– А наш батюшка не хранит тайну исповеди, – сказала как-то за чаем матери Конкордии Лиза.

Елизавета Петровна, старая подруга монахини, жила в Москве вместе с семьей сына, нянчила троих внуков, но раз или два в год приезжала к матери Конкордии отдохнуть на свежем воздухе, попить целебного козьего молочка и посплетничать по поводу приходской жизни в столице. Кроме как в храм да в ближайший продуктовый магазин, Елизавета Петровна никуда не выходила. Общение со столичными подругами поддерживалось при помощи телефона, а вот в другую область звонить по межгороду было дорого. Нельзя оставлять подругу без свежих московских сплетен, поэтому Лиза, как по привычке звала ее монахиня, проявляла трогательную заботу, не считаясь со сложностями дальней дороги.

– Отец Иоанн не станет раскрывать , – сказала матушка, – он достаточно ответственный священник. Но сама в душе приготовилась послушать историю. Грешны мы, не всегда способны перебороть страсть, особенно столь невинную внешне, как пересуды и сплетни.

– Он, наверное, для блага нас всех так делает, – продолжала Лиза. Имен не называет. Говорит: вы ко мне приходите и каетесь в грехах, а потом вновь согрешаете. И начинает перечислять грехи. И, что самое плохое, иногда говорит о моих личных грехах, которыми никто больше не грешит, и мне становится очень стыдно. И Елизавета Петровна назвала несколько своих «индивидуальных» грехов. Выслушав подругу, мать Конкордия улыбнулась и успокоила подругу. Все эти грехи оказались настолько распространенными, что узнать по ним себя могла лишь Елизавета, живущая в тишине московской квартиры и почти ни с кем не имеющая общения. Так что никакого нарушения тайны исповеди не было.

– Вообще, я лишь однажды слышала о том, что священник нарушил , – сказала монахиня. Служил на одном приходе священник. Нехороший, прямо сказать, был батюшка. Выпивал сверх меры, случалось за ним и другое, весьма неприятное. Однажды он поссорился с прихожанкой, она была девицей, скорой на язык, слово за слово, и священник прилюдно обличил ее в одном грехе и к тому же добавил, что знает об этом из ее же исповеди. Потом, в пылу спора он ее еще и проклял. Года он после этого не прослужил – попал под запрет, не за свой язык, за пьянство, да так из запрета и не вышел – умер от вина. Больше мне таких случаев в жизни не приходилось встречать. Зато есть другой грех. Любим мы сами раскрывать тайну исповеди. Отец Савватий неоднократно на проповеди говорил, что тайну исповеди надо хранить не только священнику, но и мирянину. Покаялся во грехе, Господь тебя простил, нет больше этого греха на тебе, так больше и не вспоминай об этом, начни новую жизнь. Пока мы помним свои грехи – вновь впадаем в них, если же принимаем исповедь как второе крещение, тогда незачем вспоминать то, что прощено Богом.

– Да, отец Савватий молодец, старец; жаль, что у нас священники совсем другие, – сказала Елизавета Петровна.

– Ваши священники хороши для своих прихожан. А отец Савватий – один из немногих старцев, потому к нему и едут со всей страны. Знаешь, сколько тяжелейших ситуаций приходится батюшке разрешать?! Простому священнику это не под силу. Надо быть молитвенником, постником, монахом. Молитвенником и постником можно и в городе быть, а вот монахом – только в монастыре или в такой общине, как у отца Савватия – где нет никого, кроме самых близких духовных чад, да и те в постриге.

Долго еще длился разговор старых подруг, говорили и о хорошем, и о плохом, в который раз вспомнили молодость (да и грехи молодости – тоже). Уложив подругу спать, мать Конкордия задумалась о том, что было сказано Лизой по поводу отца Иоанна. Наверное, он был не совсем прав, говоря о тех грехах, которые ему стали известны из исповедей.

На следующий день она спросила отца Василия, права ли она?

– Не существует четких правил о том, можно ли говорить о распространенных грехах, упоминая о том, что священник узнал про них из исповеди, – сказал настоятель. Но мне кажется, что в этом есть что-то неправильное. Кто-то может подумать, что священник имел ввиду его, кто-то подумает, что был обличен его знакомый или сосед. Много смущений бывает от этого. Поэтому я еще в семинарии решил, что никогда не буду обсуждать с человеком то, что мне было сказано на исповеди, тем более говорить публично на эту тему, даже обобщенно. Что было сказано на исповеди – умерло навсегда, так я решил и следую этому правилу все годы служения. Мать Конкордия поблагодарила батюшку за ответ. А затем, спустя некоторое время, поблагодарила и Господа за то, что Господь даровал ей таких замечательных духовных наставников: старца игумена Савватия и иерея Василия – настоятеля прихода, на котором она надеялась дожить до своего последнего дня.

Отец Иоанн пользовался искренним уважением у всех жителей того города, в котором он был приходским священником. В нем было смирение служителя Божия и достоинство христианского пастыря. В делах житейских он был кроток и незлобив, а в делах своего священного служения ревностен. Он горячо любил свой храм, старательно украшал его, вступал в него всегда с радостию и благоговением. И вдруг обрушилось на него бедствие и страдание.
В один зимний вечер по городу пронеслась страшная весть об убийстве помещика Иванова... Немедленно на место происшествия прибыл полицейский пристав. Он осмотрел труп убитого, кровавые брызги, покрывшие стол и кресла, пятна от окровавленных рук, затворявших дверь... Он сделал допрос слуге убитого, причем обнаружилось, что в то время, когда слуга отправлялся в город, к дому помещика Иванова подходил священник, известный всему городу о. Иоанн.
Полицейский пристав немедленно поспешил к отцу Иоанну, дом которого был недалеко. Никем незамеченный, он зашел в прихожую и здесь наткнулся на обстоятельства, имевшие очевидную связь с только что совершенным убийством. В прихожей священника висела теплая ряса мехом наружу; из внутреннего кармана рясы торчал нож, покрытый запекшейся кровью; по светлому меху виднелись следы кровавых рук, которые, очевидно были вытираемы об этот мех.
Когда пристав вошел в залу, его встретил сам священник, встретил хотя и радушно, но с некоторым смущением и безпокойством. Когда потом он спросил у священника, был ли он сегодня у помещика Иванова, то о. Иоанн вздрогнул как бы от приближающейя беды; впрочем, отвечал без колебания, что был.
-Знаете ли вы, что случилось с Ивановым после вашего посещения? - спросил затем пристав.
От этого вопроса о. Иоанн пришел в очевидное волнение и не знал - сказать ли «да», или сказать «нет»; в своем замешательстве он говорил: «да... знаюнет... не знаю»...
-Поверьте, батюшка, - сказал пристав, - что я высоко ценю вас, однако долг службы заставляет меня допрашивать вас; впрочем, я уверен, что ваш ответ отклонит от вас всякое подозрение...
-Исполняйте ваш долг, - глухим голосом отвечал священник.
-Хочу спросить, чья ряса висит в вашей прихожей?.. Если ваша, то откуда на ней кровавые пятна и в кармане окровавленный нож?
-Как! - с ужасом вскрикнул священник. - Не может этого быть!..
Полицейский пристав на месте описал все, найденное у о. Иоанна, и все слышанное от него, и удалился.
На другой день весь город говорил о том, что в убийстве Иванова обвиняется о. Иоанн. Его неизменные почитатели отказывались этому верить. Прочие удивлялись или тому, что такое преступное дело нашло доступ к такой прекрасной душе, или тому, что преступные наклонности так долго скрывались будто бы у священника под покровом притворства и лицемерия. Отец Иоанн, простоявший на молитве большую часть ночи и только под утро забывшийся сном, проснулся от стука в дверь его комнаты. Когда он поднялся с постели и открыл дверь, то увидел предсобою расстроенную и заплаканную жену. Она стала умолять его, чтобы он рассказал, что с ним случилось вчера.
Отец Иоанн движением рук отстранил от себя плачущую супругу и отвернулся от нее:
-Не спрашивай, - сказал он жене, - не смей спрашивать меня об этом.
-Как же мне не спрашивать тебя об этом? - отвечала жена. - Я столько лет была тебе любящей супругой, за счастье почитала служить тебе... И вдруг я слышу, что весь город обвиняет тебя в убийстве! - При этих словах она заплакала.
-Как могу я не знать - виновен ли ты, или прав? - продолжала она потом. Я мать твоих детей. Когда они вырастут и будут спрашивать меня, был ли их отец преступником или нет, что мне отвечать? - При этих словах она снова залилась слезами и всем телом задрожала от рыданий.
От воспоминания о детях и о. Иоанн горько заплакал, но потом, овладевший собой, сказал:
-Моим детям, когда они вырастут, скажи, что их отец был честен, что никогда не только человеческой кровью, но и неправедным приобретением не осквернил он своих рук.
-Значит ты можешь оправдаться от обвинений, которые на тебя возводят, можешь объяснить обстоятельства, которые наводят на тебя подозрение?
Так говорила супруга о. Иоанна, разумея окровавленный кож, найденный в кармане рясы, и кровавые пятна на ее меху.
-Не могу, - глухим голосом, поникши головой, - отвечал о. Иоанн, - не должен объяснять, не могу оправдаться. Господь, Которому я служу, запечатал уста мои... и Сам обвиняет меня. Могу ли противиться Ему, и если противостану, то не лишусь ли и последней надежды на Его оправдание?..
В этот же день о. Иоанн, как состоящий под следствием, был подвергнут домашнему аресту и через то лишился возможности отлучаться из города и выходить из дому.
Неутешная скорбь жены, вопли маленьких детей, плакавших по примеру матери, поколебали о. Иоанна...
На третий день после того несчастного вечера он позвал жену в свой кабинет и сказал ей таинственно:
-Немедленно поезжай в губернский город. Явись к святителю, проси у него сострадания к детям нашим. Отдай ему письмо и непременно в его собственные руки. Здесь тайна, которую я могу отчасти открыть только архипастырю. Заклинаю тебя Богом, не поддавайся любопытству, и как это письмо, так и ответ на него соблюди не распечатанным.
Через двое суток после этого жена о. Иоанна была уже у архиерея. Он сначала прочитал письмо, которое она подала ему, потом выслушал мольбу, которую она со слезами принесла ему за себя и за своих детей.
Острый взгляд архипастыря затуманился и на глазах его навернулись слезы. Он ушел, чтобы написать о. Иоанну ответ, и через несколько минут возвратился и передал просительнице запечатанный конверт. При этом он сказал ей несколько слов ободрения на случай бедствия и, благословляя ее, преподал ей такое наставление:
«В искушении яви твердость, докажи, что ты по достоинству сделалась супругою священника».
Когда о. Иоанн дрожащими руками вскрылконверт, привезенный женою от архиерея, то нашел в нем свое собственное письмо с такою пометкою архипастыря: «Достолюбезный о. Иоанн! Да не безпокоит участь семьи. И последнее свое разделю я с нею. Тебе же от Божественного Пастыреначальника нашего Иисуса Христа подается венец мученичества за дело Божие. Приими сей дар с радостию, яко залог вечной жизни и вечной славы. Радуюсь, что Господь дал тебе не только в Него веровать, но и по образу Его страдать».
Такой ответ не обещал хорошего оборота для дела о.Иоанна, но он укрепил его веру и преданность воле Божией.
И вот у ворот его дома остановилась телега с двумя солдатами, которые должны были препроводить о. Иоанна в губернский тюремный замок.
Священник, укрепленный молитвой и верой, спокойно оделся в дорожное платье, положил три поклона перед иконами, благословил и поцеловал малюток-сыновей, и наконец, подошел к жене.
Он собирался благодарить ее за то, что она была ему верной подругой жизни, что она доставляла ему семейное счастье; собирался сказать ей, что она вечно, вечно будет жить в его сердце; но она бросилась ему на шею и рыданиями заглушила все его слова. Она умоляла его не покидать ее, разрешить эту тайну, которая нависла над ним страшной тучей.
-Нельзя! - строго и твердо сказал священник. Это дело не в нашей воле. Тут Бог повелевает.
С этими словами он осторожно, но решительно высвободился из объятий жены и вышел на улицу к ожидавшим его солдатам. Он просил только у них сделать остановку подле той приходской церкви, где он служил, и они это обещали.
Войдя в храм, он окинул прощальным взглядом иконостас, иконы... - Вот они, подвижники за веру Христову, - подумал священник. И припомнились ему слова Священного Писания: они испытали поругания и побои, а также узы и темницу; были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке; умирали от меча; скитались.., терпя недостатки, скорби, озлобления. Те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли (Евр.11,36-38). Над всеми же ими - с распростертыми руками и пригвожденными дланями - Сам Начальник и Совершитель веры Иисус, вместо радости потерпевший посрамление и крест. А ты, недостойный служитель алтаря, ты, еще не подвизался до пролития крови. Иди же, иди с терпением на предстоящий тебе подвиг.
И, говоря это самому себе, о. Иоанн почувствовал новый прилив бодрости и сил. Облобызав престол и приложившись к иконам, он вышел из храма и сказал своим проводникам: «Теперь везите меня, куда вам приказано».
В губернском городе о. Иоанн был неоднократно подвергаем допросами. Если его спрашивали, признает ли он себя виновным в убийстве Иванова, то он отвечал, что не признает. Если его спрашивали, кто же убил Иванова, то он или молчал или молился, говоря про себя: «Господи, сохрани! Господи, подкрепи!» Если от него требовали объяснения обстоятельств, которые служили уликами против него, то он говорил, что ничего не может объяснить, что Господь заградил ему уста.
В заключение всего он был приговорен за убийство к лишению всех прав и ссылке на каторжные работы.
О. Иоанн приготовил себя, казалось, ко всему. А между тем в состоявшемся о нем приговоре было нечто такое, что он упускал из виду, но что потом поразило его ужасом, породило в нем мучительныетревоги и исторгало из уст его слова ропота; в «лишении всех прав» входило запрещение о. Иоанну священнослужителя. Потом от него потребовали дать подписку в том, что он не будет ни совершать богослужения как священник, ни благословлять, ни одеваться, как священник. Он дал в этом подписку. Но это была последняя капля, переполнившая чашу страдания. Доселе о. Иоанн все выносил безропотно и твердо, а этого не вынес. Он застонал, стал ломать руки и, обращаясь к иконе Спасителя, безумно закричал:
-Господи! за что...за что Ты отвергаешь меня, чтобы я не священнодействовал пред Тобою? - И с горьким воплем упал на лицо.
Прошло несколько дней, и о. Иоанн с другими преступниками отправился на место назначения. Тяжел был этот путь. Нужно было пройти не одну тысячу верст. Тяжела была и работа в рудниках, к которой определили о. Иоанна по прибытии на место...
Начальство скоро заметило, что от работы о. Иоанна пользы мало. На работах он часто простуживался, и его все чаще и чаще не стали назначать на работы. Тогда он целый день проводил в каземате один. Тело было спокойно, но терзания души его не имели конца.
Для души нельзя было положить запрета: она постоянно уносилась из настоящего к прошедшему и наполнялась воспоминаниями о том, что было невозвратимо. Эти воспоминания были сладки только во сне, когда человек забывает, что с ним теперь, - но в бодрственном состоянии они были мучительны, потому что человек понимает тогда, что прошедшее миновало для него навеки.
Во сне о. Иоанн постоянно видел себя совершающим церковные богослужания. Стоит он будто пред престолом, окруженный волнами кадильного дыма, освещенный лучами утреннего солнца: душа его чует присутствие Пресвятого Духа; в руках его Агнец Божий, и о. Иоанн говорит Ему: «я не поведал тайны Твоей, я не давал Тебе лобзания Иудина, - и Ты не отвергнешь меня?» - Но вот происходит что-то неладное.. Певчим нужно петь «О Тебе радуется, Благодатная», а они смеются. Грозно взглядывает на них о. Иоанн и будто говорит: «Разве я вам не священник?» - «Какой ты нам священник, - отвечают ему: посмотри, что у тебя на ногах». Опускает он свои глаза и видит на ногах оковы. Он просыпается. Холодный пот струится по лицу его. «Боже мой за что Ты отверг меня?»
...Так прошло немало лет. Приближался конец каторги, после которой о. Иоанн должен остаться навсегда жить в Сибири. Но в это время приблизился, по-видимому, конец и жизни его.
Отец Иоанн лежал в опасной болезни. Жар и бред не оставляют его в течение нескольких суток. Зато в горячечном забытьи он не арестант, а священник. Он не выпускает из рук простого платка, который он на своей груди старательно то складывает, то раскладывает - и молится: «не отвержи мене от лица Твоего». Но вот на лице больного изображается безпокойство. Он шепчет про себя: «идут, опять помешают, опять насмеются!»
Действительно, в двери тюремного лазарета, где лежал больной, вошли два офицера: начальник тюрьмы и начальник местного отряда войск; их сопровождал еще врач.
Они подошли к той кровати, на которой лежал о. Иоанн, и посмотрели в его безпокойные, воспаленные глаза.
Затем офицеры обратились к врачу, прося его высказать свое мнение о состоянии больного.
Врач сказал, что в настоящую минуту больнойнаходится в состоянии безсознательном, вообще же его болезнь требует старательного лечения, внимательного ухода и полного спокойствия... После этого заявления все трое удалились.
С этого дня врач посещал о. Иоанна каждый день. Все, что можно было сделать для его выздоровления, все было сделано. Через это перелом болезни совершился благополучно. Больной пришел в себя и стал постепенно укрепляться.
-Здравствуйте, батюшка, поздравляю вас с возвращением к жизни. Признаться, о. Иоанн, я сильно боялся за вас. - Так говорил врач, пожимая руки больного, когда благоприятный исход болезни сделался уже несомненным.
Отец Иоанн посмотрел на него острым взглядом ввалившихся глаз и подумал:
-Какой я ему «батюшка», какой я «отец» Иоанн?
-Поправляйтесь, поправляйтесь, о. Иоанн, - продолжал врач. - Пожили в горе, поживете и в счастии.
-Какое может быть мне счастье? Зачем мне и жизнь? - сказал больной, а все-таки улыбнулся.
-Не унывайте, батюшка, не унывайте, будьте веселее, - заключил врач и удалился.
-Что он заладил: «батюшка» да «отец» Иоанн? - еще раз подумал больной, но много думать силы не имел и скоро заснул спокойным живительным сном.
В один из последовавших затем дней снова вошли начальник тюрьмы и начальник отряда и сказали о. Иоанну, что они пришли объявить ему перемену судьбы и для сего должны прочитать ему принесенный ими указ. - Затем раздалось торжественное чтение:
«Так, как обнаружилось, что священник Иоанн, хотя и осужден за убийство, лишен всех прав и находится в каторжных работах, однако, не только не совершил никакого убийства, но явил доблестное самоотречение во всем своем священническом служении, то в полную отмену онаго осуждения, как основанного на прискорбном недоразумении, восстановить вышепоименованного священника во всех правах состояния, освободить - возвратить - вознаградить».
Слушая все это, о. Иоанн сначала не верил своим ушам, думая, что с ним возобновляется горячечный бред. Потом ему стало казаться, что он неверно понимает то, что слышит. Когда же все сомнения рассеялись, то слезы радости и благодарной молитвы полились из его глаз.
-Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже! Слава Тебе, Боже! - воскликнул о. Иоанн и в радостном изнеможении опустился на свою постель.
* * *
Когда о. Иоанн узнал, что ему возвращены и свобода и священный сан, то прежде этого пожелал совершить Божественную Литургию.
На следующий день он служил Литургию в тюремной церкви. Храм был переполнен молящимися. И начальники, и младшие и старшие, и даже закоренелые злодеи, товарищи его по заключению, - все спешили сделать ему угодное, все готовы были почтить его, все преклонялись пред его тяжелым, многолетним, безвинным страданием.
Как изобразить душевное состояние о. Иоанна во время этого служения?.. Из его глаз непрерывным потоком катились слезы, но его сердце было объято и согрето животворной радостью, как солнечным теплом.
Сравнивая эти блаженные минуты с прежними терзаниями, о. Иоанн неоднократно спрашивал себя в изумлении: «я ли это? опять не во сне ли я священнодействую?»
Спустя несколько дней о. Иоанн оставил местосвоего заключения и отправился к дорогим, давно покинутым местам...
В одну из остановок поезда, в котором ехал о. Иоанн, по вагонам несколько раз прошел высокий, румяный юноша - в фуражке, какие обыкновенно носят воспитанники духовных семинарий. Он, очевидно, старался кого-то розыскать, но не находил. Наконец, подавляя робость, которая бывает в молодых людях спутницею хорошего воспитания, он стал спрашивать вслух всех пассажиров, нет ли между ними о. Иоанна?
-Что вам угодно? - Я отец Иоанн, - раздался на это ответ.
С этими словами отвечавший поднялся со скамьи, на которой сидел. Юноша увидел пред собою пожилого человека, имевшего длинную и совершенно седую бороду и такие же седые, не успевшие отрасти, волосы на голове. Молодой человек бросился к нему со словами:
-Батюшка! ведь я - сын ваш!.. - И стал целовать руки отца и края убогой одежды его, пока надолго не приник к его груди, скрывая на ней слезы своей радости.
-Матушка и брат - другой ваш сын - здесь же, на вокзале: мы выехали навстречу вам, - проговорил он, справившись со своим волнением и снова вглядываясь в дорогое лицо отца.
Радостные ощущения одно за другим шли у о. Иоанна непрерывной чередой...
Свою супругу о. Иоанн нашел такой же любящей и такой же достойной любви, какой была она прежде. Хотя ее прежняя свежесть и красота и увяли от лет и от страданий, которые претерпела она чрез тягостную разлуку с мужем, душа ее возвысилась и стала еще прекраснее.
На встречу своего многострадального священника вышло почти все население городка, в который возвращался о. Иоанн. Встретивши его, с почтением и любовью все сопровождали его в тот храм, где он раньше проходил служение.
Остановившись на пороге этого храма, как бы при входе в самый рай, о. Иоанн в полноте блаженного чувства проговорил: «Коль возлюбленна мне селения Твоя, Господи сил!»
* * *
Кратко объясним, как о.Иоанн был осужден за преступление, которого он не совершал, и как потом восторжествовала его невинность.
Возвращаясь к началу рассказанных событий нужно заметить, что безчеловечно зарезанный помещик Иванов был одним из постоянных почитателей о. Иоанна, был его духовным сыном и любил беседовать с ним о предметах веры.
В день своей несчастной кончины Иванов ощущал безотчетную тоску и томился таинственным предчувствием чего-то недоброго. Вдруг, как будто по благодатному внушению, зашел к нему на короткое время о. Иоанн. Это посещение обрадовало Иванова в высшей степени.
Между священником и его духовным сыном началась беседа, в которой Иванов открыл о. Иоанну свою душу, каялся в грехопадениях молодости и просил молитв. Священник ободрял тоскующего надеждой на милость Божию и благодать Христову, но вскоре поднялся и ушел, говоря, что занятия призывают его домой.
Вышедши от Иванова и сделавши несколько шагов по улице, священник встретился с другим своим прихожанином. Это был Феодоров, тоже помещик из соседних деревень.
Очевидно было, что Феодоров чем-то встревожен. Он так был занят волновавшими его мыслями, что не только не остановился при встрече со священником, но даже не ответил на его поклон.
Отец Иоанн проводил его глазами и заметив, что он свернул в дом Иванова, пошел к своему дому.
Дома он занялся подготовкою к очередному богослужению. Но вот скрипнула входная дверь, и немного спустя раздались чьи-то шаги в зале, смежной с кабинетом о. Иоанна.
Тогда о. Иоанн оставил книги, поднялся со стула и вышел в залу со свечей в руке. Там пред ним предстал Феодоров, крайне взволнованный, с мертвеннобледным лицом и воспаленными глазами.
-Батюшка! - сказал он шепотом, выражавшим и страх, и отчаянную решимость на что-то, - я совершил великий и тяжкий грех.
Священник не поддался любопытству, не спросил, какой грех, где совершен он? Пред ним был его духовный сын и священник ответил ему так, как должен отвечать духовный отец:
-Если вы согрешили и грех тяготит вашу душу, - сказал о. Иоанн Феодорову, - то вот икона Спасителя пред нами... Как духовному пастырю и отцу, поведайте мне падение ваше, чтобы чрез меня, недостойного, получить исцеление от Самого Христа.
Сказав это, священник открыл большой киот, стоявший в переднем углу и наполненный иконами, вынул оттуда крест и Евангелие, завернутые в епитрахиль, положил их на бывший здесь маленький аналой, а епитрахиль одел на себя. Прочитав молитвы пред исповедью, которые пришлось сократить вследствие очень тревожного состояния исповедника, о. Иоанн обратился к Феодорову с обычными словами напоминания по требнику: «Чадо! не устрашися, ниже убойся и да не скрыеши что от мене...»
Феодоров подошел к священнику, машинально перекрестился и сказал:
«Хорошо, я все вам открою; но вы, отец - вы не выдадите меня полиции, когда она будет производить по этому делу розыск?»
-Я - служитель Христа, - ответил о.Иоанн. То, что мы совершаем, есть таинство, которое происходит между троими: только между тобою, мною и Господом. Засвидетельствовавши Христу твое покаяние, я не могу потом свидетельствовать пред людьми о твоем преступлении. И совесть, и закон запрещают мне это.
Тогда Феодоров сказал священнику, что за несколько минут пред этим он убил Иванова...
Отец Иоанн не нашел в сердце убийцы истинного покаяния. Это сердце было волнуемо другими чувствами, из которых самым сильным был страх человеческого наказания. Посему священник отпустил Феодорова без разрешения и при этом сказал:
«Теперь ты еще не способен к тому, чтобы так, как должно восприять от Господа прощение и помилование. Сначала тебе нужно чрез тяжелый опыт понять, что суд Божий страшнее, чем суд человеческий.»
Когда после этого явился полицейский приста и стал спрашивать о. Иоанна, знает ли он, что случилось с Ивановым, то священник пришел в заметное волнение и путался в ответе. Сказать «не знаю» мешала ему привычная правдивость, а сказать «знаю» воспрещала тайна исповеди.
Полицейский пристав высказал подозрение, что Иванова убил не кто иной, как о. Иоанн. Кровавые пятна, бывшие на рясе священника, нож, всунутый в ее карман, доказывали это подозрение. А сказать, что тот нож, вероятно, оставлен тут Феодоровым, что, вероятно, тот же Феодоров вытер об рясу окровавленные руки, что он, а не кто-либо другой был убийца Иванова, - всего этого священник сказать немог, связанный тайной исповеди.
* * *
В таком несчастном совпадении обстоятельств о. Иоанн в первое время мог усматривать только гнев Божий, наказание, посылаемое на него Богом за какие-нибудь неправды.
Через несколько дней он послал жену с письмом к архиерею. В этом письме он писал, что он не запятнал священства тем злодеянием, в котором его обвиняют, - что он мог бы назвать убийцу Иванова, но не смеет назвать его, потому что об этом он узнал на исповеди от самого убийцы.
Посылая это письмо, о. Иоанн питал в душе надежду, хотя и очень слабую, что владыка укажет ему какое-нибудь средство к тому, чтобы спастись от осуждения и каторги.
Но такого средства не было, и архиерей благословил о. Иоанна на страдания за чужой грех, по примеру страдания Христова, - а не на то, чтобы спасаться от беды с нарушением священнического долга.
Нужно сказать, что семейство о. Иоанна в течение всего времени, которое он провел на каторге, жило в прежнем достатке. Невидимые благодетели щедрыми руками подавали помощь жене и детям о. Иоанна. По почте приходили к ним от неизвестных лиц пакеты с значительными денежными суммами, и суммы эти назначались то вообще на содержание семьи, то на воспитание детей.
Эти пособия, делаемые неизвестными жертвователями, доказывали детям правоту их отца и незаслуженность его страданий. Очевидно было, что кто-то знал его невинность и хотел за его мучения вознаградить его детей. Этим подтвердились слова о. Иоанна, которые мать постоянно пересказывала его сыновьям. «Скажи моим детям, когда они вырастут, что их отец не только убийством, но и неправедным приобретением никогда не пятнал своих рук».
Наконец, в одно из высших судебных учреждений поступило от Феодорова заявление следующего содержания:
«В течение многих лет я ношу в моей душе страшную кровавую тайну. Это - такая тяжесть, которая с годами не уменьшается, а возрастает. Дошло до того, что силы мои изнемогают, и я не могу более скрывать того, что сначала так боялся обнаружить... Я - убийца Иванова... Мало того, - я виновник тяжких страданий невинного священника, который за мое преступление осужден и томится в каторжных работах. Сначала я был с Ивановым не только знаком, но и дружен. Но потом между нами произошла размолвка, которая от моего нетерпения и высокомерия превратилась в неприязнь. Ястал считать Иванова своим заклятым врагом, когда еще не имел для этого оснований. Я нанес ему оскорбление, к которому он не подал никакого повода. Чтобы наказать меня, Иванов решился начать против меня тяжебное дело о границах наших имений. Мне сказали, что тяжба должна кончиться в пользу Иванова... Я поспешил тогда склонить Иванова к прекращению этого дела... Но конец моих объяснений с ним был ужасный, кровавый... Я вскипел бешенным гневом. На столе передо мною лежал острый садовый нож. Я мгновенно схватил его, напал на Иванова и перерезал ему горло прежде, чем он успел закричать. Судоржно сжавши в руке свой нож, я опрометью выбежал из комнаты, накинул на плечи шубу и в одно мгновенье очутился на улице. Холодный воздух освежил меня, и рассудок мой ко мне возвратился. Я осмотрелся по сторонам. Улица была темна и пуста. Никто не видал, как я вышел от Иванова. Но не видал ли кто-нибудь, как я входил к нему? В ту минуту, как я подумал об этом, мне вспомнилось, что, входя во двор к Иванову,я встретил священника, который хорошо знал меня. - «Он может сделаться моим обличителем», - подумалось мне. - При этой мысли мое сердце болезненно и тоскливо забилось, и мне стало нестерпимо страшно. Осуждение за убийство, лишение всех прав, ссылка на каторжные работы, разлука с женой и детьми, - все это представилось мне в ту пору таким ужасным, что холодный пот заструился по моему телу. Нужно (думал я) как-нибудь склонить священника к тому, чтобы он молчал о встрече со мною, нужно убедить его, упросить, в крайнем случае заставить. Думая это, я вновь почувствовал в руке моей все тот же нож. В нестерпимом страхе наказания я готов был в ту минуту совершить второе преступление, чтобы только скрыть первое. Я быстро направился к дому священника, больше чувствуя, чем ясно разумея, какую надобность имею я в том, чтобы видеть его и говорить с ним. Меня гнал ужас наказания, и я бежал, бежал умолять священника, убеждать его, вынуждать его и угрозами, и - может быть - этим самым ножом, чтобы он не выдавал меня. Пришедши в дом священника, я бросил шубу в прихожей и вошел в залу, которая была освещена слабым светом лампад, горевших пред иконами. Только тут я осмотрел самого себя. В руке моей все тот же нож, и руки - все в крови. К чему это? - подумалось мне. Я воротился в прихожую; руки вытер обо что-то, висевшее на вешалке, а нож сунул в карман чего-то, что я принял тогда за свою шубу, Возвратившись после того в залу, я сказал вышедшему ко мне священнику, что я совершил великий грех. В то время мне было совсем не до покаяния. В моем признании было больше дерзости, чем сокрушения. Но о. Иоанн сделал мне вразумление и стал читать молитвы. Я слушал рассеянно и нетерпеливо ждал конца. Я думал только о том, покажет ли на меня этот священник, или нет. Наконец о. Иоанн подвел меня к иконам и дал мне говорить. Я прежде всего потребовал у него ответа на мучивший меня вопрос: будет ли он молчать о том, что я сделал или нет? Он отвечал, что будет молчать, потому что я говорю с ним, как с духовным отцом и служителем Христа, и это - не обыкновенный разговор, а таинство исповеди. Тогда я рассказал ему о своем преступлении. Он отпустил меня со словами: «ты поймешь, что суд Божий страшнее суда человеческого». Да! теперь я совершенно понял это. В тот же вечер я уехал из города в свою деревню. Я провел там несколько месяцев в постоянном опасении, что суд нападет на мои следы и меня постигнет, наказание. Наконец я услыхал, что за убийство Иванова осужден священник, осужден на основании улик, происхождение которых он мог бы легко объяснить, если бы не был так высок душею и не хранил своего обещания молчать. Услышав это, я мог бы успокоиться: человеческий суд меня миновал. Но я не успокоился, потому что скоро почувствовал приближение суда Божия. Прежде всего заговорила во мне совесть... мне стало тяжело. Я не мог скрывать от своей жены и открыл ей тайну меня тяготившую. Она закрылась руками, как будто от стыда, и потом горько заплакала... Спустя немного времени жена умерла от чахотки. До своей последней минуты она смотрела на меня и с любовью, и с отвращением. Так смотрит человек на мертвое тело дорогого сердцу покойника, когда оно начинает издавать тлетворный запах. Дети мои - одни ушли вслед за матерью, другие не любят и чуждаются меня. Иначе и быть не может... Итак, я стал теперь одинок. Но я чувствую, что это одиночество есть не конец, а только начало, не наказание, а только приготовление к суду надо мной... Святая вера подает всякому грешнику надежду на спасение, на помилование. Путь к этому помилованию лежит черезпокаяние. Но я не могу принести Богу покаяния, пока пользуюсь плодами своих преступлений. Убийство Иванова принесло мне безпечность, а невинному священнику - утрату достоинства и каторжные работы. Пока все это остается так..., я не смею умолять о милосердии грядущего ко мне Судию. Чтобы получить спасение, подобно разбойнику, мне нужно сначала отказаться от свободы, похищенной у другого, возвратить по принадлежности украденное у другого достоинство. Вот почему я объявляю судебной власти о своем преступлении. Я прошу и требую, чтобы меня судили, чтобы не лишили меня человеческого временного наказания и чтобы не оставляли священника до конца терпеть страдания, им незаслуженные».
На основании этого заявления забытое дело об убийстве Иванова стало производиться вновь. После оправдания священника ему возвращены были свобода, достоинство сана. Обличавший сам себя Феодоров должен был подвергнуться заключению и ссылке на каторжные работы.
Но полицейский чиновник, посланный арестовать Феодорова, нашел его в таком состоянии, что его необходимо было оставить в покое. За несколько часов пред этим он был разбит параличом. Вся правая половина его тела была теперь безжизненная и безсильна. В левой половине жизнь еще тлела, как огонь под пеплом. Язык отнялся, но сознание и память сохранились.
Выслушав известие о новом решение суда, больной Феодоров, неподвижно сидевший в кресле, сложил левой рукой крестное знамение, слабо перекрестился и с некоторой отрадой и облегчением посмотрел на икону.
Через несколько дней его не стало.
О. Иоанн, по возвращении своем, мог отыскать лишь могилу несчастного убийцы. Узнал он и то, что тайная милостыня семье его была оказываема Феодоровым.
Для о. Иоанна во всем этом заключалось достаточное побуждение к тому, чтобы до конца жизни вымаливать Феодорову милость Божию, оставление грехов и Царство Небесное.

«Райские цветы с Русской земли», составитель П. Новгородский

• Что такое исповедь
• Для чего православные исповедуются
• Какие существуют правила исповеди
• • Можно ли скрыть какой-то грех
  • Что нужно говорить священнику

В чем смысл христианской жизни? Ответов может быть много, но никто не будет спорить, что конечной целью земного существования православные христиане видят в вечном пребывании в раю.

Никто не знает, в какой момент может оборваться пребывание человека на земле, поэтому к переходу в другой мир следует быть готовым ежесекундно.

Что такое исповедь

Лучшим средством избавления от греха является искреннее покаяние, когда мысль о нечистой жизни становится отвратительной.

«Если говорим, что не имеем греха, - обманываем самих себя, и истины нет в нас. Если исповедуем грехи наши, то Он, будучи верен и праведен, простит нам грехи наши и очистит нас от всякой неправды» (1 Ин.1:8, 9).

Тайна исповеди в православии дает христианам возможность оставить все свои прегрешения и приближает его к Познанию Бога и Царства Небесного. Смиренная молитва, частое исповедание - результаты покаяния, настоящего сокрушения духа, происходящего в постоянной борьбе со страстями.

Христос и грешница

Православные, пребывающие постоянно в молитве и раскаянии, приносящие свои плохие дела и помыслы на алтарь Божьей крови, не боятся смерти, ибо знают, что их плохие дела прощены во время исповедания.

Исповедь является Таинством, во время которого через священника, как посредника, человек общается с Творцом, отказывается от своей греховной жизни в покаянии и признании себя грешником.

Любой, самый малый грех, может стать огромным замком на двери вечности. Раскаянное сердце, положенное у алтаря Божьей любви, Создатель держит в Своих руках, прощая все прегрешения, без права их воспоминания, сокращающие земную жизнь и лишающие вечного пребывания в раю.

Плохие дела являются из ада, падший человек его проводит в существующий мир, выступая проводником.

Искреннее исповедание неправильных поступков не может быть насильственным, только по горячему покаянию, ненависти к совершенному прегрешению, умиранию для него и жизни в святости, Вседержитель открывает Свои объятия.

Прощение в христианстве

Тайна исповеди в православии гарантирует, что все было сказано при священнике, умирает и не выходит за ворота храма. Нет грехов больших и малых, есть нераскаянные прегрешения, самооправдание, отчуждающие человека от принятия прощения. Через искреннее покаяние человек постигает тайну спасения.

Важно! Святые отцы церкви запрещают вспоминать прегрешения, исповеданные перед Богом в искреннем покаянии, и навсегда оставленные человеком.

Для чего православные исповедуются

Человек состоит из духа, души и тела. Все знают, что тело превратится в прах, но забота о телесной чистоте занимает немаловажное место в жизни христиан. Душа, которой предстоит в конце жизни встретиться со Спасителем, также нуждается в очищении от грехов.

Смыть грязь с души может только исповедание греховных дел, мыслей, слов. Накопление нечистот в душе вызывает негативные эмоции:

• раздражение;
• гнев;
• депрессию;
• апатию.

Часто православные сами не могут объяснить своего поведения, даже не подозревают, что причиной всему неисповеданные прегрешения.

Духовное здоровье человека, спокойная совесть напрямую зависит от частоты исповедания своих порочных наклонностей.

Исповедь, принятая Богом, напрямую связана, вернее, является результатом искреннего покаяния. Кающийся человек искренне желает жить согласно заповедям Господним, он постоянно критически относится к своим заблуждениям и прегрешениям.

Исповедь в Православной церкви

По словам святителя Феофана Затворника, покаяние проходит четырьмя ступенями:

• осознать грех;
• признать свою вину в совершении проступка;
• принять решение навсегда разорвать свои отношения с неправильными действиями или помыслами;
• слезно молить Творца о прощении.

Важно! Исповедь должна быть проговорена вслух, ибо написанное знает Бог, а высказанное голосом слышат бесы.

В послушании идя на откровенное открытие своего сердца, которое происходит в присутствии священника, человек в первую очередь переступает через свою гордыню. Некоторые верующие утверждают, что можно исповедоваться непосредственно в присутствии Создателя, но по законам Православной Русской Церкви Таинство исповеди считается законным, если оно совершенно через ходатая, молитвенника и свидетеля в одном лице, через священнослужителя.

Главное при исповедании прегрешений не чин посредника, а состояние сердца грешника, его сердечное сокрушение и полный отказ от совершенного проступка.

Какие существуют правила исповеди

Люди, желающие совершить Таинство исповедания, подходят к священнику перед Литургией или во время ее проведения, но обязательно перед Таинством причастия. К больным людям, по предварительному соглашению, священники выезжают на дом.

Согласно церковному Уставу при очищении православной души нет никаких оговорок по поводу постов или молитвенных правил, главное, чтобы христианин верил и искренне раскаялся. Правильно делают люди, которые прежде, чем прийти в храм проводят время в осознании и записывании своих прегрешений, но эти записи следует оставить дома.

При священнике, как перед доктором, говорят о том, что болит, мучает, а для этого не нужны бумажки.

К смертным грехам относятся:

• гордость, гордыня, тщеславие;
• любовь к мамоне;
• блуд;
• желание чужого и зависть;
• чрезмерное угождение своей плоти;
• необузданный гнев;
• унылый дух, который сушит кости.

Совет! Не стоит священнику рассказывать историю совершенного проступка, обстоятельства его совершения, пытаться найти себе оправдание. Что говорить на исповеди следует обдумать дома, покаявшись в каждой мелочи, которая тревожит сердце.

Если это обида, прежде, чем идти в храм, необходимо примириться с обидчиком и простить обижающего человека.

В присутствии священника следует назвать прегрешения, сказать, что каюсь и признать его. При исповедании мы приносим раскаянный грех к подножью великого Бога и просим о прощении. Не надо путать разговор по душам с духовным наставником и Таинство исповедания.

При консультировании с душепопечителем христиане могут говорить о своих проблемах, попросить совета, а при исповедании грехов следует говорить четко, ясно и коротко. Бог видит раскаявшееся сердце, Ему многословие не нужно .

Церковь указывает на грех бесчувствия при исповеди, когда человек не имеет страха перед Творцом, маловерен, а пришел в храм, ибо все пришли, чтобы соседи видели его «набожность».

Холодное, механическое исповедание без подготовки и искреннего раскаяния считается недействительным, оно оскорбляет Творца. Можно найти несколько священников, каждому сказать по одному плохому делу, но не раскаяться ни в едином, «надев» на себя грех лицемерия и обмана.

Первая исповедь и подготовка к ней

Приняв решение исповедоваться, следует:

• четко уяснить всю важность этого события;
• ощутить всю ответственность перед Всевышним;
• раскаяться в совершенном;
• простить всем должникам;
• наполниться верой на прощение;
• с глубоким раскаянием изложить все грехи.

Первое предстояние в прошении и раскаянии заставит мысленно «перелопатить» свою жизнь с точки зрения покаяния, если желание покаяния искреннее. При этом следует постоянно молиться, просить Бога открыть самые темные уголки души, вынести на свет Божий все плохие дела.

Таинство покаяния

Смертный грех приходить к исповеди, а затем причащаться, имея в душе непрощение. Библия пишет о том, что люди, недостойно пришедшие к причастию, болеют и умирают. (1 Кор. 11:27-30)

Священное Писание утверждает, что любой раскаянный грех Бог прощает, кроме хулы на Духа Святого. (Мат. 12:30-32)

Если совершенное злодеяние очень велико, то после исповедания до причащения Крови Иисуса священник может назначить епитимью - наказание в виде множества поклонов, многочасовых чтений канонов, усиленного поста и паломничества по святым местам. Не исполнить епитимию невозможно, ее отменить может тот священник, который наложил наказание.

Важно! После исповедания не всегда причащаются, а принять Причастие без исповедания невозможно.

Можно ли скрыть какой-то грех

В каждом человеке живут плотские прегрешения, и о некоторых из них стыдно говорить. Плохие воспоминания в теле православного напоминают занозу, которая все время болит, а порой и нарывает. Нет такого прегрешения, покаяние в котором не примет Бог.

Скрытый, самый маленький, с точки зрения человека, грешок закрывает двери Божьей благодати.

Есть такая картина, Иисус стоит у двери и стучит. Внимательный зритель увидит, что в двери нет ручки снаружи. Двери Иисусу открывают сами христиане, в покаянии исповедав грехи.

Христос стучится в дверь

Только гордость и ложный стыд, который также относится к гордыне, закрывают важности полного доверия Творцу в Его милости и прощении. Праведный стыд рождается совесть, он дан Творцом, искренний христианин всегда будет стремиться как можно скорее очистить свою совесть.

Что нужно говорить священнику

Идя первый раз на исповедь, следует помнить, что впереди встреча не со священнослужителем, а с Самим Создателем.

Очищая свою душу и сердце от греховного наследия, следует в сокрушении, смирении и благоговении признаться в своей вине, при этом не затрагивать прегрешения других людей. Они сами дадут ответ перед Творцом. Исповедоваться надо в твердой вере, что Иисус пришел для того, чтобы спасти и омыть Своею кровью от грешных дел и помыслов Своих детей.

Открывая свое сердце Богу, надо покаяться не только в явных прегрешениях, но в тех хороших делах, которые можно было сделать для людей, церкви, Спасителя, но не сделали.

Небрежное отношение к доверенному делу является мерзостью перед Богом.

Иисус Своей земной смертью доказал, что путь очищения открыт для всех, пообещав разбойнику, который признал Его Богом, Царство Небесное.

Бог не смотрит на количество плохих дел в день исповедания, Он видит раскаянное сердце.

Признаком прощенное греха станет особый мир в сердце, умиротворение. В это время ангелы поют на Небеса, радуясь спасению еще одной души.

Как подготовиться к исповеди? Протоиерей Иоанн Пелипенко

Елена Терехова

Тайна исповеди – правило священников

Исповедь можно сравнить с очищением. Каждый из нас заботится о чистоте своего тела, своего жилища, оздоравливается, ухаживает за домашними питомцами… О душе своей мы так не печемся. Для того, чтобы облегчить душевные страдания, существует исповедь.

Многие стесняются рассказывать о своих грехах. Это напрасное стеснение, посланное нам бесами, которые делают все, что в их силах, для того, чтобы не дать нам найти путь к спасению души. Тайна исповеди - это условие, которое никто не отменял, и которое убережет от сомнений верующих. Все то, что сказано перед посредником Бога - священнослужителем, останется в тайне.

Исповедь существует не для того, чтобы священник рассказывал о ваших тайнах кому-то. Она нужна для того, чтобы мы постоянно совершенствовали свое духовное состояние, приближали его к первозданному образу - божественному идеалу. Не зря эта процедура называется Таинством.

То есть тайна исповеди - это сокровенное действие, к которому надо готовиться морально, вычитывать специальные правила. Какие это правила? Это три покаянных канона - Иисусу Христу, Богородице, Ангелу-хранителю, молитвы ко Причастию. Эти правила требуют внимательного прочтения, осознанного углубления в текст. Если исповедоваться регулярно, можно воспитать в себе постоянное стремление к улучшению.

Желательно каждый раз исповедоваться у одного и того же священника. А еще лучше - выбрать себе духовного отца. Он будет знать условия вашей жизни, факторы, которые положительно или отрицательно влияют на нее. Тайна исповеди поможет вам быть открытыми и искренними перед духовником, не утаивать важного, не скрывать проступки. По-хорошему, прежде чем идти на исповедь, мы должны оплакать свои грехи и раскаяться в них дома.

Для того, чтобы осознать свою греховность, надо чаще читать Евангелие и помнить о десяти заповедях Бога. Для чего? В Евангелии подробно описано Слово Божье, которое Он нес людям во время Своей земной жизни. Спаситель рассказывал о том, как мы должны жить, в доступной для людей форме. Заповеди же в полной мере отображают правила нашей жизни.

Следует помнить о том, что из столетия в столетие ничего не меняется относительно греховности человеческой. Еще ни один священник за всю свою практику исповеди не услышал чего-то особенного от кающихся.

В основном, грехи повторяются, и задача священника не уличить, не осудить, а указать человеку на проступок, подсказать, каким образом бороться с ним, если надо наложить епитимью. Тайна исповеди - обязательное правило для священника, и он не имеет права его нарушать.

Забирай себе, расскажи друзьям!

Читайте также на нашем сайте:

Показать еще

Исповедь как покаяние в грехах присутствует в ряде религий. Наибольшее распространение исповедь как одно из важнейших религиозных таинств получила в христианстве — православии, католицизме и протестантизме. Похожий, но не идентичный институт покаяния имеется и в авраамических религиях — иудаизме и исламе, где данный духовный акт носит название «виддуй» и «тауба».

Поскольку покаяние предполагает доверительный характер отношений между священнослужителем и верующей личностью, неизбежным качественным признаком исповеди является ее тайна. Именно гарантированное право на тайну исповеди дает священнику иммунитет на неразглашение ставших ему известными из сугубо конфиденциального духовного общения сведений, что является одной из важнейших гарантий свободы вероисповедания. В противном случае таинство покаяния теряет всякий духовный смысл, а священник превращается в полицейского. Не случайно в соответствии с пунктом 7 ст. 3 Федерального закона от 26 сентября 1997 г. N 125-ФЗ «О свободе совести и о религиозных объединениях» тайна исповеди охраняется законом, а священнослужитель не может быть привлечен к ответственности за отказ от дачи показаний по обстоятельствам, которые стали известны ему из исповеди. Это требование конкретизировано в уголовном и гражданском процессуальном законодательстве. Так, согласно пункту 4 ч. 3 ст. 56 Уголовно-процессуального кодекса РФ священнослужитель не может быть допрошен в качестве свидетеля об обстоятельствах, ставших ему известными из исповеди. Похожая норма содержится и в пункте 3 ч. 3 ст. 69 Гражданского процессуального кодекса РФ.

Священнослужитель не может быть допрошен в качестве свидетеля об обстоятельствах, ставших ему известными из исповеди

Дополнительные гарантии тайны исповеди имеются также во внутренних установлениях самих религиозных объединений и канонических нормах права, которые обязывают священнослужителей избегать действий, злоупотребляющих доверием, поскольку это несовместимо с их духовным статусом. Например, согласно Правилу 120 Номоканона при Требнике 1662 г. православный священник не может нарушить тайну исповеди ни при каких обстоятельствах. За открытие греха исповедующегося духовного отца отстраняют на три года от служения, и каждый день он должен класть сто поклонов.

Канонические предписания католической церкви также содержат строгие правила по этому поводу. Так, каноны 983 и 984 Кодекса канонического права католической церкви гласят, что «тайна исповеди нерушима; поэтому духовнику строжайшим образом запрещается выдавать кающегося словами или каким-либо иным способом и по какой бы то ни было причине. Хранить тайну обязан и переводчик, если таковой наличествовал, и все прочие лица, тем или иным образом узнавшие о грехах из исповеди» .

Канонические правила в истории нашего Отечества не всегда соблюдались, а тайна исповеди не всегда была абсолютной

Однако канонические правила в истории нашего Отечества не всегда соблюдались, а тайна исповеди не всегда была абсолютной. В строго определенных случаях допускались исключения. Так, несмотря на то что в принятом в 1721 г. во времена царствования Петра I Духовном регламенте предусматривалось весьма строгое наказание за открытие тайны исповеди, в то же время разрешалось ее разглашение по отношению к тем, кто замышляет государственное преступление. Духовный регламент обязывал священнослужителей раскрывать тайну исповеди, если злоумышленники, «объявляя намеряемое зло, покажут себя, что не раскаиваются, но ставят себе в истину и намерения своего не отлагая, не яко грех исповедуют» . Согласно Полному православному богословскому энциклопедическому словарю начала XX в. «ныне все сказанное на исповеди сохраняется в тайне, за исключением таких случаев, когда сокрытие грозит опасностью монарху, императорскому дому или государству» .

Очевидно, законодатель того времени исходил из того, что священнослужитель не только теоретически, но и практически мог стать обладателем конфиденциальных сведений о готовящемся государственном преступлении.

Закономерен вопрос: обязан ли в современных условиях священнослужитель вопреки воле доверителя использовать полученные сведения для предотвращения преступления, или он в любом случае должен сохранять их в тайне? Если не обязан, не противоречит ли право на тайну исповеди священнослужителя его гражданскому долгу служения земному отечеству? Какой нравственный выбор должен сделать священнослужитель в сложившейся непростой жизненной ситуации, когда возникает конфликт интересов между его духовным (профессиональным) и гражданским долгом?

Если бы священнослужитель имел возможность предотвратить тяжкое преступление, но не сделал этого, гражданская совесть верующих граждан взывала бы против абсолютизации такой тайны

Данная проблема особенно актуальна в нынешних условиях, когда, к сожалению, уровень тяжких и особо тяжких преступлений против личности и общественной безопасности остается на стабильно высоком уровне. В самом деле, если бы священнослужитель имел возможность предотвратить тяжкое преступление, влекущее гибель людей, но не сделал этого, ссылаясь на тайну исповеди, наверное, гражданская совесть верующих граждан взывала бы против абсолютизации такой тайны. Видимо, не случайно в современных социальных учениях и позициях крупнейших российских конфессий содержится призыв о необходимости быть законопослушными гражданами земного отечества, следовать государственным законам, а право на жизнь рассматривается как священный дар.

Исходя из сказанного считаем, что в определенных случаях отказ священнослужителя от обязанности сохранения профессиональной тайны в современных условиях допустим и оправдан. Такие случаи являются исключительными: когда священнослужитель узнает о готовящемся тяжком или особо тяжком преступлении против личности либо общественной безопасности. При этом вопрос о том, следует ли священнослужителю в этой ситуации доносить на покаявшегося человека и связанных с ним лиц, может решаться только в плоскости признания за ним его права на разглашение тайны.

Моральный долг священнослужителя по предотвращению готовящегося преступления ни в коем случае не может быть превращен в его юридическую обязанность

Моральный долг священнослужителя по предотвращению готовящегося преступления ни в коем случае не может быть превращен в его юридическую обязанность. Следовательно, данное требование должно быть зафиксировано не в нормах светского права, а во внутренних (канонических) установлениях и нормах этики самих религиозных организаций. Именно по такому пути пошла Русская Православная Церковь. В Основах социальной концепции РПЦ (разд. IX) содержатся достаточно подробные предписания для священнослужителя при возникновении подобной ситуации. «Даже в целях помощи правоохранительным органам священнослужитель не может нарушать тайну исповеди, — говорится в Основах. — Священнослужитель призван проявлять особую пастырскую чуткость в случаях, когда на исповеди ему становится известно о готовящемся преступлении. Без исключений и при любых обстоятельствах свято сохраняя тайну исповеди, пастырь одновременно обязан предпринять все возможные усилия для того, чтобы преступный умысел не осуществился. В первую очередь это касается опасности человекоубийства, особенно массовых жертв, возможных в случае совершения террористического акта или исполнения преступного приказа во время войны. Помня об одинаковой ценности души потенциального преступника и намеченной им жертвы, священнослужитель должен призвать исповедуемого к истинному покаянию, то есть к отречению от злого намерения. Если этот призыв не возымеет действия, пастырь может, заботясь о сохранности тайны имени исповедующегося и других обстоятельств, способных открыть его личность, предупредить тех, чьей жизни угрожает опасность. В трудных случаях священнослужителю надлежит обращаться к епархиальному архиерею» .

Такая взвешенная и социально ответственная рекомендация, на наш взгляд, ни в коей мере не подрывает духовный авторитет церкви и священнослужителей. Очевидно, что и другие крупнейшие централизованные религиозные объединения, вероучения которых предусматривают таинство покаяния, должны пойти по такому же пути, побуждая обратившегося человека к духовному раскаянию и сотрудничеству с правоохранительными органами, за которым должен последовать акт гражданского повиновения. На юридическом языке это называется активным деятельным раскаянием. Ибо по своей природе акт покаяния предполагает не только осознание греха как преступления перед Богом, но и сознательное оставление греха. Пока же внутренние установления и канонические предписания других конфессий такие предписания не содержат, хотя в богословских трудах имеются рекомендации, как себя вести в подобных ситуациях. Вот что пишут по этому поводу видные лютеранские богословы Н. Мюллер и Г. Крауз: «Пастор может столкнуться с довольно редкой дилеммой, когда ему приходится услышать исповедь во грехе, который в миру также является тяжким преступлением (таким, например, как изнасилование ребенка или убийство). Человека, кающегося в таком грехе, следует призывать сознаться в своем преступлении мирским властям, будучи уверенным в том, что Господь с ним даже если его ожидает наказание со стороны государства, учрежденного Богом для него. Пастор может предложить кающемуся человеку сопровождать его на этом труднейшем пути, укрепляя тем самым свое пасторское отношение и сохраняя конфиденциальность исповеди. Если все попытки убедить человека признаться в своем преступлении оказались тщетными, пастор может усомниться в том, была ли исповедь, которую он выслушал, истинным исповеданием пред Богом. В случае, когда пастор чувствует, что он все же должен раскрыть услышанную информацию властям, ему следует сообщить о своем намерении исповедовавшемуся человеку, чтобы впоследствии его не обвиняли в том, что «ему, дескать, доверились, а он предал». Пастор не может позволить себе стать соучастником преступления, покрывая его своим молчанием и, таким образом, бросая тень на Церковь, как на народ Божий» .

Каким образом священнослужитель сможет определить тяжесть замышляемого преступления, если он не юрист?

Однако каким образом священнослужитель сможет определить тяжесть замышляемого преступления, если он не юрист? Ответ очевиден. Современный уровень образования и подготовленности священнослужителей позволяет им неплохо ориентироваться в действующем законодательстве. Основы права сегодня преподаются в большинстве духовных образовательных учебных заведений, а в некоторых из них даже созданы кафедры права и церковно-государственных отношений. Кстати, в последние годы похожие предложения со стороны ученых выдвигаются и по отношению к типологически сходной по режиму сохранения адвокатской тайне. Авторитетные исследователи также предлагают не включать в предмет профессиональной тайны адвоката сведения о готовящемся тяжком и особо тяжком преступлении.

Сказанное ставит на повестку также ряд смежных вопросов, которые нуждаются в правовом разрешении. Во-первых, как мы видим, в законодательстве в контексте тайны исповеди говорится о священнослужителях. Однако ни Федеральный закон «О свободе совести и о религиозных объединениях», ни иные законодательные акты не раскрывают это понятие. В разных конфессиях существует множество духовных званий и должностей служителей культа, которые не всегда могут претендовать на статус священнослужителя, следовательно, не все они могут являться носителями тайны исповеди. Во-вторых, нуждается в юридических уточнениях и само понятие «исповедь». Не всякая доверенная тайна подпадает под это понятие. Необходимо учитывать ряд формальных признаков — статус доверителя тайны и доверенного лица, место, время, цель и иные обстоятельства, которые характеризуют данный акт именно как исповедь. На наш взгляд, эти вопросы должны найти отражение в действующем законодательстве о свободе совести и о религиозных объединениях.

Государство не должно себя ограничивать в вопросе о возможности допроса священнослужителя в качестве свидетеля, если он готов это сделать добровольно

Итак, канонические предписания крупнейшей российской конфессии — Русской Православной Церкви с известной долей осторожности и в порядке исключения допускают возможность раскрытия тайны исповеди в строго определенных случаях. Авторитетные богословы других конфессий также допускают такую возможность. Почему же светский законодатель должен ограничивать волю священнослужителя, если он стремится выполнить свой гражданский долг? Согласно требованиям пункта 2 ст. 4 и статьи 15 Закона «О свободе совести и о религиозных объединениях» государство уважает внутренние установления религиозных объединений, не вмешивается в их деятельность, если она не противоречит закону. Сказанное логически подводит нас к выводу: законодательство не должно быть столь категоричным по отношению к тайне исповеди. Именно за священнослужителем остается право принять предписанные внутренними установлениями меры для предотвращения тяжкого или особо тяжкого преступления, о которых ему стало известно из исповеди. Государство не должно себя ограничивать в вопросе о возможности допроса священнослужителя в качестве свидетеля, если в особых случаях, не нарушая канонических предписаний, он готов это сделать добровольно.

Таким образом, не абсолютный, а относительно абсолютный характер тайны исповеди будет наиболее полно соответствовать принципу социальной ответственности, когда речь идет о таких фундаментальных ценностях, как жизнь человека и безопасность общества.

Примечания

СЗ РФ. 1997. N 39. Ст. 4465.
www.azbyka.ru/ dictionary/ 18/ tayna_ispovedi.shtml


Тайна исповеди // Полный православный богословский энциклопедический словарь. CD-версия: «Богословская энциклопедия». М.: Directmedia Publishing, 2005. С. 8760.
Основы социальной концепции Русской Православной Церкви // Информационный бюллетень. Отдел внешних церковных связей Московского патриархата. 2000. N 8. С. 52, 53.
Мюллер Н., Крауз Г. Пасторское богословие. М.: Лютеранское наследие, 1999. С. 81.
Пилипенко Ю.С. Адвокатская тайна: теория и практика реализации: Автореф. дис. … докт. юрид. наук. М., 2009. С. 30; Бойков А. Нужно действовать в интересах права // Новая адвокатская газета. 2010. N 1 (66). С. 7.

Библиография

Бойков А. Нужно действовать в интересах права // Новая адвокатская газета. 2010. N 1 (66).
Кодекс канонического права. Codex Iuris Canonici. М.: Институт философии, теологии и истории Святого Фомы, 2007.
Мюллер Н., Крауз Г. Пасторское богословие. М.: Лютеранское наследие, 1999.
Основы социальной концепции Русской Православной Церкви // Информационный бюллетень. Отдел внешних церковных связей Московского патриархата. 2000. N 8.
Пилипенко Ю.С. Адвокатская тайна: теория и практика реализации: Автореф. дис. … докт. юрид. наук. М., 2009.
Регламент или Устав Духовной коллегии, изданный 25 января 1721 г. // Полное собрание законов Российской империи. СПб., 1899. Т. VI. N 3718.
Тайна исповеди // Полный православный богословский энциклопедический словарь. CD-версия: «Богословская энциклопедия». М.: Directmedia Publishing, 2005.