягов, которые и объявляются создателями Русского государства.

В этих условиях (а также в атмосфере насаждаемого в стране страха перед иностранным окружением) в советской историографии неожиданно происходит очередная «переоценка ценностей». Вся предшествующая, не очень мощная критическая литература, подвергавшая сомнению варяжскую теорию, вдруг неожиданно становится генеральной линией советской исторической науки. Историки отрицают роль варягов в образовании Русского государства, а заодно и факт их призвания и княжения, существование самого Рюрика и, разумеется, возможность скандинавского происхождения названия Руси. Такая позиция представляется теперь патриотической,; а следовательно, единственно допустимой и верной; она попадает в школьные и университетские учебники (а, как сказала английская писательница Джозефина Тэй, «миллионы школьных учебников не могут ошибаться») и проникает в общественное сознание.

Воинствующий антинорманнизм становится одним из священных знамен советской исторической науки, а его представители занимают почетные места в научной иерархии. Дополнительным стимулом к утверждению нового направления стала «борьба с космополитизмом» в начале 50-х годов. После этого господствующая научная школа, окопавшись и возведя мощные укрепления, довольно успешно подавляет слабые попытки подвергнуть сомнению те или иные элементы новой теории.

Историки этого лагеря (надо отдать им должное, много сделавшие для показа реальных внутренних предпосылок создания на Руси собственного государства), подобно своим предшественникам в XVIII в., не избежали искушения продлить исторические корни Руси в незапамятные времена.

События, предшествовавшие призванию варягов, дошли до нас в двух легендарных версиях, связанных по сюжету, но несколько различающихся по содержанию. Одна из этих версий принадлежит перу неизвестных летописцев, окончательное оформление другой - заслуга академика Б. А. Рыбакова, признанного главы отечественных антинорманнистов и автора многих солидных монографий по истории Древней Руси, славянскому язычеству и другим вопросам.

Версия первая, связанная с Гостомыслом и возникшая в Новгороде, цитировалась выше. История Гостомысла, увы, маловероятна, и вовсе невероятны дипломатические отношения древних руссов с Александром Македонским. Но, как известно, кроме истории о варягах и их призвании в Новгород, начальная русская летопись сохранила и другую, более древнюю легенду, относящуюся к основанию Киева.

«И были три брата: один по имени Кий, другой Щек и третий Хорив, а сестра их была Лыбедь. Сидел Кий на горе, где ныне взвод Боричев, а Щек сидел на горе, что ныне зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, которая прозвалась по нему Хоривицей. И построили городок во имя старшего брата и назвали его Киев. Был кругом города лес и бор велик, и ловили там зверей, а были те мужи мудры и смыслены, и назывались они полянами, от них поляне и доныне в Киеве.

Некоторые же, не зная, говорят, что Кий был перевозчиком; был-де тогда у Киева перевоз с той стороны Днепра, отчего и говорили: «На перевоз на Киев». Если бы был Кий перевозчиком, то не ходил бы к Царьграду; а между тем Кий этот княжил в роде своем, и ходил он к царю, и великие почести воздал ему, говорят, тот царь, при котором он приходил. Когда же возвращался, пришел он на Дунай и облюбовал место, и срубил городок невеликий, и хотел сесть в нем со своим родом, да не дали ему близживущие; так и доныне называют придунайские жители городище то - Киевец. Кий же, вернувшись в свой город Киев, тут и умер; и братья его Щек и Хорив и сестра их Лыбедь тут же скончались.

И по смерти братьев этих потомство их стало держать княжение у полян, а у древлян было свое княжение, а у дреговичей свое, а у славян в Новгороде свое, а другое на реке Полоте, где полочане».

Увы, братья Кий, Щек и Хорив и сестра их Лыбедь - личности, во времени практически не локализуемые. Их имена - очевидно, попытка жителей «матери городов русских» объяснить местную топонимику, в том числе само название города (точно так же в Кракове - старой столице Польши - была записана древняя легенда о князе Краке, а Рим - «Рома» - назван в честь легендарного основателя Ромула). Во всяком случае, ничем не аргументирована попытка Б. А. Рыбакова отнести время Кия к VI в., эпохе Юстиниана, лишь на том основании, что в то время славяне нападали на Византию, а Кий, согласно легенде, «ходил... к Царьграду». И откровенной натяжкой кажется нам попытка отождествить легендарного Кия с византийским полководцем Хильвудием, антом по происхождению, которого упоминает современник Юстиниана историограф Прокопий Кесарийский. Существование Кия, впрочем, вполне правдоподобно. Киев - град Кия, как Ярославль - град Ярослава. Но уже во времена первых русских летописцев никто не помнил даже имени императора, который якобы воздал Кию «великие почести», а некоторые всерьез считали легендарного основателя города простым перевозчиком через Днепр. И уж во всяком случае древние летописи не дают никаких оснований для того, чтобы, подобно Б. А. Рыбакову, считать Аскольда, Дира и Игоря Старого представителями «династии Киевичей», т. е. полянами. С таким же успехом этих лиц можно было бы считать мадьярами, хазарами, византийцами, болгарами, эфиопами, но в летописи они названы варягами. Никакими другими данными об их происхождении мы не располагаем.

Сведения о князьях Руси как исторических лицах появляются достаточно «кучно» в отечественных, западноевропейских и восточных источниках, и относятся они к середине IX в. Но эти князья связаны в первую очередь с иным регионом - русским Севером, о чем подробнее будет сказано ниже.

Торжество воинствующего антинорманнизма в нашей историографии, по всей вероятности, дело прошлое. Любая попытка критически осмыслить сообщения исторических источников в принципе вполне правомерна. Но беда в том, что антинорманнская теория в силу особенностей нашего общественного сознания и при акгивной поддержке государственной власти стала в 30-е годы господствующей и, следовательно, единственно правильной и обязательной. Те, кто пытался подвергнуть критике хоть какой-то элемент этой стройной схемы, автоматически попадал в разряд пособников мирового империализма (со всеми вытекающими отсюда последствиями). Апофеозом этого направления нашей исторической науки стало празднование 1500-летия Киева (когда берег Днепра украсила скульптурная группа, изображающая Кия, Щека и Хорива и сестру их Лыбедь), сопровождавшееся раздачей правительственных наград отцам города.

В оценке реальной роли пришлых варягов в истории Руси IX - X вв. особую роль сыграли археологи (представители одной из немногих сравнительно «точных» отраслей исторической науки). Особое внимание исследователей привлекали и привлекают раскопки Гнездова (являвшегося, по всей вероятности, предшественником Смоленска), Тимиревских и Михайловских курганов под Ярославлем. Археологи обнаружили и характерные типы скандинавских погребений (в том числе известные читателям, быть может, по картине Семирадского «Похороны русса» - погребение в ладье) с характерными предметами, в том числе так называемыми «молоточками Тора» (амулетами, связанными с культом скандинавского бога-громовержца), мечи, застежки-фибулы. Особенно интересно, что многие предметы были изготовлены явно местными мастерами, т. е. по крайней мере для X в. можно с уверенностью констатировать присутствие варягов среди местных жителей. Эти находки скандинавского инвентаря дали историкам достоверный материал, который было довольно трудно игнорировать, хотя под давлением все той же великой теории раскопки иногда свертывались, предпринимались попытки искусственно снизить - путем сложных манипуляций - «чрезмерно высокий» процент варяжских погребений и тем самым процент варягов среди местной дружинной знати. К 80-м годам XX в. споры несколько смягчились. Не отказываясь oi своего коронного тезиса о славянском происхождении Игоря Старого, даже академик Рыбаков стал склоняться к мнению об историчности фигуры Рюрика, вслед за русским историком-эмигрантом Н. Т. Беляевым отождествляя его (быть может, несколько поспешно) с Рориком Фрисландским - датским конунгом, участвовавшим в некоторых набегах, а затем словно исчезнувшим с исторической арены. Еще в 70-е годы археолог М. X. Алешковский, один из участников новгородских раскопок, высказал мысль о том, что призвание варяжского князя именно в Приильменье явилось следствием довольно сложной этнической ситуации в этом регионе, где проживало несколько племен разного происхождения - славяне, угро-финны, балты, и ни одно из них не желало бы установления верховной власти представителя соседнего племени, следовательно, логично было пригласить чужеземца.

Пока мы знаем далеко не все. Но постепенно, отбрасывая эмоции, не имеющие ничего общего с наукой, мы приближаемся к истине, пытаясь представить себе реальные процессы, предшествовавшие образованию Русского государства.

Итак, спрашивая сегодня вслед за летописцем - «откуда есть пошла Русская земля»,- мы должны отдавать себе отчет, что само по себе происхождение названия страны отнюдь не является решающим для оценки генезиса ее государственности. В истории есть немало примеров, когда народ заимствует свое имя совсем не от того предка, от которого наследует язык и материальную культуру, причем комбинации тут могут быть самыми различными. Славяноязычные болгары носят имя тюркского племени, в VTT в. создавшего на Балканах первое Болгарское царство и бесследно растворившегося среди славянских племен, составлявших большинство его населения. При этом в их материальной культуре отчетливо заметно присутствие третьего этноса - древних фракийцев, эллинизированных во времена Римской империи. Имя уничтоженного крестоносцами балтского племени пруссов получило немецкое королевство, а Ливийская Арабская Джамахирия сохранила в своем названии имя древней римской провинции, хотя живут там теперь совсем не те ливийцы, с которыми воевали еще египетские фараоны. И говоря об образовании на Руси государства, роли в этом процессе варягов, происхождении названия «Русь», мы должны отдавать себе отчет, что русский народ отнюдь не относится к числу народов, формировавшихся на мононациональной основе. На обширных пространствах Восточной Европы, где издавна проходили пути великих переселений и торговых караванов, где сменяли друг друга крупные племенные образования (одни, как сарматы и скифы, подробно описанные античными историками, другие - подобно балтам или финно-уграм, едва упомянутые мельком на полях их трудов), появление славян, усиление славянских племен, образование у восточных славян государства не могли не протекать в тесном взаимодействии с другими народами этого региона, и сами эти народы были достаточно активно вовлечены в данный процесс.

В. О. Ключевский любил повторять, что история России - это история страны, которая колонизуется. Он имел в виду, конечно же, прежде всего колонизацию огромных неосвоенных пространств. Историческое ядро Великороссии (Северо-Восточная Русь) стало славянским едва ли не на глазах первых летописцев: пришедшие с запада и с юга славяне ассимилировали местные (преимущественно угро-финские) племена. Да и один из главных центров русской государственности, новгородское Приильменье, сам являлся «котлом», где сплавлялись воедино славяне, балты, утро-финны и скандинавы.

До сих пор наука не в состоянии сколько-нибудь подробно осветить древнюю историю восточных славян в «догосударственный» период. Известно, что в конце X в., после падения державы гуннов, началось движение славян в балканские провинции Византии. Племена славян, согласно византийским источникам, разделялись тогда на две группы: антов, живших по черноморскому побережью, от Нижнего Дуная до Нижнего Днепра, и склавинов, которые занимали территорию к северу от Дуная до Верхней Вислы и к востоку до Днепра. Колонизация Балканского полуострова была результатом не переселения, а расселения славян; они удержали за собой и ранее занятые земли в Центральной и Юго-Восточной Европе.

Поскольку восточнославянские племена, жившие на нынешней территории нашей страны, в древности редко вступали в непосредственные контакты с византийцами, сведений о них сохранилось очень мало. Описывая войны византийцев с готами, Прокотгай Кесарийский упоминает, что славяне «не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве...». Впрочем, уже на этом этапе у славян появляются военные вожди. Случайно дошли до нас имена некоторых из них: Добрит, Хвалибудий, «Мезамир, сын Иларичев, брат Калагаста». Часто встречается в литературе князь Боз, воевавший с готами и казненный ими вместе с сыновьями и вельможами. Историки-энтузиасты почему-то отождествляют его с Бусом, косвенно упомянутым в «Слове о полку Игореве», где готские девы «поют время Бусово», хотя с чего бы готским девам XIII в. поминать жившего в конце IV в. антского вождя? Кстати, не исключено, что князь, называемый в хронике готского историка Иордана «Боз»,- просто «вождь», т. е. это не личное имя, а «звание» предводителя актов.

Процесс развития новых, «варварских» государств в Южной и Западной Европе шел ускоренным путем, потому что он опирался на государственные традиции (а отчасти - и общественные структуры) поздней античности. Народам Центральной и Северо-Восточной Европы свой путь к государственности предстояло пройти вполне самостоятельно. И предпосылки создания на юге Руси государства возникают не ранее чем стихают волны великого переселения народов. Государства и города не возникают прямо на проезжей дороге.

Действительно, у антов и у других славянских племен, по всей вероятности, возникали какие-то племенные структуры, племена объединялись, их возглавляли военные вожди и старейшины, воевавшие с готскими королями и византийскими стратигами. Но ни города, ни государства не смогли бы уцелеть под копытами коней многотысячных орд, шедших через южнорусскую степь. Относительно спокойная ситуация, способствовавшая созданию реальных предпосылок для образования здесь государства, возникает не ранее чем появляется заслон от кочевников к востоку от Днепра. Таким заслоном для Южной Руси стал Хазарский каганат - тюркское раннефеодальное государственное образование, возникшее в середине VII в. на территории Нижнего Поволжья и в восточной части Северного Кавказа,

Со времен первых летописцев принято оценивать роль хазар в истории Руси негативно: они брали с южных русских племен дань, и лишь походы храброго Святослава окончательно сокрушили воинственного восточного соседа Руси.

Однако здесь, пожалуй, уместно будет вспомнить Салтыкова-Щедрина, обожавшего язвить по поводу различных эпизодов отечественной истории. В «Современной идиллии» мифический новгородец IX в. Добромысл Гадюк («благонамеренный человек, а по другим источникам вор») объясняет причину напряженных отношений своих соотечественников с варягами тем, что последние «грабят не чередом, убивают не ко времени, насилуют не по закону», и, когда его собеседники удивленно спрашивают, почему быть ограбленным по закону лучше, убежденно отвечает: «Как же возможно! по закону или без закона! по закону, всем ведомо,- лучше!»

Хазары, если так можно выразиться, «разбойничали по закону», т. е. обложили славянские племена небольшой данью. В то же время существование на востоке их стабильного политического объединения гарантировало славянские земли от катаклизмов недавнего прошлого, когда невесть откуда свалившаяся дикая орда могла в течение одного дня спалить, разорить, уничтожить все созданное и накопленное в течение десятилетий.

Как это нередко случалось в истории, новое государственное образование восточных славян вызревало в тени более сильного соседа, и, как только последний начал проявлять признаки ослабления под влиянием ударов с востока и юга, внутренних усобиц, связанных с принятием иудаизма частью хазарской верхушки в конце IVIII - начале IX в., усилившегося натиска кочевых племен, вожди восточных славян стали освобождаться и от этой слабой зависимости от каганата. Своего рода декларацией независимости и равноправия правителей Руси с владыками Хазарской державы стало и употребление киевскими великими князьями вплоть до XI в. тюркского титула кагана (царя).

Именно в тот период, по-видимому, возникают на юге Руси первые города, сохранившиеся до летописных времен, в том числе и Киев. Внутренние процессы, активное участие в торговле (Киев становится одним из важных перевалочных пунктов на пути из варяг в греки) создают предпосылки для возвышения будущей «матери городов» Руси. Сообщение же летописи, называющей Киев времен Аскольда и Дира «градком», т. е. городком, по всей вероятности (насколько можно судить по археологическим источникам), достаточно верно отражает реальное положение этого города в первой половине IX в. В ранней русской истории отчетливо вырисовывается противостояние двух центров формирующейся русской государственности - Новгорода и Киева. Но, хотя рассказ о призвании варягов является одним из краеугольных камней начальной русской истории, летописание начинает ее древнейшую (легендарную) часть в Киеве, и число новгородских преданий, независимо от степени их достоверности, не идет ни в какое сравнение с числом преданий южных. Древнейшая история Новгородской земли (при том, что сам Новгород, по-видимому, появляется только в X в. и попытки археологов обнаружить там более ранние слои не принесли, во всяком случае пока, никакого успеха) еще более туманна, чем история земли Киевской. Есть некоторая парадоксальность в ситуации, когда один из древнейших городов России носит название «Новый». Встает естественный вопрос: где же находился предшествовавший ему «Старгород»? Всерьез претендовать на роль предшественника Новгорода могут только Ладога (теперь Старая Ладога) и Ргориково Городище у истоков Волхова на берегу озера Ильмень. К сожалению, в конце XVIII в. при строительстве канала граф Сивере провел его трассу прямо посреди городища, и урон, нанесенный им исторической науке, сравним с Батыевым нашествием (свинцовые княжеские печати, выброшенные водой, до сих пор находят на берегах канала). Старая Русса, которая (из-за ее названия) считалась возможным претендентом на роль древнейшего центра Новгородской земли, по имеющимся археологическим данным, еще моложе Новгорода. Более вероятно, что именно Рюриково Городище было поселением предков новгородцев и первым политическим центром северной Руси. Во времена Новгородской республики оно служило княжеской резиденцией. Надо сказать, что в древнейший период русские города перемещались не так уж редко. Смоленску, по-видимому, предшествовало уже упоминавшееся поселение в Гнездове, Переяславлю-Залесскому - Клещин на берегу Плещеева озера.

По прошествии более чем тысячелетия история совершившаяся кажется иногда единственно возможной, но тогда, в середине IX в., не исключен был и совершенно иной вариант развития событий. Два центра формирующейся восточнославянской государственности - северный и южный - были вполне самостоятельны друг от друга. Довольно обособленно развивалось и Полоцкое княжество, территория, населенная кривичами (земли современной северо-восточной Белоруссии), даже позже лишь слабо связанная с великим киевским княжением. На огромной территории, объединенной впоследствии в «империю Рюриковичей», с избытком хватило бы места не только для двух, но и для трех, четырех и более славянских государств.

Системой торговых путей, рек и волоков Приильменье в равной мере было связано с двумя направлениями: южным - «из варяг в греки» и восточным - через притоки Верхней Волги и по самой этой реке, Каспийскому морю со Средней Азией, арабским миром. По этому - волжскому - пути долгое время в Европу шло восточное серебро, и эта торговая артерия не уступала по своему значению пути из «варяг в греки». Можно было бы предположить,- поскольку восточный путь совпадал с направлением колонизационных потоков с Приильменья,- что новое государство будет развиваться именно на восток. Однако пределы колонизационных потоков (как и крайние пределы норманнских захоронений) ограничиваются Средней Волгой, точнее - местностью между Ярославлем и Костромой (колонизация костромского Поволжья относится уже к XII в.).

Что же остановило и движение викингов, и вероятное развитие государства по этому пути? В середине века понятие государственных границ, характерное для нового времени, было не очень распространено. Существовали достаточно широкие ничейные зоны, иногда безлюдные, лесные, иногда с населением, платившим дань той или иной стороне либо обеим сторонам (как впоследствии саамы - Норвегии и Новгороду). Судя по источникам XII в., крайний восточный рубеж славянского населения, ярославское Поволжье, довольно систематически подвергался нападениям волжских болгар. До начала X в. они подчинялись Хазарскому каганату, затем начали добиваться самостоятельности, приняв мусульманство и обеспечив себе поддержку Арабского халифата. Окончательной «эмансипации» Волжской Болгарии способствовал разгром хазар Святославом в 965 г. Вероятно, в этом компактном государственно-территориальном объединении, лежавшем на скрещении волжских путей с дорогами, которые вели на Урал - в страну мехов и серебра, и следует видеть препятствие, положившее непреодолимый предел активному продвижению варягов и развитию нового государства в восточном направлении. Если восточный путь был заблокирован болгарами и хазарами, то совсем иная ситуация существовала на юге. Здесь, на всем протяжении пути «из варяг в греки», обитали племена, родственные ядру приильменской державы, и в системе сложных взаимоотношений местного населения с их сюзереном - Хазарским каганатом - пришельцы с севера выступали как естественные союзники. Отсюда и основное направление процесса объединения восточнославянских земель - с севера на юг, и сравнительная легкость объединения «верхней» и «нижней» Руси. С момента их слияния, впрочем, происходит существенная переориентация, смещение политического центра новой державы на юг. Новая династия и ее дружина не присоединили Киев к Новгороду, а превратили Киев, будущую «матерь городов русских», в свою столицу.

Необходимо сказать несколько слов о происхождении династии, наследовавшей Олегу в Киеве и во всей Русской земле. Как мы помним, князя Игоря, мужа Ольги и отца Святослава, летопись прямо называет сыном Рюрика. В легенде - если бы мы признали рассказ о Рюрике легендарным - логично было бы построить прямую цепочку: Рюрик, его преемник, а значит, сын Олег, преемник последнего,- сын, Игорь (в последнее время в художественной литературе была предпринята попытка объявить Игоря зятем Олега, а Ольгу - дочерью «вещего» князя; думается, что уж о таком-то родстве летописи наверняка сохранили бы известие). Летописец поступил иначе, так как был точно уверен, что Игорь не был сыном Олега. Есть ли у нас основания считать Игоря «Рюриковичем»? Насколько достоверна генеалогическая легенда, зафиксированная летописью в XI в., хотя и явно восходящая к более ранним известиям? По всей вероятности, у нас нет оснований отбрасывать ее, тем более что скандинавское происхождение киевской династии теперь вряд ли может вызывать сомнение.

Но, может быть, допустимо несколько вариантов прочтения летописного свидетельства? Ряд историков, в частности В. В. Мавродин, заметили, что в договоре с греками Игорь окружен целой группой родственников. Возникает впечатление, что эта династия правит на Руси уже не одно поколение. Так, может быть, в летописной версии потеряно одно звено, и Игорь, отец Святослава, и Игорь Старый некоторых летописей - разные лица? Может быть, было два Игоря, старший - сын Рюрика, и его сын или внук - отец Святослава? Однозначного ответа на этот вопрос нет. Вариантов может быть множество, хотя бы такой: Игорь, наследуя в Киеве бездетному Олегу, мог действительно быть его родственником и сыном некоего Рюрика. Другие варианты: последний мог быть тезкой князя, призванного в Новгород, или имя отца киевского князя было позже присвоено в легенде основателю Приильменского княжества, предшествовавшему Олегу, и т. д. Во всяком случае, великокняжеская династия, наследовавшая Олегу в Киеве, несомненно, была связана и с Новгородом. Она была достаточно влиятельной для того, чтобы быть признанной и местной, и варяжской знатью и дружиной, что позволило ей сохранить единство державы. Имя Рюриковичей они носили явно по праву.

Летописный рассказ вполне справедливо отмечает варижское происхождение русской княжеской династии. Есть все основания полагать, что столь же достоверны и сведения летописца о происхождении имени нашего государства. Со времен Байера и Миллера историками накоплен большой материал, не только подтверждающий скандинавское происхождение термина «русь», но и позволяющий довольно четко проследить, как постепенно менялось и расширялось значение этого термина в зарубежных и восточнославянских источниках интересующего нас периода.

Источником этого слова традиционно считается древнескандинавский глагол «грести». Полагают, что в славянский язык оно проникло от финнов. Обозначая первоначально воинов-гребцов, оно, с одной стороны, стало приобретать черты этнонима, с другой - сохраняло значение социального термина, применяемого по отношению к воинам, княжеским дружинникам. Известие о том, что Рюрик и его братья взяли с собой «всю русь», новгородская летопись передает «пояша с собою дружину многу». «Все росы» - характерное обозначение княжеской дружины у Константина Багрянородного; для описания похода Олега на Константинополь 907 г. характерно противопоставление княжеской дружины (руси) рядовому войску (словенам). Но это социально-терминологическое значение термина «русь» довольно быстро размывается, слово теряет изначально присущее ему этносоциальное значение, что, может быть, было связано с включением в дружину «мужей» славянского происхождения, совместными экспедициями славян и варягов, возглавляемыми Олегом и Игорем. Намечается тенденция к расширению значения слова «русь», переносу этого названия со скандинавских реалий на реалии восточнославянские. Уже в середине X в., в описании похода Игоря на Византию и его договора 944 г., войско, состоявшее из представителей различных племен, преимущественно славянских, называется «русью», а договор заключает Игорь, великий князь русский, князья и люди Русской земли. По-видимому, название «Русской земли», т. е. территории, подвластной великому князю русскому, складывается в процессе консолидации восточнославянских племен при активном участии скандинавского элемента. Новая этнокультурная общность принимает имя, первоначальные носители которого интегрируются и растворяются среди местного населения (подобно тому, как это произошло с уже упоминавшимися болгарами). И, убедительно обосновывая скандинавское происхождение слова «русь», современные исследователи (Е. А. Мельникова и В. Я. Петрухин) справедливо констатируют, что оно «имеет сколько-нибудь прямое отношение к скандинавам лишь в догосударственный период развития восточнославянского общества, а его эволюцию отражают этнокультурные и социально-политические процессы становления восточнославянской государственности».

Государственности, добавим, у истоков которой все-таки стояли варяжские князья с их дружинами. Участие скандинавских дружин и князей, издавна облюбовавших путь из «варяг в греки», в политической жизни местных славянских племен вполне объяснимо. Племена, заключавшие союзы с варягами, призвавшие к себе или принявшие (подобно полоцким кривичам, полянам, новгородским словенам) варяжских конунгов с их дружинами, обеспечивали себе более сильные позиции в отношениях с соседними племенами. Опытные военачальники-варяги получали власть над объединенными силами славянских племен во время походов на Константинополь (как это было при Аскольде, Олеге, Игоре), но эти племена сохраняли собственное устройство, а их отношения с великими князьями даже во времена Олега и Игоря оставались данническими.

«Великие» и «светлые» князья (по-видимому, военные вожди) имелись у многих племен. Объединение восточнославянских земель в Древнерусском государстве, разумеется, было подготовлено внутренними социально-экономическими процессами. Но произошло оно в результате похода князя Олега на Киев, датируемого летописью 882 г., при активном участии его «руси» - варяжской дружины, вместе с другими племенами Поильменья. Легкость утверждения власти Олега в Поднепровье доказывала, что к этому времени созрели внутренние условия для объединения или, во всяком случае, отсутствовали сколько-нибудь серьезные препятствия для него. Какую роль в этом сыграли варяги? Несомненно, очень важную. И дело тут, разумеется, не в каких-то особых организационно-государственных качествах скандинавов. Известно, что в Исландии, в Гренландии поселившиеся там в средние века потомки норманнов, предоставленные самим себе, государства не создали вовсе. Но здесь, в Восточной Европе, появление варяжских дружин, по-видимому, заметно ускорило процесс образования государства. Они явились необходимым консолидирующим элементом, они - на первом этапе - составляли опору военной власти великого князя, их представителя. Речь шла при этом не о завоевании, а о сотрудничестве, синтезе культур. Славянизация династии и дружинной верхушки была, по-видимому, предопределена изначально (аналогичной была судьба норманнских властителей Сицилии, Нормандии, Англии, в конце концов усвоивших язык и культуру местного населения). Славянское в своей основе, хотя и вобравшее балтские, финно-угорские племена, Древнерусское государство было создано не только и, может быть, даже не столько варягами; но без них, без того беспокойного и воинственного элемента, вновь увлекшего восточных славян в походы на Византию, может быть, объединение севера и юга совершилось бы значительно позже или (как это произошло у западных славян) на месте Киевской Руси возникли бы соперничающие друг с другом королевства.

Что же представляло собой Древнерусское государство при первых Рюриковичах? Наблюдая ход исторического развития Европы, остающегося эталоном при сопоставлении социально-исторических процессов для науки нового, а отчасти и новейшего времени, нетрудно заметить, что процессы социально-политического и экономического развития общества в древности словно замедляются с юго-запада на северо-восток, от Средиземного моря, колыбели античных цивилизаций, к Балтике и дальше к Северному Ледовитому океану. Русь, окраина европейского мира, довольно долгое время сохраняла черты раннефеодальной монархии со значительными элементами предшествующего ей родового строя (хотя представлять ее вплоть до XIII в. страной, где господствовала родовая демократия, своеобразной конфедерацией областных «городов-государств», как склонны считать некоторые современные ленинградские историки, нет никаких оснований).

В Древней Руси государство являлось верховным собственником земли, природные богатства которой (пушнина, мед и воск диких пчел, рыбные ловы) представляли собой не меньшую ценность, чем возделываемые угодья,- достаточно вспомнить князя Святослава Игоревича, задумавшего перенести столицу на Дунай, в Переяславец, и среди товаров, стекавшихся туда из разных стран, упомянувшего «из Руси меда и воск, меха и рабы». Феодальное землевладение развивалось медленно. Особенно хорошо это видно на примере церкви. В средние века церковь во всех христианских странах, в том числе и на Руси, была одним из крупнейших землевладельцев. Однако на Руси древнейшие княжеские пожалования, по крайней мере до середины XII в. включительно, составляли не земельные угодья, а часть государственных доходов с определенной территории («десятина») и повинностей в пользу церкви с местного населения. Бояре и дружинники со времен первых Рюриковичей получали от князя часть дани, в сборе которой они принимали участие. Походы за сбором дани - «в полюдье» - наряду с военными экспедициями занимали большую часть времени князя и его администрации. Случались конфликты с местными племенами из-за резкого превышения размеров дани,- можно напомнить хрестоматийный пример с князем Игорем и древлянами. Конфликт был спровоцирован княжеской дружиной, т. е. «коллективным феодалом», с интересами которого должен был считаться великий князь. Чтобы управлять государством, тем более столь обширным, власть должна была находиться в постоянном движении; даже во времена более стабильные, на рубеже XI - XII вв., Владимир Мономах вспоминал, что совершил за свою жизнь 83 больших похода («а прочих, меньших, и не упомню»). Нечто подобное можно наблюдать в Западной Европе в эпоху Карла Великого и несколько позже, хотя на Руси, в отличие от империи Каролингов, не возникло серии «временных столиц». Киев, в силу своего исключительно выгодного положения на перекрестке пути «из варяг в греки» и северной ветви Великого шелкового пути, был вне конкуренции.

Централизованный характер сбора и распределения дани в сочетании со слабым развитием товарно-денежных отношений, когда верховная власть выступала основным «распределителем благ», способствовал тому, что на Руси при первых Рюриковичах феодальная аристократия не стремилась обособиться от правителя на местах, как это происходило в Западной Европе, а концентрировалась в городах при княжеском дворе, т. е. господствовала коллективная форма феодальной собственности. Речь не идет, конечно, о древнейших местных династиях, чьи владения были подчинены киевскому великому князю. Само начало феодальной раздробленности на Руси носило впоследствии «семейный», патримониальный характер. В удельных княжествах верховная власть продолжала оставаться у потомков династии Рюрика. Создание уделов, передача великим князем городов и земель своему многочисленному потомству объяснялись не каким-то легкомыслием верховных правителей или их чрезмерным чадолюбием. Как справедливо отметил Л. В. Милов, единственной возможностью относительно надежно обеспечить будущее каждому из княжеских сыновей было предоставление им верховной власти на определенной территории. Такой порядок сохранялся на Руси и в дальнейшем. В первые века русской истории, однако, после смерти очередного великого князя (Святослава, Владимира) начинался период междоусобиц, и в конце концов верховная власть доставалась одному из его сыновей. По-видимому, так было до тех пор, пока верхушка общества нуждалась в единстве. Дробление государственного суверенитета при преемниках Ярослава было подготовлено длительным развитием производительных сил и (в отличие от современного распада республик на враждующие области) свидетельствовало не о кризисе державы, а о возвышении отдельных центров, способных существовать самостоятельно. Но для этого Руси предстояло пройти долгий путь.

Отмену «полюдья» и введение новой системы сбора дани летопись связывает с именем княгини Ольги, вдовы Игоря. При ней, во второй половине X в., по крайней мере на части территории государства, вблизи предполагаемой родины Ольги - Пскова и в покоренной после восстания земле древлян был определен устойчивый размер дани и были устроены погосты - центры сбора этой дани.

Вероятно, в это же время происходит складывание, хотя бы в общих чертах, служебной системы, исследования которой, предпринятые в последнее время Б. Н. Флорей, во многом дают ключ к пониманию особенностей социально-политического и социально-экономического развития Киевской Руси и ее будущих преемников - Великих княжеств Московского и Литовского. Для древнейшего периода (до XIII в.) аналогичные системы прослеживаются также в истории Польши и Чехии, что свидетельствует о сходных путях развития славянских народов, находившихся в близких исторических условиях.

Существование коллективной формы феодальной собственности делало необходимым формирование определенных социальных групп и категорий населения, обслуживавших коллективного собственника. Люди, относившиеся к этим категориям, освобождались от всех (или части) даней и других повинностей, возлагаемых на остальное население. По своему характеру служебная организация разделяется на две большие отрасли: промыслы природных богатств (охота на пушного зверя, в особенности на бобров, рыбная ловля, добыча лесного меда и воска бортниками) и различные ремесла, непосредственно связанные с обслуживанием князя, бояр и дружинников. О широком диапазоне последних наглядно свидетельствуют последние находки археологов на Волыни, где при раскопках городищ обнаружены большие хлебопекарные печи, явно работавшие на дружину, размещенную в замке-детинце.

Длительный период существования коллективной феодальной собственности на землю подразумевает, естественно, столь же продолжительное сохранение большого числа лично независимых людей в основании феодальной лестницы, в первую очередь свободных крестьян-общинников. Процесс феодализации землевладения по письменным источникам киевского времени (XI - первая половина XIII в.) прослеживается довольно слабо, но это свидетельствует скорее не об отсутствии процесса как такового, а о состоянии источников по этой проблеме. Актовый материал, служащий основным источником для изучения изменений форм землевладения в XV - XVI вв., для киевской эпохи почти полностью отсутствует (в особенности это касается частного акта). Причины этого и в плохой сохранности древнейших русских письменных памятников в целом, и в длительном бытовании практики устного заключения имущественных соглашений в присутствии авторитетных свидетелей (известно, что еще в XII в. княжна, т. е. лицо, даже не вполне частное, Ефросинья Полоцкая, как свидетельствует ее житие, приобретала землю для основанного ею монастыря без письменного оформления сделки).

Наряду со свободным населением в древнерусском обществе существовали, хотя и в значительно меньшем числе, и рабы (холопы). В древнейший период это преимущественно были пленники, захваченные в военных походах (какой-то процент, вероятно, могли составлять и неплательщики полюдья), позднее распространяется и долговое холопство. Труд рабов применялся в княжеском и боярском хозяйстве, они «сажались» на землю, включались в служебные категории населения (например, рабы-ремесленники), из них же могла формироваться и администрация в феодальных хозяйствах. Известно, что позднейший термин «дворянин», как и социальная категория, обозначаемая им, тесно связана с понятием «двор», «дворня». Такой доверенной рабыней княгини Ольги была, например, ключница Малуша, мать князя Владимира, которого полоцкая княжна Рогнеда презрительно назвала «робичичем» (т. е. сыном рабыни).

На местах наряду с княжеской администрацией существовали элементы местного самоуправления городов и общин - выборные старейшины, народное ополчение - «тысяча», память о котором сохранилась в позднейшем чине тысяцкого, некогда его предводителя. Однако народное собрание (вече) в качестве высшей формы самоуправления стало пережитком уже к XI в.: все случаи его упоминания в летописях за это и последующее столетия связаны с исключительными ситуациями, когда в результате военной угрозы, стихийных бедствий или длительного голода администрация оказывалась не в состоянии контролировать положение. Исключение из этого правила составляют только Новгород с его «пригородом» Псковом и до какой-то степени Полоцк, где ранний этап формирования государства под властью варяга Рогволода, возможно, был аналогичен приильменскому. Здесь вече сохранило свою силу в течение столетий и стало со временем одним из неотъемлемых атрибутов феодальной республики - лишнее свидетельство существования договора на определенных условиях союза приильменских племен с династией, объединившей позднее Русь.

Важнейшим событием, четко разделившим древнейшую историю Русского государства на два этапа, явилось принятие князем Владимиром в конце X в. христианства в его византийском, будущем православном варианте (тема, вполне заслуживающая самостоятельного рассмотрения). В результате образовался своеобразный историко-культурный феномен, не имеющий аналогов в славянском мире. Страна, в то время близкая по социально-экономическому и политическому укладу Чехии и Польше, принявшим католичество и вошедшим в круг цивилизации и культуры латинской Европы, в культурном отношении сблизилась с южнославянскими народами Балканского полуострова, находившимися в сфере влияния Византии и развивавшимися по византийской модели. Это обстоятельство - «выбор веры» (разумеется, не случайный, обусловленный многими причинами, в том числе - давними связями Руси с Византией и южным славянством) - во многом определило особенности развития страны и ее культуры на долгие времена. Христианизация Руси способствовала интеграции русского общества на принципиально новой основе. И в числе многочисленных экономических, социальных, культурных последствий разрыва Руси с язычеством и ее вхождения в семью христианских народов было осознание русской культурной элитой места восточных славян в мировом историческом процессе, ценности знаний о прошлом Руси, сохранившихся в преданиях и былинах. Тогда-то и зарождается на Руси летописание, возникают те памятники, благодаря которым до наших дней дошли крупицы знаний о первых русских князьях. Тогда-то и звучит впервые вопрос: «Откуда есть пошла Русская земля?» Вопрос, на который до сих пор по-разному отвечают историки.

 8.03.2011 07:53

Сто раз возрождалась Русь, и сто раз была разбита от полуночи до полудня (с севера до юга)…
И тогда дошли мы до сего места и поселились огнищанами на Земле Русской. И так прошли две тьмы, двадцать тысяч лет…

«Книга Велеса», Род I, 1 Откуда мы родом? Как родилась Русская Земля? Как жили и во что верили предки наши?
Обычно мы вспоминаем в этой связи слова первого русского летописца христианского времени Нестора, начавшего свою летопись так:
«Се Повести времянных (минувших) лет, откуда есть пошла Русская Земля, кто въ Киеве нача первее княжити, и откуда Русская Земля стала есть…»

Обращаясь к подобным источникам, мы заранее обрекаем себя на изучение русской истории в лучшем случае со времени основания Киева. И при этом видим, что дохристианская история и вера монахами-летописцами описывается кратко и крайне неохотно.
Но есть ли иные, собственно «языческие» источники? Не погибла ли древняя славянская дохристианская (точнее ведическая) традиция?

Нет. Теперь мы можем сказать твердо: не погибла. Традиция может погибнуть только вместе со всем народом. Она является основой самой жизни, языка, песен и былин, народных православных праздников и обрядов. Да и сама древняя вера славян и русов издревле, задолго до Крещения Руси, именовалась Православием. Русские называли себя православными, ибо славили Правь, следовали Стезей Прави.

Именовалась она также и Праведной верой, ибо славяне ведали Правду, знали Пра-Веды, древнейшие Веды, священные предания об истоке Ведической веры, бывшей первой верой чуть не всех народов нашей планеты.

И ныне нужно говорить не о гибели, а о возрождении древней традиции и веры, о Русском Возрождении. Древняя вера никогда не умирала, поныне многие славянские роды хранят ведическую традицию.

В наше время возрождение древней веры началось с издания священных ведических книг славянской традиции. Речь идет о книгах из собрания «Русские Веды» и прежде всего о «Книге Велеса».

И в этих книгах говорится о двадцати тысячах лет, в течение которых рождалась, гибла и вновь возрождалась Русь. В этих книгах рассказывается о древних прародинах, о землях, где рождались русские роды, о прародителях разных родов.

И древнейшую прародину предков славян (первых ариев) «Русские Веды» видят на Севере, в священном Беловодье. Отсюда предки славян, ведомые богом Солнца и первым князем Яром, двинулись вначале на Урал и в степи Семиречья, затем в Индию и Иран. И здесь из арийских (индоиранских) родов выделились собственно славяне: те, кто славил богов и пращуров.

Сама же Русь, согласно ведической традиции, рождалась после исхода славяно-арийских родов с Урала, Индии и Ирана за тысячи лет до основания Киева-на-Днепре и Крещения Руси.

Русь рождалась в славяно-арийском море народов, живших в разные эпохи в землях от Урала и Алтая до Балкан, от Волги до Черного и Балтийского морей. И русами звали потомков русалки Роси (так в древности называли Волгу). Русы славили Рось и супруга ее Солнце-царя Дажьбога, а также их сына бога Солнца и первого пращура Яра (Ария). Они родили Русь, и они всегда оберегали Русь от бед.

Много раз рождалась Русь, гибла от нашествий — и вновь возрождалась. И я верю, что ныне, после новых испытаний, Русь вновь возродится и будет великой и счастливой.
Начало Русского Возрождения?

После первых изданий «Книги Коляды», «Велесовой книги» и «Боянова гимна» ко мне, переводчику, собирателю и издателю древних текстов, с вопросами стали обращаться многие.

Кто-то приходит с недоумением: «Возможно ли, что в глубокой древности русские люди создали такую красоту? Возможно ли, что их волновали мысли, столь близкие нам?»

Действительно, сегодня, когда ищется объединяющая здоровые силы общества Русская Идея, обращение к опыту поколений, к русским национальным традициям мыслится как единственно возможный путь для спасения Отечества. Душевное здоровье нации можно обрести, лишь припав к чистому источнику национального духа, заключенного в великом русском языке, в песнях и былинах, в традициях, издревле хранившихся на Руси.

Можно ли отнести к этому ряду также тексты «Книги Коляды», «Книги Велеса» и «Боянова гимна»? Ведь «языческая» традиция была забыта, разрушена в давние годы? Нужна ли она сегодня?

Однако, не так ли дело обстояло и со всем русским национальным наследием?

Ведь и сказки, и песни, и былины вовсе не были общественным достоянием еще в начале XIX века до того, как попали в печать. Высшее сословие их совсем не знало. Воспитанные иностранными гувернантками, они и по-русски говорили с трудом. Да и в народе сказки и былины знали единицы, огреченное православие, крепостнический строй не способствовали крепости национальных устоев. В каждой местности хранились отдельные песни и сюжеты сказок, а уже песни соседей были неизвестны.

Многие былины записывались у последних носителей традиции на Севере и в Сибири, не затронутых крепостной неволей. И после издания эти тексты тоже обвинялись, и по сию пору обвиняются в подделке, в том, что они были сочинены именно в то время, когда были записаны и изданы.Да и многотиражные издания сказок и былин обычно обходили молчанием уникальные записи собственно «языческих» сюжетов. И если в Европе трудами братьев Гримм победила «мифологическая школа» в толковании сказок, а редкие записи немецких и французских героических песен (былин), находимые к тому времени только на обрывках старых пергаментов, стали толковать как куски древних мифов, то в России, наоборот, победила «историческая школа». Много более богатый эпос, живую традицию часто сводили к подражанию иноземцам и перепевам событий недавнего прошлого.

И эта школа поныне воспитывает мифологов и писателей, которые искренно убеждены, что славянское язычество исчерпывается теми идеями, что были популярны в научной литературе на рубеже XIX и XX веков.

Но более всего во все времена преследовалась сама живая языческая традиция. В царской России, со времен Уложения Алексея Михайловича, существовал закон, по которому за «богохульную», то есть «языческую», веру полагалась каторга, а до XVIII века даже костер (само бытование этого закона подразумевает то, что носители этой веры не были редкостью).
Стоит ли удивляться тому, что даже после издания «языческих» текстов, например, «Веды славян» в 1881 г., эти памятники были окружены молчанием либо обвинениями в подделке. И все же судьба была благосклонна к некоторым памятникам древней письменности. Так, копия «Книги Велеса» была сохранена русскими эмигрантами, копия «Боянова гимна» сохранилась в Отделе рукописей Публичной библиотеки в Санкт-Петербурге. И ныне они изданы..

Другие же памятники изымались и исчезали бесследно. Так, в прошлом веке в Санкт-Петербурге пропала целая библиотека рунических книг, принадлежавшая собирателю А.И. Сулакадзеву (и таинственной «Белой общине»).

А в XX веке подделкой (причем XVI века!) были объявлены «половецкие» дощечки, т.н. «Лист Iвана Смери, половчапина». После объявления их поддельными они более не упоминались в научной литературе, и ныне нет возможности ознакомиться с сим памятником, несмотря на то, что любой документ, пусть даже (и тем более) XVI века, по закону почитается национальным достоянием.

Тому же умолчанию подвержены и находки археологов, которые не укладываются в общепринятую картину древней славянской истории. Так, обнаруженные еще в прошлом веке развалины Бужского языческого храма с надписями, рельефами ныне не изучаются, несмотря на то, что в специальной литературе они были упомянуты, причем таким авторитетом, как академик Б.Д. Греков. Почему? Именно из-за рельефов и рунических надписей.

И стоит ли удивляться тому, что по сию пору не умолкают споры о подлинности великого памятника русской культуры «Слова о полку Игореве». До сих пор не издана и не изучена единственная аутентичная пергаментная копия этого памятника, сделанная А. И. Бардиным. Причиной этого объявляется то, что он делал подделки в своей мастерской. Но сей пергамент, сделанный мастерски, причем не с первого издания, а с подлинной рукописи, должен считаться наиболее ранней и точной копией памятника?

Потому идут споры и вокруг ныне изданных памятников славянской ведической традиции. Ныне нас вновь пытаются убедить, что русским людям нечем гордиться, мол, ни в древности, ни ныне мы не создали ничего замечательного, а только учились у иноземцев.
Нам пытаются внушить, что сия традиция не имеет значения. Что будто бы вся наука выступает против подлинности древних славянских памятников. Люди с титулами и научными степенями утверждают с телеэкранов, что здесь нет предмета для исследований и что следует изучать только православную христианскую литературу.

Но вспомним, что в недавнем прошлом эти же люди выступали против христианской литературы. Именно за это они получали свои научные степени. Они всегда служили «генеральной линии», но не Правде.

А кто теперь определяет сию линию в отечественной науке? Не секрет, что теперь этим занимаются многочисленные зарубежные политологические центры. В частности, против «Книги Велеса» выступает У. Лакер, профессор Вашингтонского университета стратегических исследований (автор книги «Черная сотня», М, 1993). Против выступил и доктор антропологии и этнологии РАН В. А. Шнирельман, работающий в Еврейском университете в Москве и Иерусалиме («Мифы неоязычества» и «Книга Велеса», Иерусалим, 1998). Вторят им и многие наши отечественные «специалисты», успешно исполняющие вполне определенный политический заказ.
Наши противники утверждают, что в защиту памятников древней славянской письменности выступают только дилетанты. Но это не так.

Список ученых, поддержавших изучение «Велесовой книги», других памятников, можно продолжить. Думаю, что недалеко то время, когда он совпадет со списком всех честных и значительных ученых-славистов. Тогда в изоляции окажутся как раз те, кто поспешил вслед за «генералами» нашей «официальной науки» высказаться «против», не вникнув в проблему либо не подумав о том, что истина все равно восторжествует.

Многие объясняют такое отношение к славянской ведической традиции прежде всего тем, что «языческая православная идея» может размыть «христианскую православную идею».

Однако никто в мире не отказывается от своих корней, от своей древней истории и культуры на том основании, что это размывает какую либо современную национальную идею.

К примеру, в православной Греции чтут и культуру античную, и вовсе не бросают в костры поэмы Гомера, не уничтожают Акрополь. Я не говорю уж о самой быстро-развивающейся стране мира — Японии, в коей национальная вера «синтоизм» суть вера языческая. Замечу также, что буддисты и синтоисты Японии вовсе не враждуют между собой.
И как может противоречить русская «языческая», точнее «ведическая», идея православной, если в Древней Руси славили Правь, ведали Правду?

А сколь благотворно может быть воспитание современного человека, основанное на «Велесовой книге», «Бояновом гимне», «Слове о полку Игореве» и устной народной традиции! Человек, вставший на путь Прави, иначе будет видеть себя и то, что он делает. Воспитанный на любви к Отчизне, он станет подлинным патриотом, ясно будет различать добро и зло, правду и кривду. Он почувствует себя частью Природы и уже не сможет губить окружающий живой мир. Расширится сознание человека, в языке появятся забытые слова, понятия, мир обретет новые краски.

Русская ведическая духовная традиция заключает в себе и учение о духах, которые покровительствуют Руси, и древнейшее в учение о Всевышнем. И я уверен, это учение обогатит сокровищницу мировой духовной мысли. Если немного поддержать еще теплящийся огонек ведической русской веры, то миру явится все великое многообразие нашей древней культуры — и воинское искусство, и народная медицина, и музыка, и зодчество, и ремесла, ибо все это живо и ныне. И это будет началом эпохи Русского Возрождения.

Что же представляет из себя славянская традиция ныне? И правильно ли ее называть язычеством?

Ведизм и русское язычество.

Язычеством ныне именуют многое: веру античных греков и римлян, индуистов, веру сибирских шаманов и африканских колдунов. И думаю, что такое многозначное определение было бы неверно применять к русской ведической традиции.

Русский ведизм, или праведизм — это древнейшая монотеистическая вера, то есть вера в бытие Всевышнего, духовные знания, дошедшие до нас в виде народных православных традиций, в виде устных преданий и в священных текстах.

В отличие от ведизма единой идейной основы у язычества (в том числе русского) быть не может. Чаще под язычеством понимают веру в бытие многих богов и отрицание бытия Всевышнего (политеизм).

Язычеством называют также пантеизм, то есть почитание и одухотворение Природы при отрицании Бога Рода (Всевышнею). В древности под язычеством понимали также веру в иноплеменных богов, либо почитание полубогов, отрицание религии как таковой (атеизм). В христианскую эпоху язычеством называли любое нехристианское вероучение.

Толкование язычества как веры народной (от «языки»- народы) ныне широко бытует, что приводит ко многим недоразумениям. Ибо тогда получается, что, например, христианство — вера не народная, а это не так. К тому же одним сим именем называют все от атеизма до ведизма. Потому мы отказываемся от такого толкования «язычества» и русский ведизм, древнюю монотеистическую веру, противопоставляем язычеству (политеизму, пантеизму, атеизму).

Это не значит, что все русское язычество, понимаемое как совокупность народных нехристианских верований и суеверий, не представляет духовной ценности. В русском язычестве можно найти немало драгоценных осколков древней русской ведической веры — собранные вместе, они представляют русскую ведическую веру во всей полноте. Потому, следуя обычному словоупотреблению, здесь иногда также будет русская ведическая традиция именоваться язычеством (исходя из того, что она включает в себя и ведическую веру).

Следует отличать русский ведизм и от иных вер ведического корня: всех разновидностей индуизма, зороастризма и иных, ибо русский ведизм — суть русская национальная разновидность ведической веры. Соответственно русская ведическая культура — это русская национальная разновидность ведической культуры. Русский ведизм интернационален по содержанию настолько, насколько интернациональна сама ведическая вера, и национален по образу, языку и истоку.

Ведическую религию, в виде различных разветвлений идуизма и зороастризма, народных вер, ныне исповедует четверть человечества. Речь идет не только об Индии и странах Индокитай В Европе, Америке, Австралии различные восточные религиозные общества, основывающиеся на ведическом мировоззрении, и собственно «неоязыческие» общины, охватывают до десятой доли всех верующих. Зороастрийцы (гебры и парсы) представлены в парламенте исламской республики Иран и в парламенте Индии.
Развитые виды ведической религии имеют духовной основой индийскую ведическую и иранскую зороастрийскую (авестийскую) литературу, включающую в себя тысячи томов древних сочинений и современных их толкований.

Самые известные книги ведической религии Индии — Веды. Их четыре. «Ригведа», «Веда гимнов», Самаведа, «Веда напевов». А также две дополнительные Веды, созданные для нужд жрецов и лекарей, — Яджурведа, «Веда жертвенных формул» (есть белая и черная), и Атхарваведа («Веда заклинаний»). Позже Вед были составлены комментарии к ним — сотни философских трактатов: Брахманы и Упанишады.

Дополнительная ведическая литература Индии — это Махабхарата, Рамаяна и Пураны. Героическая поэма Махабхарата — индийцами почитается как пятая Веда, это самая большая в мире поэма, включающая сто тысяч четверостиший. В сущности, Махабхарата представляет из себя отдельную литературу (знаменитая Бхагавад-Гита — часть Махабхараты).

Рамаяна — это поэма о древнем герое и царе Индии Раме, воплощении Всевышнего. Пураны являются собранием историй о воплощениях Всевышнего, о жизни полубогов.

Зороастрийская литература Древнего Ирана представлена прежде всего Авестой. Авеста имеет четыре части — Ясну («поклонение»), Висперед («все главные главы»), Видевдат («закон против дэвов-демонов») и Яшты («гимны»).

Здесь были упомянуты только священные книги действующих ныне конфессий, не менее обширную литературу дают археологические, этнографические разыскания в разных странах Востока. Также более поздние сочинения, основывающиеся на недошедших до нас жреческих книгах (например, «Шах-Наме» поэта Фирдоуси).И было бы неверно полагать, что эти тексты не имеют отношения к русской ведической традиции. Наоборот. Во многих сих текстах повествуется о землях, лежащих к Северу от Индии и Ирана. Это важнейшие и очень древние описания земель Руги, которую почитали и почитают прародиной ариев, истоком ведической веры и индуисты, и зороастрийцы.

Следует уделить внимание общности многих текстов, мифологических сюжетов русской и иных ведических традиций. Можно поставить радом тексты русских народных песен, духовных стихов и повторяющие их тексты индийской и иранской ведической литературы.

Сие сравнение непременно приведет к выводу, что на Руси сохранились песни не менее, а зачастую даже более архаичные, чем в Индии и Иране. Это оправдывается тем, что именно Русь является истоком ведической веры.

Великое духовное наследие Руси Ведической по праву можно поставить рядом с живой ведической традицией стран Востока.
Священное писание и священное предание русской ведической веры

Древнейшие песни и былины в устной традиции Руси хорошо сохранились. Они поэтичны, доступны. Там, где, например, Пураны дают краткий пересказ сюжета древнего мифа — русская традиция дает саму древнюю песню, очень любимую народом и почти не искаженную временем.

Немало древних ведических гимнов, священных песен и отчасти мифов сберегла устная и письменная традиция православных мистических сект. Можно назвать почитаемые старообрядцами, духоборами, «божьими людьми» (хлыстами, скопцами), богумилами и другими «Голубиную книгу», «Животную книгу», «Тайную книгу», «Золотую книгу» и многие иные народные книги.

Полный свод славянских народных песен, былин, сказок и сказаний, духовных стихов — это тысячи томов. И они содержат в себе те самые Изначальные Веды, утраченные ариями, пришедшими с Севера в Индию и Иран. Иные сборники русских народных песен и былин содержат сказания более древние и лучше сохранившиеся, чем сказания Пуран.

Ныне мною был опубликован полный свод Изначальных Вед, названный древним именем этого собрания мифов и преданий славян: «Звездной Книгой Коляды». Каждый текст этой книги имеет прообраз в устном предании и в народных книгах славян (также в близких традициях). Мною была произведена работа по сбору текстов, переводу на современный русский язык, упорядочиванию, сличению, выделению древней основы. «Книгу Коляды» следует считать источником по древней вере славян, ибо каждый текст, образное выражение, мысль сей книги могут быть удостоверены народной песней, былиной, сказом.

Краткие пересказы мифов из «Звездной Книги Коляды» помещены в первой части («Славянские мифы») настоящей книги, а основные источники указаны в комментариях к текстам.

Одним из важнейших источников по славянской мифологии и древней ведической вере славян следует считать также книгу «Веда славян», собрание песен южнославянского народа болгар-помаков. Сия книга (в двух томах) издана в конце прошлого века в Белграде и Санкт-Петербурге Стефаном Ильичем Верковичем. «Веда славян» заключает в себе обрядовые песни и моления славянским богам, она для славян не менее значима, чем «Ригведа» для индусов. Она до сего времени не переведена на русский язык, однако основные славянские мифы из этой книги вошли в «Книгу Коляды».

Кроме тысяч томов славянского фольклора русская ведическая литература представлена также памятниками древней письменности. Прежде всего — это «Книга Велеса», потом «Боянов гимн» и «Слово о полку Игореве». Уже сих памятников достаточно, чтобы говорить о великой русской ведической литературе и письменной культуре.

Более всех ныне известно «Слово о полку Игореве», созданное, как показал академик Б.А. Рыбаков, боярином Петром Бориславичем в XII столетии. Его племянник епископ Феодор выступал за единение русской ведической и христианской традиций, за что был казнен, а книги, им писанные, были сожжены. Сие семейство хранило русскую православно-ведическую веру, они были продолжателями традиции, восходящей к Бояну и Златогору, певцам Древней Руси.

«Боянов гимн» — это древнейший памятник славянской письменности, созданный в IV столетии. Дошел до нас, как и «Слово о полку Игореве», в копии начала XIX столетия (хранится в Публичной библиотеке в Санкт-Петербурге), однако подлинник еще, возможно, существует. Повествует о победе славян в войне с готами Германареха. Содержит известия о князьях Бусе и Словене, песнопевцах Бояне и Златогоре.

«Книга Велеса» — священное писание славян. Была написана на деревянных дощечках (43 доски) в V-IX столетиях жрецами Русколани и Древнего Новгорода. Содержит мифологию славян, тексты молитвенные, легенды и рассказы о древней славянской истории с XX тысячелетия до нашей эры по IX век нашей эры. «Книга Велеса» известна с начала XIX столетия, но дошла до нас в копии начала XX века.

До недавнего времени были известны и другие священные тексты древних славян, около двух десятков источников. Самые обширные и значительные из них таковы: «Перуница» (Перуна и Велеса вещания в Киевских капищах жрецам Мовеславу, Древославу и прочим), судя по описанию; представляла из себя 12 книг. Далее: «О Китоврасе. Басни и Кощуны» (название условное, это славянская ведическая мифология), 143 доски V века. «Белая книга», включающая в себя сказания о Коляде Венедском, тризны Златогора, Буса Белояра, новгородские предания времен Буривоя и Владимира Древнего. Были и сочинении географические, гадательные книги и прочее, прочее.

Память о многих книгах сохранили и общины болгар-помпкон («Золотая Книга», «Птичья Книга», «Книга Странствий» и так далее). Эти книги были уничтожены также не столь давно.
Ныне сии книги нам недоступны. Часть их, видимо, находится в закрытых государственных хранилищах в России Часть еще в начале XIX века была вывезена по масонским каналам за пределы Российской империи, в основном в Австрию. Ныне сии рукописи распылены по библиотекам Европы и Америки, почитаются тайнописью.

Дощечки «Книги Велеса» из храмовой библиотеки Древнего Новгорода. В XI веке сия библиотека была вывезена во Францию королевой Анной Ярославной. В начале XIX века библиотека вернулась в Россию и была приобретена А.И. Сулакадзевым. В 1919 году дощечки были найдены в усадьбе Неклюдовых-Задонских и вывезены в Бельгию, где были скопированы историком Ю.П. Миролюбовым.
Здесь даны лицевая и обратная стороны дощечки II 16, согласно фотографиям, сделанным Ю. П.

Важность русской ведической традиции, русской ведической литературы велика не только для России, но и для всего мирового сообщества, ибо русский ведизм близок к истоку ведической веры и ведической культуры, а она во многом определяет жизнь современной цивилизации.