Правообладатель иллюстрации RIA Novosti Image caption Семен Тимошенко и Георгий Жуков знали все, но унесли тайны в могилу

До самого начала войны и в первые часы после него Иосиф Сталин в возможность германского нападения не верил.

О том, что немцы переходят границу и бомбят советские города, он узнал около 4 утра 22 июня от начальника генштаба Георгия Жукова.

Согласно жуковским "Воспоминаниям и размышлениям", вождь не отреагировал на услышанное, а лишь тяжело дышал в трубку, и после длинной паузы ограничился тем, что велел Жукову и наркому обороны Семену Тимошенко ехать на совещание в Кремль.

В подготовленной, но не произнесенной речи на пленуме ЦК КПСС в мае 1956 года Жуков утверждал, что Сталин запретил открывать огонь по неприятелю.

Одновременно Сталин в мае-июне тайно перебросил к западной границе 939 эшелонов с войсками и техникой, под видом учебных сборов призвал из запаса 801 тысячу резервистов, а 19 июня секретным приказом реорганизовал приграничные военные округа во фронты, что делалось всегда и исключительно за несколько дней до начала боевых действий.

"Переброска войск была спланирована с расчетом завершения сосредоточения с 1 июня по 10 июля 1941 г. На расположение войск оказал влияние наступательный характер планируемых действий", - говорится в опубликованной минобороны РФ в 1992 году коллективной монографии "1941 год - уроки и выводы".

Возникает законный вопрос: в чем причина трагедии 22 июня? Обычно называются "ошибки" и "просчеты" советского руководства. Но при внимательном рассмотрении некоторые из них оказываются не наивными заблуждениями, а следствием продуманных мероприятий с целью подготовки упреждающего удара и последующих наступательных действий Владимир Данилов, историк

"Внезапность была, но только тактическая. Опередил нас Гитлер!" - заявил в 1970-х годах Вячеслав Молотов писателю Ивану Стаднюку.

"Беда заключалась не в отсутствии у нас планов - планы были! - а в том, что внезапно изменившаяся обстановка не позволила их выполнять", - сообщал маршал Александр Василевский в статье, написанной к 20-летию Победы, но увидевшей свет лишь в начале 90-х.

Не "изменник Резун", а президент Академии военных наук генерал армии Махмуд Гареев указывал: "Если бы планы оборонительных операций были, то совсем по-другому располагались бы группировки сил и средств, по-другому строилось бы управление и эшелонирование материальных запасов. Но этого не было сделано в приграничных военных округах".

"Основной просчет Сталина и его вина заключались не в том, что страна не подготовилась к обороне (она к ней и не готовилась), а в том, что не удалось точно определить момент. Упреждающий удар спас бы нашему Отечеству миллионы жизней и, возможно, привел бы намного раньше к тем же политическим результатам, к которым страна разоренная, голодная, потерявшая цвет нации, пришла в 1945 году", - полагал директор Института истории РАН академик Андрей Сахаров.

Ясно сознавая неизбежность столкновения с Германией, руководство СССР до 22 июня 1941 года не видело себя в роли жертвы, не гадало с замирающим сердцем "нападут - не нападут", а напряженно работало над тем, чтобы начать войну в благоприятный момент и провести ее "малой кровью на чужой территории". С этим согласно большинство исследователей. Разница в деталях, датах и, главным образом, в моральных оценках.

Правообладатель иллюстрации RIA Novosti Image caption Война грянула неожиданно, хотя предчувствие витало в воздухе

В этот трагический день, накануне и сразу вслед за ним, творились удивительные вещи, не укладывающиеся ни в логику подготовки к обороне, ни в логику подготовки к наступлению.

Основанного на документах и свидетельствах участников событий объяснения им нет, и вряд ли оно появится. Есть лишь более или менее правдоподобные догадки и версии.

Сон Сталина

Около полуночи 22 июня, согласовав и разрешив Тимошенко и Жукову отправить в приграничные округа за их подписями противоречивый документ, известный как "Директива №1", вождь уехал из Кремля на Ближнюю дачу.

Когда Жуков позвонил с сообщением о нападении, охранник заявил, что Сталин спит и не велел будить себя, так что начальнику генштаба пришлось на него прикрикнуть.

Широко распространенное мнение, что СССР ждал нападения врага, а уж потом планировал наступление, не учитывает, что в этом случае стратегическая инициатива отдавалась бы в руки противника, а советские войска ставились в заведомо невыгодные условия Михаил Мельтюхов, историк

Суббота 21 июня прошла в невероятном напряжении. С границы потоком шли доклады о том, что с немецкой стороны доносится приближающийся рев моторов.

После того, как в 13:00 германским солдатам зачитали перед строем приказ фюрера, два или три перебежчика-коммуниста переплыли Буг, чтобы предупредить "камараден": сегодня ночью начнется. Кстати, еще одна загадка состоит в том, что нам ничего не известно об этих людях, которые должны были бы стать в СССР и ГДР героями.

Сталин провел день в Кремле в обществе Тимошенко, Жукова, Молотова, Берии, Маленкова и Мехлиса, анализируя поступающую информацию и обсуждая, как быть.

Допустим, он сомневался в получаемых данных и так и не предпринял конкретных шагов. Но как можно было лечь спать, не дождавшись развязки, когда счет шел на часы? Тем более, человеку, имевшему привычку даже в будничной спокойной обстановке работать до рассвета и спать до обеда?

План и директива

В штабах советских войск на западном направлении до дивизий включительно имелись детальные и ясные планы прикрытия, которые хранились в "красных пакетах" и подлежали исполнению по получении соответствующего приказа наркома обороны.

Планы прикрытия отличаются от стратегических военных планов. Это комплекс мер по обеспечению мобилизации, сосредоточения и развертывания основных сил при возникновении угрозы упреждающего удара неприятеля (занятие личным составом укреплений, выдвижение артиллерии на танкоопасные направления, подъем частей авиации и ПВО, активизация разведки).

Введение в действие плана прикрытия - еще не война, но боевая тревога.

В ходе полуторачасового совещания, начавшегося в 20:50 21 июня, Сталин не разрешил Тимошенко и Жукову сделать этот необходимый и очевидный шаг.

Директива совершенно сбивала с толку войска на границе Константин Плешаков, историк

Взамен в приграничные округа была направлена знаменитая "Директива №1", в которой, в частности, говорилось: "В течение 22-23 июня возможно внезапное нападение немцев. Задача наших войск - не поддаваться ни на какие провокационные действия […] одновременно быть в полной боевой готовности встретить возможный удар […] других мероприятий без особого распоряжения не проводить".

Каким образом можно "встретить удар", не проводя мероприятий, предусмотренных планом прикрытия? Как отличить провокацию от нападения?

Запоздалая мобилизация

Невероятно, но факт: всеобщая мобилизация в СССР была объявлена не в день начала войны, а лишь 23 июня, при том, что каждый час задержки давал противнику дополнительные преимущества.

Соответствующая телеграмма наркома обороны поступила на Центральный телеграф в 16:40 22 июня, хотя с раннего утра более актуальной задачи у руководства государства, пожалуй, не было.

При этом короткий, всего из трех предложений, текст, написанный сухим канцелярским языком, не содержал ни слова о вероломном нападении, защите родины и священном долге, словно речь шла о рутинном призыве.

Театрально-концертный вечер

Командование Западного особого военного округа (к тому времени фактически Западного фронта) во главе с генералом армии Дмитрием Павловым провело вечер субботы в минском Доме офицеров на представлении оперетты "Свадьба в Малиновке".

Мемуарная литература подтверждает, что явление было массовым и повсеместным. Трудно предположить, чтобы большие командиры в той атмосфере дружно подались развлекаться без указания сверху.

Имеются многочисленные свидетельства об отмене 20-21 июня ранее отданных приказов о повышении боевой готовности, неожиданном объявлении выходных дней, отправке противовоздушной артиллерии на учебные сборы.

Зенитные дивизионы 4-й армии и 6-го механизированного корпуса Западного ОВО встретили войну на полигоне в 120 км восточнее Минска.

Распоряжения войскам о высылке артиллерии на полигоны и другие нелепые в той обстановке указания вызывали полное недоумение маршал Константин Рокоссовский

"На воскресенье в полку объявили выходной. Все обрадовались: три месяца не отдыхали. Вечером в субботу командование, летчики и техники уехали к семьям", - вспоминал бывший пилот 13-го бомбардировочного авиаполка Павел Цупко.

Командир одной из трех авиадивизий ЗапОВО Николай Белов 20 июня получил приказ командующего ВВС округа привести дивизию в боевую готовность, отменить отпуска и увольнения, рассредоточить технику, а в 16:00 21 июня последовала его отмена.

"Сталин стремился самим состоянием и поведением войск приграничных округов дать понять, что у нас царит спокойствие, если не беспечность. В итоге мы, вместо того, чтобы умелыми дезинформационными действиями ввести агрессора в заблуждение относительно боевой готовности наших войск, реально снизили ее до крайне низкой степени", - недоумевал бывший начальник оперативного отдела штаба 13-й армии Сергей Иванов.

Злополучный полк

Но самая невероятная история приключилась в 122-м истребительном авиаполку, прикрывавшем Гродно.

В пятницу 20 июня в часть приехали высокие чины из Москвы и Минска, а в 6 вечера в субботу личному составу объявили приказ: снять с истребителей И-16 и отправить на склад вооружение и боекомплекты.

Правообладатель иллюстрации RIA Novosti Image caption Чтобы заново установить на И-16 снятые пулеметы, требовалось несколько часов

Распоряжение было настолько диким и необъяснимым, что летчики заговорили об измене, но их заставили замолчать.

Излишне говорить, что наутро 122-й авиаполк подвергся полному разгрому.

Группировка советских ВВС на западном направлении насчитывала 111 авиаполков, в том числе 52 истребительных. Почему именно этот привлек такое внимание?

Что случилось?

"Сталин вопреки очевидным фактам считал, что это еще не война, а провокация отдельных недисциплинированных частей немецкой армии", - заявил Никита Хрущев в докладе на XX съезде КПСС.

Навязчивая мысль о какой-то провокации, видимо, и впрямь присутствовала в уме Сталина. Он развивал ее и в "Директиве №1", и на первом после начала вторжения совещании в Кремле, открывшемся в 05:45 22 июня. До 06:30 он не давал разрешения открыть ответный огонь, пока Молотов не сообщил, что Германия официально объявила войну СССР.

Ныне покойный петербургский историк Игорь Бунич утверждал, что за несколько дней до начала войны Гитлер направил Сталину секретное личное послание с предупреждением, что некие англофильствующие генералы могут попытаться спровоцировать конфликт между СССР и Германией.

Сталин якобы удовлетворенно заметил Берии, что у нас, мол, такое невозможно, мы в своей армии порядок навели.

Правда, обнаружить документ в германских или советских архивах не удалось.

Израильский исследователь Габриэль Городецкий объясняет действия Сталина паническим страхом и желанием любой ценой не дать Гитлеру повода для агрессии.

Сталин действительно гнал от себя всякую мысль, но не о войне (ни о чем другом он уже и не думал), а о том, что Гитлер в самый последний момент сумеет опередить его Марк Солонин, историк

"Сталин гнал прочь любую мысль о войне, он потерял инициативу и был практически парализован", - пишет Городецкий.

Оппоненты возражают, что Сталин не боялся в ноябре 1940 года устами Молотова жестко требовать у Берлина Финляндию, Южную Буковину и базу в Дарданеллах, а в начале апреля 1941-го заключить взбесивший Гитлера и при этом не имевший практического смысла договор с Югославией.

Демонстрацией же оборонительных приготовлений спровоцировать потенциального противника нельзя, а можно заставить лишний раз задуматься.

"Имея дело с опасным врагом, следует, наверное, показывать ему, прежде всего, свою готовность к отпору. Если бы мы продемонстрировали Гитлеру нашу подлинную мощь, он, возможно, воздержался бы от войны с СССР в тот момент", - полагал многоопытный штабист Сергей Иванов, впоследствии дослужившийся до генерала армии.

По версии Александра Осокина, Сталин, напротив, намеренно подталкивал Германию к нападению, чтобы предстать в глазах мира жертвой агрессии и получить американскую помощь.

Критики указывают, что игра в этом случае выходила уж больно опасная, ленд-лиз не имел в глазах Сталина самодовлеющего значения, и Рузвельт руководствовался не детсадовским принципом "кто начал?", а интересами национальной безопасности США.

Стреляй первым

Еще одну гипотезу выдвинули историки Кейстут Закорецкий и Марк Солонин.

За первые три недели июня Тимошенко и Жуков встречались со Сталиным семь раз.

По словам Жукова, они призывали немедленно привести войска в какое-то непонятное "состояние полной готовности к войне" (подготовка и так велась непрерывно и на пределе сил), а, по мнению ряда современных исследователей - нанести упреждающий удар, не дожидаясь завершения стратегического развертывания.

Правда удивительнее вымысла, потому что вымысел должен держаться в пределах вероятного, а правда - нет Марк Твен

Закорецкий и Солонин считают, что перед лицом очевидных агрессивных намерений Берлина Сталин таки прислушался к военным.

Предположительно на совещании 18 июня с участием Тимошенко, Жукова, Молотова и Маленкова было решено начать превентивную войну не когда-нибудь, а 22 июня, в самый длинный в году световой день. Только не на рассвете, а позже.

Войне с Финляндией предшествовал . По мнению исследователей, война с Германией тоже должна была начаться с провокации - налета нескольких купленных у немцев "Юнкерсов" и "Дорнье" на Гродно. В час, когда жители позавтракают и выйдут на улицы и в парки отдохнуть после трудовой недели.

Пропагандистский эффект был бы оглушительный, а пожертвовать в высших интересах несколькими десятками гражданских лиц Сталин вполне мог.

Версия довольно логично объясняет практически все.

И отказ Сталина поверить, что немцы ударят практически одновременно (таких совпадений просто не бывает, а что Гитлер намеревается делать в последующие дни, уже неважно).

И начало мобилизации в понедельник (указ заготовили заранее, а переделать в неразберихе первого утра войны не озаботились).

В поле две воли Русская поговорка

И разоружение базировавшихся под Гродно истребителей (чтобы кого-то из "стервятников" ненароком не сбили над советской территорией).

Нарочитое благодушие делало еще более вопиющим фашистское коварство. Бомбы должны были обрушиться на мирный советский город среди полного благополучия. Вопреки общепринятому мнению, демонстрация адресовалась не немцам, а своим гражданам.

Становится понятным и нежелание Сталина смазать эффект, раньше времени введя в действие план прикрытия.

К несчастью для СССР, агрессия оказалась настоящей.

Впрочем, и это лишь гипотеза, что подчеркивают сами авторы.

Первые 4-ыре часа Великой Отечественной войны.

Впервые о событиях первого дня войны рассказывается непосредственно на местах основных боевых действий. В фильме много новой, неизвестной зрителю информации. Например, о том, что первый советский город был отбит у немцев уже 23 июня 1941 года! О жестоких боях в районе Владимира-Волынского, о подвиге гарнизонов советских укрепрайонов, о том, что советские ВВС не были уничтожены, как гласит почти официальный миф, а также о других малоизвестных страницах войны.

Начало Великой Отечественной войны

Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой,
С фашистской силой темною,
С проклятою ордой!

Эту песню на стихи Лебедева-Кумача и музыку Александрова на пятый день войны запела вся страна.

А война началась на рассвете 22 июня 1941 года. Фашистская Германия вероломно, без объявления войны напала на Союз Советских Социалистических республик. Ее авиация нанесла массированные удары по аэродромам, железнодорожным узлам, военно-морским базам, местам расквартирования военных частей и многим городам на глубину 250-300 км от границы.

Здесь необходимо вспомнить, что Советский Союз в 1941 году собирался отмечать 24 годовщину Великой Октябрьской революции.

За эти 24 года наша страна достигла многого. Были построены автомобильные заводы в Москве, Горьком, Ярославле. Появились тракторные заводы в Ленинграде, Сталинграде, Харькове, Челябинске. Все они могли изготавливать танки. Наша авиация ставила мировые рекорды по дальности полетов. Советское государство могло противостоять любому другому государству, но сражаться со всей Европой нам было трудно.

Фашистская Германия и ее сателлиты сосредоточили против Советского Союза крупные контингенты войск - 190 дивизий (в том числе 19 танковых и 14 моторизованных) и большое количество боевой техники: около 4300 танков и штурмовых орудий, 47,2 тыс. орудий и минометов, 4980 боевых самолетов и свыше 190 боевых кораблей. И вся эта сила была брошена на нашу страну. Ото льдов Арктики до Черного моря война палила огнем пожарищ, рушила города и сжигала села, гибли мирные жители.

Согласно плану «Барбаросса» Германия хотела разгромить Советский Союз за шесть недель. При этом основные силы Красной Армии предполагалось уничтожить, не допустив их отхода в глубину страны. Но планы фашистского командования с самого начала войны срывало мужество и героизм нашей армии и всего народа.

Первый удар

Первыми удар врага приняли пограничные войска и дивизии, располагавшиеся вблизи границы. Вдоль западной границы у нас было расположено более 500 пограничных застав. Гитлеровское командование отводило на уничтожение заставы не более 30 минут. Но заставы дрались и днями, и неделями, а Брестская крепость, расположенная на границе при впадении реки Мухавец в реку Буг дрались с врагами более месяца. Все это время защитники Брестской крепости сковывали целую немецко-фашистскую дивизию. Большинство защитников крепости пало в боях, часть пробилась к партизанам, часть тяжело раненых, обессиленных попало в плен. Оборона Брестской крепости - яркий пример патриотизма и массового героизма советских воинов. В числе защитников Брестской крепости сражались представители 30 наций и народностей Советского Союза.

Но, несмотря на героическое сопротивление, войска прикрытия не смогли задержать противника в приграничной зоне. В целях сохранения сил советские войска вынуждены были отходить на новые рубежи.

Немецко-фашистские войска в короткие сроки продвинулись в северо-западном направлении на 400-450 км, в западном на 450-600 км, юго-западном на 300-350 км, захватили территорию Литвы, Латвии, часть Эстонии, значительную часть Украины, почти всю Белоруссию, Молдавию, вторглись в западные области Российской Федерации, вышли на дальние подступы к Ленинграду, угрожали Смоленску и Киеву. Над Советским Союзом нависла смертельная опасность.

Исходя из сложившейся обстановки, советское командование в конце июня приняло решение о переходе на всем советско-германском фронте к стратегической обороне. Перед войсками первого стратегического эшелона была поставлена задача - подготовить на направлениях главных ударов противника систему эшелонированных оборонительных полос и рубежей, опираясь на которое упорным и активным противодействием подорвать наступательную мощь врага, остановить его и выиграть время для подготовки контрнаступления.

Подвиг армии и народа

Вероломное нападение гитлеровской Германии вызвало гнев и возмущение советского народа. В едином порыве он поднялся на защиту своей Родины. На митингах, прокатившихся по всей стране, советские люди позором клеймили фашистских варваров и клялись жестоко покарать ворвавшихся завоевателей. Военкоматы штурмовались тысячами юношей и девушек, мужчин и женщин - коммунистами, комсомольцами и беспартийными. Они требовали немедленной отправки на фронт, подавали заявление с просьбой послать в тыл врага, в партизанские отряды.

Беда, обрушившаяся на Отечество, как никогда сплотила весь народ. Весь народ, вся огромная страна поднялись на смертный бой за святое и правое дело. Каждый пройденный день и на фронте и в тылу измерялся ответом на вопрос: Что сделал ты для фронта, для победы? Усилие всего народа - воинов, рабочих, колхозников, интеллигенции, были подчинены одной цели - отстоять Родину от фашистских варваров. И для этого он не щадил ни сил своих, ни жизни.

Особый смысл и значение обрело слово - патриотизм. Оно не требовало ни переводов, ни пояснений. Любовь к Родине стучала в сердце каждого советского человека: стоял ли он пятые сутки в цеху у станка или шел на таран вражеского самолета, отдавал ли свои личные сбережения в фонд обороны или кровь для раненых бойцов.

Уже в первые дни и недели войны в ее летописях были вписаны тысячи подвигов и беспредельного самопожертвования храбрейших советских воинов. Тогда еще не были известны имена большинства этих мужественных людей сражавшихся до последнего патрона, до последней капли крови.

Итоги этих дней и недель, самых тяжелых для советского народа и его воинов, уже свидетельствовали о первых провалах в выполнении гитлеровских планов «молниеносной войны».

Врагу не удалось уничтожить главные силы Советской Армии в приграничных сражениях, как он рассчитывал. Сопротивление наших войск росло с каждым днем. А в глубоком тылу ускоренными темпами готовились резервы для фронта. Было неимоверно трудно формировать, вооружать и обучать новые полки, дивизии Советской Армии, но с каждым днем на фронт шел все более мощный поток свежих резервов. Он значительно превосходил резервы врага, поступавшие на фронт для восполнения понесенных им потерь.

Сотни промышленных предприятий находилось в то время на колесах - перебазировались из угрожаемых районов в глубокий тыл страны. Требовалось время для установки оборудования и ввода в строй на новых местах. Наиболее активная часть рабочего класса и специалистов действовавших предприятий уходила в ряды Советской Армии. На предприятиях оставалась лишь небольшая часть квалифицированных рабочих и специалистов, без которых невозможно было начать массовый выпуск военной продукции. На смену уходившим на фронт приходили сотни тысяч женщин и подростков.

Но и эти трудности были преодолены в самые сжатые сроки. Выпуск вооружения, боевой техники, боеприпасов и разнообразного снаряжения для защитников Родины повышался с каждым днем.

Массовый трудовой героизм проявили и работники социалистического сельского хозяйства. Огромное количество тракторов и автомашин колхозы и совхозы передали на оснащение резервов войск. В этой отрасли экономики осталось еще меньше мужчин, чем в промышленности и на транспорте. И на селе решающей силой стали женщины и подростки. Именно им предстояло убрать урожай на громадных посевных площадях. Убрать в основном вручную. В прифронтовых районах уборка урожая нередко производилась под огнем врага. И, тем не менее, с помощью сотен тысяч горожан, студентов и школьников, труженики сельского хозяйства тоже справились с важнейшей для фронта и всей страны задачей - заложили в государственные закрома такое количество продовольствия, без которого было бы успешное ведение войны.

Всем своим ходом война показала, что мужество и героизм советского народа оказались несокрушимой силой, сумевшей предотвратить тяжелейшее преступление против человечества.

76 лет назад, в ночь с 21 на 22 июня 1941 года, практически на всем протяжении западной границы Советского Союза вспыхнули боевые действия. Красная Армия понесла тяжелые потери, но, тем не менее, завязала в пограничных районах сражения, позволившие в итоге мобилизовать армию, а также провести эвакуацию промышленности и имущества.

Первый день войны не стал самым кровавым или самым значимым в череде последовавших за ним - всё еще только начиналось, и впереди было четыре года сражений. Тем не менее, именно 22 июня 1941 года стало водоразделом, изменившим навсегда судьбы десятков миллионов советских людей. Как развивались события этого дня?

22.06, 03:55–03:57

22.06, 04:30–05:00

22.06, 06:40–07:00

22.06, 08:30–09:00

22.06, 12:00–13:00

22.06, 14:00–16:00

03:45, Балтийское море. Гибель парохода «Гайсма»

Возвращаясь после постановки мин, четыре немецких катера у юго-восточного берега острова Готланд перехватили советский пароход «Гайсма». Судно следовало из Риги в Любек с грузом леса. Без всякого предупреждения пароход был обстрелян, а затем потоплен двумя торпедами. Радист Степан Савицкий в 4:15 в последний момент успел передать в эфир радиограмму: «Торпедирован. «Гайсма» тонет. Прощайте» . Его радиограмма спасла несколько других советских судов.

Взрывной волной большую часть экипажа выбросило за борт. Моряков, оказавшихся в воде, немцы расстреливали из пулеметов. Погибло шесть человек, двое были захвачены в плен. Оставшиеся 24 члена экипажа через 14 часов добрались на шлюпке до латвийского берега, где похоронили скончавшегося от ран капитана Н.Г. Дуве.

Немецкие торпедные катера 3-й флотилии, пришвартованные у борта плавбазы «Адольф Людеритц», Финляндия, 1941 год. Именно катера этой флотилии S 59 и S 60 потопили пароход «Гайсма».

Воздушное сражение 22 июня было одним из наиболее интенсивных в истории войн. Символом первого дня Великой Отечественной стали удары немецкой авиации по советским аэродромам. Вспоминает бывший летчик 165-го истребительного авиаполка, впоследствии Герой Советского Союза Сергей Дмитриевич Горелов: «На аэродроме города Львова было сосредоточено три полка – около 200 самолетов. И как раз на мой день рождения, в три часа ночи, нас начали бомбить. Мы все вскочили, побежали на аэродром, а там… Почти все самолеты были уничтожены или повреждены. Мой И-16 не был исключением. Когда я подошел к нему, мне показалось, что он, скособочившийся, с отбитым левым крылом, как будто смотрит на меня и спрашивает: «Где ходишь? Какого хрена спишь?»

«Спящие аэродромы», превратившиеся в бензиновые костры в первые же несколько минут войны – на самом деле, лишь устоявшийся штамп. Конечно, такие случаи тоже были - например, 66-й штурмовой авиаполк в районе Львова одномоментно потерял 34 машин, более чем половину из 63 самолетов авиаполка. Однако куда более распространенной схемой было предупреждение о налете наземными службами, подъем в воздух дежурного звена и бой, удачный или неудачный. Так, в 04:55 утра в районе Дубно летчик-истребитель 46-го ИАП Иван Иванович Иванов сбивает таранным ударом после израсходования боезапаса немецкий бомбардировщик «Хейнкель-111».

Линейка уничтоженных 22 июня на аэродроме Алитус истребителей И-153 «Чайка». В недавно сформированном 236-м ИАП, которому они принадлежали, из-за некомплекта летного состава их некому было поднять в воздух.

Это была широкомасштабная операция люфтваффе, цель которой достигалась в ходе последовательных ударов по одним и тем же объектам. Успех нападавшим часто приносил не первый, а третий или даже пятый удар по аэродромам, когда советские дежурные звенья оказывались в процессе заправки или перезарядки оружия. Основной проблемой советских ВВС было отсутствие аэродромного маневра, то есть возможности перелететь на другую площадку, так как весной 1941 года на многих аэродромах в приграничных округах началось строительство бетонных взлетных полос, и авиаполки были вынуждены оставаться на тех же площадках, на которых встретили войну. Дальнейшее уже было делом техники – конвейер ударов с воздуха по одним и тем же целям приносил люфтваффе успех если не 22 июня, то днем-двумя позднее.

Граница СССР. Начинается артиллерийская подготовка длительностью 20–30 минут на всем протяжении границы

Из воспоминаний немецкого офицера-танкиста Оскара Мюнцеля: «Мощный артиллерийский огонь из тяжелых орудий разрывает клочья тумана. Тут и там за Бугом раздаются взрывы снарядов. В 03:15 по берлинскому времени пехота начинает наступление. Для врага оно оказалось полной неожиданностью, и он почти не оказывает сопротивления… Форсирование Буга идет безупречно».

Немецкая пехота готовится пересечь Буг на резиновых лодках.

Вывести войска из Брестской крепости до начала военных действий уже не успели. На вывод требовалось три часа, и фактически он даже не успел начаться. Крепость стала мышеловкой для находившихся в ней частей. Уже в первые минуты войны на нее обрушился град артиллерийских снарядов и залпы реактивных минометов.

Вспоминает защитник Брестской крепости Иван Долотов: «В ночь на 22 июня 1941 года на территории крепости находилось около половины состава полка. Большая команда была в ночной смене на сооружении ДОТа в форту Берг. Полковая школа в лагере. В результате внезапного ураганного удара артиллерии и авиации в крепости произошли катастрофические разрушения казарм и других зданий. Было много убитых в раненых, горели каменные здания и земля. По боевой тревоге дежурный по части лейтенант Коротков выстроил в коридоре наличный состав и скомандовал: занять оборону у окон первого этажа казармы…»

Всё, что находилось вне прочных казематов, было сметено огнем. Артиллерия и автомашины в открытых парках мгновенно стали грудой искореженного железа. Рядом с орудиями у коновязей стояли лошади артиллерийских и минометных частей. Несчастные животные уже в первые часы войны оказались перебиты осколками. Все выходы из цитадели крепости оказались загромождены разбитой техникой.

Из-за того, что части двух советских дивизий не смогли выйти из Брестской крепости, им не удалось занять оборону на границе. По обе стороны от Бреста, обходя крепость, на территорию СССР вторглись части 2-й танковой группы Гудериана.

Что касается штурма самой крепости, то немецкое командование серьезно просчиталось в оценке прочности ее стен. Позднее в своем отчете о штурме командир 45-й пехотной дивизии генерал Шлиппер признавал: «План артиллерийского наступления был рассчитан не так сильно на фактическое действие, как скорее полностью на неожиданность».

Другими словами, советских солдат и командиров хотели взять на испуг. Это стало одним из первых просчетов германского командования в войне с СССР. Расквартированные в казематах крепости бойцы пережили шквал артиллерийской подготовки. Когда в крепость вошли немецкие пехотинцы, их встретили контратаки и огонь пулеметов и винтовок со всех сторон. Впервые в ходе войны с СССР немецкий командир отдал приказ отступать. Прорвавшаяся в цитадель группа немцев оказалась окружена и блокирована в клубе – бывшей церкви. Вместо быстрого захвата в течение несколько часов бои за Брестскую крепость превратились для немцев в многодневную эпопею с постоянными потерями.

Граница СССР. Немецкая пехота переходит в наступление

Вспоминает пограничник Анатолий Логинов: «Когда война началась, я как раз дежурил на заставе. Часа в 2–3 на большой высоте на восток прошли тяжелые бомбардировщики, «Юнкерсы». Около четырех открыла огонь артиллерия. Стреляла минут десять. Начальник заставы спрашивает:

– Ну что, старшина? Война или провокация?

– Война.

– Ну, тогда с бойцами занимай правый флаг. Будем воевать.

Вскоре пошла пехота, не скажу, что валом. Оружие у нас было хорошее: два станковых пулемета, автоматические винтовки СВТ и один автомат ППД. Дрались мы примерно до пяти часов, ребята ходили раза 3–4 в контратаку. В 5 часов из комендатуры с вестовым поступил приказ отставить государственную границу и влиться в регулярные части Красной Армии».

Красноармейцы-пулеметчики дрались до последнего.

Берлин. Встреча посла СССР Владимира Деканозова с министром иностранных дел Германии Риббентропом. Министр вручил послу ноту, в которой фактически объявлялось о начале войны

Переводчик посла СССР в Берлине Владимира Деканозова Валентин Бережков вспоминал:

«Внезапно в 5 часов утра по московскому времени … раздался телефонный звонок. Какой-то незнакомый голос сообщил, что рейхсминистр Йоахим фон Риббентроп ждет советских представителей в своем кабинете в министерстве иностранных дел на Вильгельмштрассе.

Выехав на Вильгельмштрассе, мы издали увидели толпу у здания министерства иностранных дел. Хотя уже рассвело, подъезд с чугунным навесом был ярко освещен прожекторами. Вокруг суетились фоторепортеры, кинооператоры, журналисты. Чиновник выскочил из машины первым и широко распахнул дверцу. Мы вышли, ослепленные светом юпитеров и вспышками магниевых ламп. В голове мелькнула тревожная мысль – неужели это война? Иначе нельзя было объяснить такое столпотворение на Вильгельмштрассе, да еще в ночное время…

Когда мы вплотную подошли к письменному столу, Риббентроп встал, молча кивнул головой, подал руку и пригласил пройти за ним в противоположный угол зала за круглый стол. У Риббентропа было опухшее лицо пунцового цвета и мутные, как бы остановившиеся, воспаленные глаза. Он шел впереди нас, опустив голову и немного пошатываясь. «Не пьян ли он?» – промелькнуло у меня в голове.

После того, как мы уселись за круглый стол и Риббентроп начал говорить, мое предположение подтвердилось. Он, видимо, действительно основательно выпил.

Спотыкаясь чуть ли не на каждом слове, он принялся довольно путано объяснять, что германское правительство располагает данными относительно усиленной концентрации советских войск на германской границе. Игнорируя тот факт, что на протяжении последних недель советское посольство по поручению Москвы неоднократно обращало внимание германской стороны на вопиющие случаи нарушения границы Советского Союза немецкими солдатами и самолетами, Риббентроп заявил, будто советские военнослужащие нарушали германскую границу и вторгались на германскую территорию, хотя таких фактов в действительности не было».

Так выглядело здание немецкого министерства иностранных дел на Вильгельмштрассе, 76

Москва. Встреча наркома иностранных дел Молотова и посла Германии в Москве Шуленбурга. Посол передал ноту Германского правительства

В ночь на 22 июня из Берлина поступила телеграмма, которая предписывала Шуленбургу немедленно отправиться к Молотову и заявить, что передвижения советских войск на германской границе приняли такой размах, который правительство Рейха не может оставить без внимания. Поэтому оно решило принять соответствующие контрмеры. В телеграмме подчеркивалось, что посол не должен вступать с Молотовым ни в какие дискуссии.

Утром 22 июня министр иностранных дел СССР виделся c послом Германии второй раз за несколько часов, но обстановка за это время кардинально изменилось.

Из отчета немецкого 51-го штурмового саперного батальона: «Русские солдаты оказали выдающееся сопротивление, сдаваясь только в том случае, если были ранены, и сражаясь до последней возможности. Отдельные элементы русской укрепленной линии были исключительно хороши по части материала и вооружения. Бетон состоял по большей части из смеси гранита, цемента и железа, очень прочной и выдерживавшей сильный артиллерийский огонь».

Только что построенные на новой границе укрепления и их гарнизоны вслед за пограничниками встали на защиту страны. Их упорное сопротивление сдерживало натиск врага. Укрепрайоны наносили немцам первые чувствительные потери. Командир немецкой 28-й пехотной дивизии в донесении о боях в районе Сопоцкина в Белоруссии писал: «На участке укреплений от Сопоцкино и севернее… речь идет прежде всего о противнике, который твердо решил держаться любой ценой и выполнил это… Только с помощью мощных подрывных средств можно было уничтожить один ДОТ за другим… Для захвата многочисленных сооружений средств дивизии было недостаточно».

Немецкие саперы выдвигаются для подрыва советского ДОТа.

Даже незанятые и небоеготовые ДОТы в Прибалтике заставили немцев потратить время на артиллерийскую подготовку по бетонным коробкам в опалубках. Только после этого пехотинцы осторожно к ним приблизились. Однако недостаточное количество войск в приграничных армиях не позволяло занять прочную оборону по линии укреплений на государственной границе. ДОТы сдерживали натиск германских армий, но не могли его остановить дольше, чем на несколько часов. Немецкая тяжелая артиллерия и саперы пробивали коридоры в обороне укрепленных районов. Через них на территорию СССР прорывались колонны танков и мотопехоты.

Таллинн. Командование Балтийского флота получило радиограмму от наркома Н.К. Кузнецова с приказом начать мероприятия, предусмотренные планом прикрытия. Флот приступил к минным постановкам

Минный заградитель «Марти» – участник первых советских минных постановок Великой Отечественной войны на Балтике.

Первые налеты советских бомбардировщиков на территорию противника. Самолеты 7-й смешанной авиадивизии бомбят скопления войск в районе Тильзита

Разбитый бомбардировщик СБ. Именно этот самолет был основной машиной советской бомбардировочной авиации на начало войны – к сожалению, крайне уязвимой, как по причине устаревания, так и в силу неправильного применения.

Москва. По итогам официального объявления войны в войска направлена Директива №2

«1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу.

2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск.

Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить группировки его наземных войск. Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100–150 км».

Экипаж советского танка БТ, 1941 год. На лицах спокойствие и решимость.

Бомбардировка аэродромов в столице Украины Киеве

Вспоминает Николай Дупак, в 1941 году киноактер, находившийся на съемках в Киеве: «В субботу я что-то читал и перечитывал – лег спать поздно и проснулся от стрельбы. Я выхожу на балкон, из соседнего номера тоже выходит мужчина: «Що це таке?» – «Да це мабуть маневры Киевского военного округа». Только он это сказал, и вдруг в метрах, может быть, ста, самолет со свастикой разворачивается и идет бомбить мост через Днепр. Это было часов в 7 утра…».

Не все первые налеты люфтваффе проходили безнаказанно – как для этого «Юнкерса» Ю-88.

Литва. Моторизованная бригада немецкой 7-й танковой дивизии вышла к Калварии

Солдаты 7-й танковой дивизии вермахта маршируют по литовской земле, лето 1941 года

Литва. Немцы вводят в бой механизированные войска в направлениях Таураге, Шауляй; Кибартай, Каунас и Калвария, Алитус

Советские танки Т-28, оставленные экипажами в районе Алитуса. В условиях отступления малейшая неисправность означала потерю техники.

Литва. Пехота 291-й дивизии вермахта заняла Палангу

Пока наступление развивается хорошо – можно быть благосклонным к пленным. Допрос неизвестного советского летчика, все в хорошем настроении.

Брест захвачен, сопротивление оказывают лишь бойцы в Брестской крепости и в здании железнодорожного вокзала

Немецкий пехотинец в Брестской крепости на берегу Буга, впереди - кольцевая казарма ее цитадели. Видно, насколько серьезным был артиллерийский и минометный огонь, уничтоживший почти всю растительность.

Москва. Нарком иностранных дел Молотов по радио зачитывает обращение к гражданам Советского Союза

Советские люди встретили известие о начале войны по-разному.

Вспоминает Дмитрий Булгаков: «Я жил в селе Скородном Большесолдатского района Курской области. В тот день шел проливной дождь. Я сидел дома, вдруг вижу – по грязи бежит мой друг и единомышленник Сережка. Мы с ним очень переживали, что не удастся попасть на войну – Халхин-Гол и Финская окончились без нас. Удалось… Бежит: «Война!» Мы под дождем, по грязи побежали в клуб. А там собирается народ, митинг. Никого приезжих из района не было, только местный актив – счетовод, бухгалтер. Выступают: «Мы их разобьем! То, да се»… А как немцы пришли, они для них яйца собирали… Настроение было такое – жаль, что мы не попадем, ведь их быстро разобьют, а нам опять ничего не достанется».

Софья Фаткулина: «Когда началась война, это была такая страшная картина! Во все деревни поскакали конные и сообщали о том, что началась война. Призывной возраст пошел в военкомат. На Волге на пароходы грузили уходящих на фронт. Вы знаете, все стояли на берегу, и вся Волга плакала».

Объявление о начале войны.

Алексей Максименко: «Войну я встретил в Куйбышеве на пути к месту службы. Поезд остановился. Я вышел на перрон, взял кружку пива, смотрю – у громкоговорителя собрался народ, слушают: «Война!» Женщины крестятся. Я не допил кружку пива, быстрее сел в поезд, чтобы не прозевать. Вроде того: «Там война, а ты тут пиво пьешь». Сел в вагон, а в нем разговор уже только о войне: «Как же так?! У нас же с немцами договор о дружбе?! Почему они начали?!» Кто постарше, говорит: «Они-то конечно обещали, но посмотрите – они уже захватили пол-Европы, а теперь очередь дошла до нас. Там были буржуазные государства, они их оккупировали, а у нас коммунистический режим – тем более им как кость в горле. Теперь нам с ними будет трудно бороться». Понимания, что произошло что-то страшное, было, но в то время, будучи 18-летним, я не сумел оценить всю трагедию и сложность ситуации».

Вспоминает Марьяна Милютина: «Я училась на третьем курсе 1-го Медицинского института. В тот день у нас был экзамен по физиологии, которую я не знала. Когда я услышала по радио, что началась война, подумала: «Как хорошо, может, мне хотя бы тройку поставят!» Так что первым ощущением у меня было чувство облегчения».

Олимпиада Полякова записывает в дневнике: «…Неужели же приближается наше освобождение? Каковы бы ни были немцы – хуже нашего не будет. Да и что нам до немцев? Жить-то будем без них. Победят немцы – сомнения нет. Прости меня Господи! Я не враг своему народу, своей родине… Но нужно смотреть прямо правде в глаза: мы все, вся Россия, страстно желаем победы врагу, какой бы он там ни был».

Отрезвление наступит всего через полгода, когда Полякова окажется в голодной и холодной оккупированной Гатчине. Через три года, весной 1945 года под Мюнхеном, по словам ее знакомой Веры Пирожковой, «…она уже заявляла, что всех немцев надо засадить в концлагерь. Я переспросила: «Всех?» Она подумала секунду и ответила твердо: «Всех»» .

На лицах москвичей – вся гамма чувств.

Вспоминает Валентин Рычков: «Взрослые встретили войну со слезами на глазах, с озабоченностью, расстроенными. Бегали к друг другу, шептались, обменивались мнениями, понимали, что надвигается страшная беда. А мы, молодежь – с энтузиазмом и воинственно. Собрались в горсаду на танцплощадке, но ни о каких танцах не было речи. Мы все разбились на две группы. Одна группа «специалистов военного дела» утверждала, что 2–3 недели – и от фашистов ничего не останется. Вторая, более степенная группа, говорила: «Нет, не 2–3 недели, а 2–3 месяца – и будет наша полная победа, разгромят фашистов». Азарта этому придавало еще необычное явление. В это время на западе был не обычный «закат как закат», а багрово-красно-кровавый! Еще говорили: «Это наша Красная Армия так обрушилась всеми огневыми средствами на немцев, что видно даже и в Сибири!» А я… Сейчас я не знаю, по какой причине, но тогда стоял и думал: «О чем они говорят?» Мой друг Ромашко, он и сейчас живой и может подтвердить, спрашивает: «А ты, Валька, чего стоишь и не говоришь своего мнения?» И я говорю дословно следующее: «Нет, ребята, на дело нашей победы уйдет не менее 2–3 лет». Какой тут шум-гам начался! Как меня только не оскорбляли! Как не обвиняли! Я все думал, лишь бы по морде не надавали за такой прогноз. Но оказалось, что я, хотя и был ближе к истине, но сильно-сильно ошибался…»

Оптимистическое настроение было характерно для большинства молодых патриотов, воспитанных «победоносными» фильмами, вроде «Если завтра война», литературными произведениями писателей типа Николая Шпанова и массированной пропагандой, уверявших, что «врага будем бить на его территории» . Организационно-инструкторский отдел управления кадров ЦК ВКП(б) сообщал: «Мобилизация проходит организованно, в соответствии с намеченными планами. Настроение у мобилизованных бодрое и уверенное… поступает большое количество заявлений о зачислении в ряды Красной Армии… Имеется много фактов, когда девушки просятся на фронт… митинги на фабриках и заводах, в колхозах и учреждениях проходят с большим патриотическим подъемом» .

В отличие от молодежи, воспринимавшей происходящее почти как праздник, старшее поколение, помнившее Первую мировую и гражданскую войны, особого энтузиазма не испытывало и привычно принялось готовиться к длительным лишениям. В первые же часы войны в магазинах и на рынках выросли очереди. Люди скупали соль, спички, мыло, сахар и прочие продукты и товары первой необходимости. Многие забирали сбережения из сберкасс и пытались обналичить облигации внутренних займов. «Кинулись в магазин. По улицам бежали люди, покупая всё, что есть, в магазинах, но на нашу долю ничего не осталось, были лишь наборы ассорти, мы купили пять коробок и вернулись домой» , – вспоминает Николай Обрыньба.

Рим, Италия. Министр иностранных дел Италии Чиано ди Кортелаццо зачитывает послу СССР Горелкину заявление итальянского правительства об объявлении войны

В связи с тем, что Германия объявила войну СССР, Италия, как союзник Германии и член Тройственного союза, также объявила войну Советскому Союзу с момента вступления немецких войск на советскую территорию - то есть с 05:30 утра 22 июня. Обмен посольствами между правительством Италии и правительством Советского Союза предстояло урегулировать через посредников.

Для итальянцев вступление в войну против СССР оказалось губительной авантюрой. На фото командующий итальянским экспедиционным корпусом генерал Джованни Мессе проводит смотр своих солдат.

Западная Белоруссия. Немецкая 18-я танковая дивизия вступает в бой с советской 30-й танковой дивизией 14-го мехкорпуса. Первое танковое сражение на советско-германском фронте

Оставленные экипажами в городе Кобрин танки Т-26 поздних серий выпуска из состава 14-го мехкорпуса.

Литва. Немцы втягиваются в уличные бои за город Таураге в Литве

Вспоминает генерал-лейтенант В.Ф. Зотов: «В 4:00 22 июня мы были разбужены взрывами артснарядов… От взрыва первых же снарядов загорелся дом, где размещался штаб 125-й стрелковой дивизии… Город обстреливался ураганным огнем вражеской артиллерии. Зная, что в городе постройки в основном деревянные, враг вел огонь главным образом зажигательными снарядами, вследствие этого через 15–20 минут после начала артиллерийского обстрела город горел».

Тем не менее, войска Прибалтийского округа еще до войны успели занять назначенные им полосы обороны.

Вскоре к горящему городу подошли немецкие танки и мотопехота на бронетранспортерах. Шоссейный мост через реку Юра был взорван, однако в руки наступающих попадает неповрежденным железнодорожный мост. Сражение за Таураге вылилось в напряженные уличные бои. В журнале боевых действий штурмовавшей город немецкой 1-й танковой дивизии подчеркивалось: «Враг сражается упорно и ожесточенно» .

Немецкие мотоциклисты на въезде в Таураге (нем. Таурогген)

До поздней ночи в Таураге шли бои за каждый дом и каждый перекресток. Только к полуночи оборонявшие город советские части были оттеснены на северо-восточные окраины. Служивший в тот период в наступавшей на том же направлении 6-й танковой дивизии немецкий полковник Ритген вспоминал: «Сопротивление противника в нашем секторе оказалось намного сильнее, чем ожидалось. Путь нам преграждали шесть противотанковых рвов, прикрывавшихся пехотинцами и снайперами, засевшими на деревьях. К счастью для нас, у них не было противотанковых пушек и мин. Поскольку никто не сдавался, пленных не было».

Советские пехотинцы оборонялись упорно и ожесточенно, но силы были неравны. На растянутую по фронту 125-ю стрелковую дивизию навалился сразу целый танковый корпус немцев. К ночи с 22 на 23 июня дивизия была практически разгромлена. Последний добивающий удар последовал уже ночью. Внезапной атаке подвергся штаб дивизии. Были убиты или пропали без вести ряд командиров штаба, аппаратура связи была потеряна. Ко всем прочим бедам соединение оказалось обезглавлено. Немецкие танки продолжили наступление вдоль шоссе на Шауляй.

Литва. Крупный успех немецкой 3-й танковой группы: захвачены неповрежденными два моста через Неман у города Алитус

Подготовку мостов через Неман к взрыву производил 4-й инженерный полк Прибалтийского особого округа, но уничтожить мосты так и не удалось. Не исключено, что к этому приложили руки диверсанты из «Бранденбурга».

Захват неповрежденными имеющихся мостов и быстрое наведение временных – одна из составляющих успеха немецкого блицкрига. На фото переправа через реку 88-мм зенитного орудия, знаменитого «ахт-ахт».

Как только первые немецкие танки оказались на восточном берегу реки, они были встречены огнем советских танков. Это была первая встреча немецких танкистов с танками Т-34. Стоявшая на позиции рядом с мостом «тридцатьчетвёрка» сразу же подбила пересекший реку PzKpfw 38(t). Ответный огонь 37-мм пушек немецких танков был неэффективным. Участники боев вспоминали:

«Начальник штаба майор Беликов приказал выехать в западную часть города и узнать, что там горит… Навстречу нам с города шла целая колонна гражданских лиц… Толпа раздвинулась в обе стороны и мы проехали на полном ходу. Но, когда мы проехали, то из толпы стали стрелять в нас с автоматов и уже против наших казарм подбили наш мотоцикл.

Примерно в 11:30 привели к штабу мокрую женщину, переплывшую Неман, которая сказала, что за городом она видела немецкие танки, но тут же прокурор крикнул «провокация, шпионка», и сразу застрелил ее. 30 минут спустя возле моста бойцы задержали мужчину, который был литовцем и на ломаном русском нам сказал, что немецкие танки уже в городе, но и этого оперуполномоченный застрелил, обозвал его провокатором.

Мы подошли к своему танку, постучали, открылся люк. Мы говорим, что немецкие танки на дороге – рядом с нами, а танкист отвечает, что у него нет бронебойных снарядов. Мы подошли к другому танку, там оказался комвзвода, который быстро скомандовал: за мной! и сразу вывернулись из кустов два или три танка, которые пошли прямо на немецкие танки – стреляя на ходу в бок немецких, а потом прямо вплотную подошли – таранили их и скинули их в кювет (уничтожили полдесятка немецких танков и ни одного не потеряли). А сами кинулись через мост на западный берег. Но только перешли мост, встретили группу немецких танков, из которых один сразу загорелся, а потом и наш загорелся. Дальше я видел только огонь, дым, слышал грохот взрывов и лязг металла».

Москва. На совещании у Сталина принято решение о мобилизации по усиленному варианту, подготовлен и подписан указ Президиума ВС СССР о мобилизации

Президиум Верховного Совета СССР объявляет мобилизацию на территории следующих военных округов: Ленинградского, Прибалтийского особого, Западного особого, Киевского особого, Одесского, Харьковского, Орловского, Московского, Архангельского, Уральского, Сибирского, Приволжского, Северо-Кавказского и Закавказского. Мобилизации подлежат военнообязанные, родившиеся с 1905 по 1918 год включительно.

По состоянию на утро 22 июня Красная Армия де-юре и де-факто оставалась армией мирного времени. Сигналом для подготовки к проведению мобилизации явилось правительственное заявление по радио в полдень. Формальности последовали спустя несколько часов. Телеграмма об объявлении мобилизации была подписана наркомом обороны 22 июня 1941 года в 16:00 и сдана на Центральный телеграф Министерства связи в 16:40. За 26 минут мобилизационная телеграмма разошлась во все республиканские, краевые, областные и районные центры.

Первый день мобилизации в Москве – очередь в Октябрьский райвоенкомат

Почему мобилизация не была объявлена раньше? Что происходило в течение этих нескольких часов в Кремле и Генеральном штабе? Иногда говорят о том, что Сталин впал в прострацию и сбежал на дачу. Записи в журнале посещений кремлевского кабинета эту версию не подтверждают. Уже первые принятые решения говорят о напряженной работе и анализе обстановки на несколько шагов вперед. По предвоенному мобилизационному плану для перевода армии и флота на военное время требовалось призвать 4,9 млн человек. Однако при реальном объявлении мобилизации призвались военнообязанные сразу 14 возрастов, общая численность которых составила около 10 млн человек, т.е. почти на 5,1 млн человек больше того, что теоретически требовалось. Это говорит о том, что высшее руководство страны уже в середине дня 22 июня осознало масштабы катастрофы.

Фактически уже через несколько часов после начала войны был готов план вывода страны и армии из кризисного положения. Призыв с большим запасом позволял формировать новые дивизии. Именно эти новые соединения, не предусмотренные предвоенными планами, стали спасительными резервами. Они появлялись на фронте в критические моменты, не позволяя кризису перерасти в катастрофу. Знаменитая панфиловская дивизия, соединения, спасавшие Ленинград, Москву, отстрочившие падение Киева – все они были детищем мобилизационных телеграмм, разосланных 22 июня. Германские штабисты при планировании «Барбароссы» сильно недооценили способность СССР восстанавливать армию после поражений в первых боях.

Великобритания, Лондон. Радиотрансляция выступления премьер-министра Великобритании Уинстона Черчилля

« Сегодня в 4 часа утра Гитлер вторгся в Россию. Опасность для России является нашей опасностью и опасностью США. Дело каждого русского, борющегося за свою землю и дом, является общим делом свободных людей и свободных народов в любой части земного шара. Мы окажем России и русскому народу любую помощь, какую только сможем».

Будущие союзники сдержали свое слово – уже через два с небольшим месяца в СССР начались поставки, которые позже были закреплены соглашением о ленд-лизе. На фото – британские истребители «Харрикейн» под Мурманском, осень 1941 года.

Москва. В войска направлена Директива №3

22 июня начиналось и заканчивалось директивой из Москвы. Это была уже третья директива за день. Однако по-прежнему приказы верховного командования опаздывали за стремительным развитием событий. В истории Директива №3 осталась благодаря ярко выраженному наступательному духу, которым были пронизаны все ее строки. Так, в ней указывалось: «Армиям Юго-Западного фронта, прочно удерживая госграницу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5 и 6 А[рмий]… окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир-Волынский, Крыстынополь, к исходу 26.6 овладеть районом Люблин» .

Для войск, которые не смогли удержать рубеж государственной границы, эти слова звучали издевательски. Однако у этого были свои причины. Начальник оперативного отдела Юго-Западного фронта будущий маршал И.Х. Баграмян вспоминал: «Невольно подумалось, что оптимизм оценок в документе из центра во многом был навеян и нашими довольно бодрыми донесениями» .

Увы, в неразберихе первых дней для многих бойцов Красной Армии война закончилась, так и не начавшись. Сдающиеся в плен проходят мимо колонны немецкой техники и залегших в кювете немецких солдат.

Литва. Авангарды немецкого 57-го танкового корпуса 3-й танковой группы достигли населенного пункта Варенай (Литва), продвинувшись за день на 70 км

«22 июня мы распахнули дверь, не понимая, что за ней стоит», – так Гитлер описал начало войны с СССР. Значение этого дня для хода мировой истории огромно, но с военной точки зрения он не был особенным: решения, принятые в этот день, не могли радикально изменить ситуацию. Поворотный момент произошел до начала вторжения, когда был упущен шанс для развертывания Красной Армии на западной границе. Это решило судьбу приграничного сражения – оно было проиграно еще до начала боевых действий.

Немецкие солдаты переходят границу. Война только начиналась…

22 июня отнюдь не был самым кровавым днем в истории войны. Было бы ошибкой считать, что добившиеся стратегической внезапности нападения немцы сразу же уничтожили крупные силы Красной Армии. В первый день войны еще не произошло крупных окружений.

Иная картина складывалась в войне в воздухе. Воздушное сражение 22 июня 1941 года охватило сразу большую территорию, немецкие истребительные и бомбардировочные эскадры проникали глубоко в тыловые районы особых округов. Также ударам подверглись базы советского военно-морского флота. Если минирование выходов из баз флота преследовало задачу запугать, то удары по аэродромам 22 июня стали частью многодневной операции по уничтожению ВВС западных округов. Она была самым большим успехом немцев. Большая часть потерь советских самолетов пришлась именно на 22 июня.

Первый день войны, разумеется, запомнился всем, жившим в ту пору, лучше многих других из 1418 дней Великой Отечественной, поскольку именно он стал тем водоразделом, который разделил жизнь людей на «до» и «после». Константин Симонов, находившийся с первых дней на фронте, позже писал в романе «Живые и мертвые»:

«Там, куда они теперь спешили, все выше поднимался дым горевшей деревни. Ехавший впереди Синцова комбат Рябченко то закрывал собою этот дым, то, когда лошадь, оступаясь, брала в сторону, снова открывал его. – Комаров, а Комаров! – Что? – Дай закурить! – Чего на ходу-то? – Да так, вдруг захотелось… – Синцов не стал объяснять, почему захотелось. А захотелось потому, что, глядя сейчас на этот далекий дым впереди, он старался заставить себя свыкнуться с трудной мыслью, что, как бы много всего ни оставалось у них за плечами, впереди была еще целая война».

Боец ПВО ведет наблюдение с крыши дома на улице Горького. Фото: ТАСС/Наум Грановский

75 лет назад, 22 июня 1941 года, войска нацистской Германии вторглись в СССР. Началась Великая Отечественная война. В России и некоторых странах бывшего Советского Союза 22 июня – День памяти и скорби.

22 июня 1941 года для СССР и его столицы Москвы было определено в Берлине за неделю до этой даты – в субботу, 14 июня, на заседании Верховного Главнокомандования вооруженных сил нацистской Германии. На нем Адольф Гитлер отдал последние распоряжения о нападении на СССР с 04 утра 22 июня 1941 года.

В тот же день было распространено сообщение ТАСС о советско-германских отношениях, в котором говорилось:

"По данным СССР, Германия так же неуклонно соблюдает условия советско-германского пакта о ненападении, как и Советский Союз, ввиду чего, по мнению советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР, лишены всякой почвы".

Впрочем, 22 июня 1941 года для первого в мире государства рабочих и крестьян могло наступить и месяцем с неделей раньше. Руководители Третьего Рейха первоначально планировали вторжение в Россию на заре четверга 15 мая. Но 6 апреля вместе с войсками союзников – Италии и Венгрии – немцы вошли в Югославию. Балканская кампания понудила Гитлера отложить сроки покорения Москвы.

До полудня 22 июня 1941 года (и тому есть сотни архивных свидетельств) Москва не знала о вторжении Германии.

04:30 . На улицы (по документам) выкатились 48 поливальных машин.
05:30 . Начали работу почти 900 дворников. Утро было погожим, солнечным, красящим "нежным светом стены древнего Кремля".
Примерно с 07:00 . В парках, скверах и других местах обычного скопления людей стала разворачиваться "выездная" лоточная торговля, открывались летние буфеты, пивные и бильярдные – наступившее воскресенье обещало быть очень теплым, если не жарким. И в местах массового отдыха ждали наплыва горожан.
07:00 и 07:30 . (по расписанию воскресенья – в обычные дни на полчаса раньше). Открылись молочные магазины и булочные.
08:30 и 09:00 . Начали работу продуктовые и гастрономы. Промтоварные магазины, кроме ГУМа и ЦУМа, по воскресеньям не работали. Ассортимент товаров, в сущности, обычный для мирной столицы. В "Молочной" на Рочдельской предлагали творог, творожную массу, сметану, кефир, простоквашу, молоко, сыр, брынзу, сливочное масло и мороженое. Все продукты – двух-трех сортов и наименований.

В Москве – обычный воскресный день

Улица Горького. Фото: ТАСС/Ф.Кислов

Гастроном № 1 "Елисеевский", главный в стране, выложил на прилавки вареные, полу и сырокопченые колбасы, сосиски, сардельки от трех до четырех наименований, окорока, буженину трех наименований. В рыбном отделе предлагали свежую стерлядь, малосольную каспийскую сельдь (залом), осетров горячего копчения, паюсную и красную икру. В избыточном числе были грузинские вина, крымские мадера и херес, портвейны, водка и ром одного, коньяк четырех наименований. В то время ограничений по времени в продаже спиртного не было.

ГУМ и ЦУМ выставили весь набор отечественной швейной и обувной промышленности, ситцы, драпы, бостоны и другие ткани, бижутерию, разнообразные по размерам фибровые чемоданы. И драгоценности, стоимость отдельных образцов которых превышала 50 тысяч рублей – пятая часть цены легендарного танка Т-34, штурмовика победы ИЛ-2 и трех противотанковых орудий – пушек ЗИС-3 калибра 76 мм по "прайс-листу" мая 1941 года. Никто в тот день и предположить не мог, что Центральный универсальный магазин Москвы через две недели превратится в армейские казармы.

С 07:00 к большому "массовому мероприятию" начали готовить стадион "Динамо". На нем в 12 часов должны были состояться парад и соревнования физкультурников.
Около 08:00 в Москву из городов и районов области привезли 20 тысяч школьников – на детский праздник, который в 11 часов начался в парке "Сокольники".

Никаких "брожений" выпускников школ по Красной площади и по улицам Москвы утром 22 июня 1941 года не было. Это – "мифология" советского кино и литературы. Последние выпускные вечера в столице прошли в пятницу, 20 июня.

Одним словом, все 4 миллиона 600 тысяч "простых" жителей и около одного миллиона гостей столицы СССР до обеда 22 июня 1941 года не знали, что с ночи началась большая и самая кровопролитная в истории страны война с захватчиками.

01:21 . Границу с Польшей, поглощенной Третьим Рейхом, пересек последний состав, груженный пшеницей, которую СССР поставлял по договору с Германией от 28 сентября 1939 года.
03:05 . 14 немецких бомбардировщиков, вылетев из Кенигсберга в 01:10, сбросили 28 магнитных бомб у рейда под Кронштадтом в 20 км от Ленинграда.
04:00 . Гитлеровские войска перешли границу в районе Бреста. Через полчаса начали масштабное наступление по всем фронтам – от южных до северных рубежей СССР.

И когда в 11 часов в парке "Сокольники" пионеры столицы торжественной линейкой встречали своих гостей – пионеров Московской области, германец продвинулся на 15, а кое-где и на 20 км вглубь территории страны.

Решения на высшем уровне

Москва. В.М.Молотов, И.В.Сталин, К.Е.Ворошилов (слева направо на переднем плане), Г.М.Маленков, Л.П.Берия, А.С.Щербаков (слева направо во втором ряду) и другие члены правительства направляются на Красную площадь. Фотохроника ТАСС

О том, что война идет, в тылу в первой половине дня 22 июня 1941 года знало только высшее руководство страны, командование военными округами, первые руководители Москвы, Ленинграда и некоторых других крупных городов – Куйбышева (ныне Самары), Свердловска (ныне Екатеринбурга), Хабаровска.

06:30 . Кандидат в члены Политбюро, секретарь ЦК и первый секретарь Московского горкома ВКП (б) Александр Сергеевич Щербаков собрал экстренное заседание ключевых руководителей столицы с участием высших офицеров НКО, НКВД и директоров крупнейших предприятий. Он и председатель горисполкома Василий Прохорович Пронин к тому времени имели генеральские звания. На заседании были выработаны первоочередные меры обеспечения жизнедеятельности Москвы в военное время.

По телефону прямо из горкома были даны распоряжения об усилении охраны систем водоснабжения, тепловой и электрической энергии, транспорта и, прежде всего, метрополитена, продовольственных складов, холодильников, канала имени Москвы, железнодорожных вокзалов, оборонных предприятий и других важнейших объектов. На том же заседании была "вчерне" сформулирована концепция маскировки Москвы, в том числе, и строительства макетов и муляжей, защиты правительственных и исторических зданий.

По предложению Щербакова, с 23 июня ввели запрет на въезд в столицу всем, кто не имел московской прописки. Под него попали и жители Подмосковья, в том числе и те, кто работал в Москве. Вводились специальные пропуска. Их должны были выправлять даже москвичи, собираясь в лес за грибами или на пригородную дачу – без пропуска обратно в столицу не пускали.

15:00 . На дневном заседании, которое состоялось после выступления по радио наркома Молотова и после того как Щербаков и Пронин побывали в Кремле, власти столицы по согласованию с генералитетом МВО приняли решение установить на всех высотных точках столицы зенитные батареи. Позже в созданной на следующий день, 23 июня, Ставке Верховного Главного командования Вооруженными силами СССР такое решение назвали "образцовым". И разослали в Военные округа директиву обеспечить зенитную защиту городов по примеру столицы.

Запрет на фотосъемку

Одно из примечательных решений второго заседания руководства Москвы 22 июня 1941 года: было сформулировано обращение с призывом к населению в течение трех суток сдать имеющиеся в личном пользовании фотоаппараты, другую фотографическую аппаратуру, фотопленку и реактивы. Фототехникой отныне могли пользоваться только аккредитованные журналисты и работники специальных служб.

Отчасти поэтому, фотографий Москвы первых дней войны немного. Часть из них и вовсе постановочная, как, к примеру, знаменитый снимок Евгения Халдея "Москвичи слушают по радио обращение тов. Молотова о начале войны 22 июня 1941 года". В первый военный день в столице Союза на 12 часов дня (времени прямой трансляции речи наркома Молотова) было +24 градуса по C. А на фото – люди в пальто, шапках, одним словом, одеты по осени, как в двадцатых числах сентября, когда, предположительно, этот снимок и сделан.

Кстати, одеяния людей на том постановочном снимке сильно отличаются от маек, белых парусиновых ботинок и брюк, в которых на другом фото 22 июня 1941 года, москвичи покупают газировку на улице Горького (ныне – Тверской).

На том же утреннем заседании 22 июня 1941 года, которое провел Александр Щербаков, было принято особое постановление – "предупреждать и пресекать панические настроения" в связи с вторжением войск Гитлера в СССР. Партийный секретарь и фактический хозяин столицы посоветовал всем руководителям и, особенно, артистам, писателям, газетчикам "придерживаться" позиции, что война закончится через месяц, максимум полтора. И враг будет разбит на его территории". И обратил особое внимание на то, что в речи Молотова война названа "священной". Через два дня, 24.06.41., преодолев затяжную депрессию, Иосиф Джугашвили (Сталин) с подачи Лаврентия Берии назначил Щербакова (в дополнение к уже имеющимся должностям и регалиям) начальником Совинформбюро – главного и, по сути, единственного источника информации для масс в годы Великой Отечественной войны.

Зачистки

Москвичи записываются в ряды народного ополчения. Фото: ТАСС

Одним из итогов последнего, прошедшего после 21:00 , заседания руководства Москвы стало решение о создании истребительных батальонов. Они, судя по всему, были инициированы в Кремле, ибо спустя сутки общее руководство подразделениями было возложено на заместителя председателя Совета Народных Комиссаров, главу НКВД Лаврентия Берию. Но первый в стране истребительный батальон стал под ружье именно в Москве, на третий день войны, 24 июня 1941 года. В документах истребительные батальоны обозначались как "добровольческие формирования граждан, способных владеть оружием". Прерогатива приема в них оставалась за партийными, комсомольскими, профсоюзными активистами и другими "проверенными" (так в документе) лицами, не подлежащими призыву на военную службу. В задачу истребительных батальонов входила борьба с диверсантами, шпионами, пособниками Гитлера, а также бандитами, дезертирами, мародерами и спекулянтами. Одним словом, всеми, кто угрожал порядку в городах и других населенных пунктах в условиях военного времени.

На четвертый день войны московский истребительный совершил первые рейды, избрав для начала рабочие каморки и подворотни Замоскворечья, бараки Марьиной Рощи. "Зачистка" была достаточно эффективной. Взяты 25 бандитов с оружием. Пять особо опасных представителей криминалитета ликвидированы в перестрелке. Изъяты продуктовые (тушёнка, сгущёнка, копчености, мука, крупы) и промышленные товары, похищенные еще до начала войны из одного из складов в районе Филей.

Реакция вождя

Генеральный секретарь ВКП(б) Иосиф Сталин. Фото: ТАСС

В Москве – не только горком ВКП (б) и горисполком, но вся высшая власть СССР. По "отраженным" документам, Сталину доложили о вторжении гитлеровских войск практически сразу – около 04:35-04:45. Он, по обыкновению, еще не ложился спать, и, по одной из версий, находился на "ближней даче".

Последующий (второй) доклад о продвижении немцев по всему фронту произвел на вождя сильное впечатление. Он заперся в одной из комнат и не выходил из нее около двух часов, после чего якобы отправился в Кремль. Текст речи Вячеслава Молотова читать не стал. И потребовал докладывать ему об обстановке на фронтах каждые полчаса.

По свидетельствам ряда военачальников, как раз это-то сделать было всего труднее – связь с действующими частями, ведущими ожесточенные бои с немецкими войсками, была слабой, а то и вовсе отсутствовала. К тому же, уже к 18-19 часам 22 июня 1941 года в окружении гитлеровцев оказалось, по разным данным, в общей сложности от 500 тысяч до 700 тысяч солдат и офицеров РККА, которые неимоверными усилиями, при страшном дефиците боеприпасов, техники и оружия, пытались прорвать "кольца" гитлеровцев.

Впрочем, по другим, также "отраженным" документам, 22 июня 1941 года вождь был на Черном море, на даче в Гаграх. И, по словам посла СССР в США Ивана Майского, "после первого доклада о нападении Германии впал в прострацию, полностью отрезал себя от Москвы, в течение четырех дней оставался вне связи, напиваясь до ступора".

Так это? Или нет? Поверить сложно. Проверить уже невозможно – документы ЦК КПСС с той поры массово жгли и уничтожали, по крайней мере, 4 раза. Впервые в октябре 1941 года, когда в Москве началась паника после вступления гитлеровцев на окраину Химок и проезду колонны нацистских мотоциклистов по Ленинградскому проспекту в районе Сокола. Потом в конце февраля 1956 и конце октября 1961 годов, после разоблачений культа личности Сталина на XX и XXII съездах КПСС. И, наконец, в августе 1991 года, по поражению ГКЧП.

Да и надо ли все проверять? Остается фактом то, что в 10 первых дней войны, самого тяжелого для страны времени, Сталина было и не слышно, и не видно. А все распоряжения, приказы и директивы первой недели войны подписаны маршалами и генералами, наркомами и заместителями СНК СССР: Лаврентием Берией, Георгием Жуковым, Семёном Тимошенко, Георгием Маленковым, Дмитрием Павловым Вячеславом Молотовым и даже "партийным городничим" столицы Александром Щербаковым.

Обращение накрома Молотова

12:15. Из студии Центрального телеграфа один из лидеров Советского государства нарком иностранных дел Вячеслав Молотов выступил по радио с обращением.

Оно начиналось словами: "Граждане и гражданки Советского Союза! Советское правительство и его глава товарищ Сталин поручили мне сделать следующее заявление. Сегодня, в 4 часа утра, без предъявления каких-либо претензий к Советскому Союзу, без объявления войны германские войска напали на нашу страну…" Заканчивалось выступление знаменитыми словами, превратившимися в идиому всей Великой Отечественной войны: "Наше дело правое! Враг будет разбит! Победа будет за нами!".

12.25. Судя по "журналу посещений", Молотов вернулся с Центрального телеграфа в кабинет Сталина.

Выступление наркома москвичи слушали, главным образом по репродукторам, установленным на всех улицах города, а также в парках, на стадионах и других местах массового скопления людей. В исполнении диктора Юрия Левитана текст выступления Молотова повторили 4 раза в разное время.

Москвичи слушают сообщение о нападении гитлеровской Германии на нашу Родину. Фото: ТАСС/Евгений Халдей

При этом примерно с 09:30. до 11:00 в Кремле якобы шла нешуточная дискуссия по поводу того, кто должен выступить с таким обращением? По одной из версий все, как один, члены Политбюро считали, что это должен сделать сам Сталин. Но он активно отпирался, повторяя одно и тоже: политическая обстановка и положение на фронтах "еще не ясны", и потому он выступит позже.

Время шло. И затягивание информации о начале войны становилось опасным. По предложению вождя, тем, кто известит народ о начале священной войны, стал Молотов. По другой версии, никакой дискуссии не было, потому что в Кремле не было самого Сталина. Хотели, было, поручить сказать народу о войне "всесоюзному старосте" Михаилу Калинину, но он даже по бумажке читал, сбиваясь, по слогам.

Жизнь после начала войны

Весть о вторжении войск Гитлера 22 июня 1941 года, судя по документам архивов (донесениям сотрудников и внештатных агентов НКВД, протоколам милиции), а также воспоминаниям очевидцев, не повергла жителей и гостей столицы в уныние и не слишком изменила их планы.

Уже после сообщения о начале войны точно по расписанию с Курского вокзала отошли пассажирские поезда Москва-Адлер. А под ночь на 23 июня – на Севастополь, который гитлеровская авиация жестко бомбила еще в 05:00 22 июня. Правда, пассажиров, у которых были билеты именно до Крыма, в Туле высадили. А сам поезд пустили только до Харькова.

Днем в парках играли духовые оркестры, в театрах при полных залах шли спектакли. До вечера работали парикмахерские. Были практически забиты посетителями пивные, бильярдные. Вечером не пустовали и танцплощадки. Знаменитая мелодия фокстрота "Рио-рита" была слышна во многих уголках столицы.

Отличительная особенность первого военного дня в Москве: массовый оптимизм. В разговорах, помимо крепких слов ненависти к Германии и Гитлеру, звучало: "Ничего. Месяц. Ну, полтора. Разобьем, раздавим гадину!". Другая столичная примета 22 июня 1941 года: после сообщения о нападении гитлеровцев людей в военной форме всюду, даже в пивных, стали пропускать без очереди.

Зенитная артиллерия на страже города. Фото: ТАСС/Наум Грановский

Впечатляющий пример оперативности властей Москвы. По их распоряжению на сеансах в кинотеатрах после 14 часов того же 22 июня 1941 года перед художественными фильмами (а это были "Щорс", "Если завтра война", "Профессор Малок", "Семья Оппенгейм", "Боксеры") стали показывать обучающие короткометражки вроде "Светомаскировка жилого дома", "Береги противогаз", "Простейшие укрытия от авиабомб".

Вечером в саду "Эрмитаж" пел Вадим Козин. В ресторанах "Метрополь" и "Арагви", судя по "листкам расхода" кухни и буфета, особой популярностью пользовались бутерброды с паюсной (черной) икрой, сельдь залом с луком, жареная винном соусе свиная корейка, суп-харчо, чанахи (баранья похлебка), баранья котлета на кости с сложным гарниром, водка, коньяк КВ и вино херес.

Москва еще до конца не осознала: большая война уже идет. И на полях ее сражений уже пали тысячи бойцов РККА, погибли сотни мирных граждан советских городов и сел. Уже через сутки в ЗАГСах города отметят наплыв отцов и матерей с просьбой заменить в свидетельствах о рождении их сыновей имя Адольф на Анатолия, Александра, Андрея. Быть Адольфами (в просторечии – Адиками), массово появившимися на свет во второй половине 1933 и в конце 1939 года, в июне 1941 года стало не только противно, но и не безопасно.

Спустя неделю . В столице СССР постепенно начнут вводить карточки на продукты питания, хозяйственные товары первой необходимости, обувь и ткань.
Через две недели . Москвичи увидят кадры кинохроники, на которых горят советские деревни, села и города и лежащих у своих изб расстрелянных нацистами женщин и малолетних детей.
Ровно через месяц . Москва переживет первый налет гитлеровской авиации, и воочию, не в кино, увидит изуродованные тела погибших под завалами сограждан, разрушенные и горящие дома.

А пока, в первый день войны, в Москве все примерно так, как в хрестоматийном стихотворении Геннадия Шпаликова "На площадке танцевальной Сорок Первый год": "Ничего, что нету Польши. Но сильна страна. Через месяц – и не больше – кончится война…"

Евгений Кузнецов

Сегодняшняя тема лекции – сражение в небе 22 июня 1941-го, противостояние Красной Армии и Люфтваффе. Сегодня будем говорить как непосредственно о сражении, так и о предыстории.

Хочу отметить, что в советское время данному вопросу было уделено мало внимания в литературе. Специальных публикаций по этой теме вообще не было, а в некоторых исследованиях, которые охватывали развитие советских вооружённых сил и в частности ВВС, этой проблеме были посвящены несколько абзацев или в лучшем случае глава.

Все привело к тому, что к началу 90-х годов сложились стереотипы, вполне определённая картина этого дня и предшествующих событий, коротко которую можно охарактеризовать такими моментами: поражение ВВС Красной Армии было обусловлено внезапностью немецкого нападения, как правило, еще всегда добавлялось, что были атакованы более 60 советских аэродромов было уничтожено свыше 1200 самолётов. Практически во всех публикациях добавлялось, что Люфтваффе имели численное превосходство над советскими ВВС и что большая часть советских самолётов были устаревшими либо технически неисправными. Самолётов новых типов, Як-1, МиГ-3, ЛаГГ-3, Пе-2, Ил-2 было в районе 2 тысяч. У Люфтваффе вместе с союзниками во всех публикациях давалось около 5 тысяч самолётов, таким образом, они превосходили ВВС РККА в техническом плане и численно.

Эти сведения кочевали из книги в книгу, и вариаций было немного. В основном, люди, который интересовались этой темой, могли почерпнуть информацию из воспоминаний очевидцев или участников. К началу 90-х сложились определённые мифы. Это имело негативные последствия: в связи с т.н. «свободой слова» появились псевдотеории, которые пытались ответить, кто виноват. Получалось, что на самом деле то ли генералы предали, и произошла эта катастрофа, то ли де советские воины не собирались воевать. В частности, такую теорию выдвинул широко известный Марк Солонин, посвятивший несколько книг этой теме. В них он пытается доказать, что якобы никакого сражения в воздухе не происходило, а российские лётчики просто разбежались, бросили технику и отступили далеко на восток. Это началось уже в начале 2000-х. Первая публикация так и называлась: «Куда улетели сталинские соколы?». Кратко хотелось бы развеять сомнения: с врагом сражались, как только могли, используя все силы и средства, которые были в тот момент, просто отсутствие документального материала дало возможность таким людям оперировать непроверенными фактами.

Первое, в чем не прав тот же Солонин – что он отталкивается от неверных задач. Он не смог даже определить состав группировки советских ВВС на 22 июня в Западных приграничных округах, так как он не имел на тот момент информации о реальном составе и дислокации ВВС в западных округах. И далее он, используя оперативные сводки, оперативную документацию, боевые донесения, делает неверные выводы. Он считает, что если, допустим, какой-то полк имел 50 самолётов, а на следующий день в сводке сказано, что осталось 20 самолётов, а по потерям в той же оперативной сводке написано 10 самолётов, он на этом фоне говорит: «А куда делись оставшиеся машины?». И высказывает какие-то тезисы, совершенно не отвечающие действительности, потому что оперативные сводки очень сильно отличались от донесений о потерях, и зачастую то, что писалось в оперативной сводке утренней, например, на 22 июня 1941 года, совершенно не соответствовало тому, что позже, через несколько дней давалось вышестоящему командованию в качестве потерь. То есть человек изначально задал неправильное направление, затем «подложил» под свою версию определённые документы, которые не соответствуют формату исследования. Грубо говоря, он начинает говорить о количестве, а в конце оперирует оперативными документами, которые к этому количеству никакого отношения не имели. Таким образом, человек непонятные выводы и выдвигает сумасшедшие теории. Самое странное, это подхватывается многими в интернете, и начинается какая-то дискуссия конспирологическая практически.

Как же на самом деле обстояли дела?

Состояние ВВС Красной Армии к началу Второй мировой войны, к 1 сентября 1939 года, к 22 июня 1941 года, было далёким от оптимального. Почему? Были вполне объективные причины. Во-первых, против Красной Армии играла сама география нашей страны, которая подразумевала наличие очень мощной группировки на Дальнем Востоке, в том числе и военно-воздушных сил, и в Закавказье. Силы, которые должен был иметь Советский Союз в то время, было невозможно было перебросить быстро. Скажем, авиацию из Центральной России на Дальний Восток. Не было даже трассы перелёта, поэтому самолёт надо было сначала разбирать, везти эшелонами. Это занимало много времени, поэтому советское руководство было вынуждено держать очень мощные группировки на Дальнем Востоке и Закавказье. То есть первоначально Советскому Союзу требовалось гораздо больше сил иметь еще в мирное время, соответственно, выпускать больше самолётов, выпускать больше лётчиков, затрачивать больше ресурсов, горючего, моторочасов и так далее.

Второй аспект: Советский Союз только в начале 20-х годов начал индустриализацию. Развить такую отрасль как авиастроение за 10–15 лет – очень сложная задача, если учесть, что в царской России как таковой ни выпуск, ни разработка не производились. Использовались закупленные моторы и конструкции самолётов. Хотя были выдающиеся конструкторы, Сикорский тот же, но в основном то, что использовалось на фронте – это была техника союзников, которая, в лучшем случае, производилась по лицензии. В общем, преодолеть проблему создания собственной качественной авиапромышленности и образцов техники к началу Второй мировой войны не удалось.

Карта строительства оперативных аэродромов

Яркий пример: Люфтваффе к 1 сентября получили несколько моторов мощностью выше 1000 л.с. К сожалению, ВВС Красной Армии такой техники не имели и отставали практически на целый период.

Таким образом, в техническом плане советские самолёты проигрывали немецким. Еще одной причиной тому был выпуск алюминия, который в СССР в 3–4 раза отставал от германского. Соответственно, немцы могли себе позволить строить цельнометаллические самолёты из дюраля, которые, естественно, легче, а СССР был вынужден строить самолёты смешанных конструкций, тяжелее, что при наличии слабых моторов создавала затруднительную ситуацию.

Второй вопрос, который, как правило, не освещался и не освещается, - это организационно-мобилизационные мероприятия, проводившиеся с 1938 года и по начало войны. Советский Союз, как известно, хотя в полной мере и не вступил в войну 1 сентября, но подготовку начал проводить задолго. Случился «перекос» в сторону количественных параметров. Для этого были причины, в том числе и территория. Пошли по пути большего количества самолётов, пилотов, соединений, частей, в ущерб качеству. Подготовка лётного состава, которая и так была в 30-е годы не на высоте, совершенно упала до недопустимого минимума в 38–40-х годах, и выпускавшиеся пилоты, как правило, максимум, что могли освоить на боевом самолёте – это взлёт и посадка. Нередки были случаи, когда выпускаемые курсанты имели буквально 20–30 полётов на боевом самолёте. Они даже взлетать и садиться практически не имели. В начале 1939 года ВВС Красной Армии имели порядка 150 авиационных полков, в 1940 году прибавили еще 100, в 1941-м начали еще 100 полков формировать. Таким образом, по количественным характеристикам ВВС Красной Армии имели совершенную армаду – 350 авиационных полков, 20 с лишним тысяч боевых самолётов, 23 тысяч лётчиков в боевых частях плюс 7 тысяч лётчиков-инструкторов в военных училищах и 34 тысячи одновременно обучаемых курсантов. С такими показателями ни о каком качестве подготовки речь не шла. Это еще одна причина того, что события складывались довольно трагически.

У многих стран, той же Японии, наблюдалась обратная тенденция. Они уделяли слишком много внимания качеству подготовки пилотов и за счёт этого очень сильно теряли в количестве. Когда в 1942–44 годах американцы выбили у них основную массу опытных пилотов – наверное, все знают эту историю – оказалось, что у японцев просто нет кадров. Перекос и в ту, и в другую сторону не очень хорош, и найти золотую середину удалось только американцам, и только за счёт того, что у них была самая богатая страна. Они имели возможность готовить хороших пилотов в огромных количествах и при этом выпускать прекрасные самолёты и моторы.

Ввиду так называемых организационно-мобилизационных мероприятий сильно «разжижался» состав кадровых частей. Даже те части, которые были сформированы в 30-е годы и переформированы в 1938 году в полки, из них на протяжении 40–41-го годов регулярно забирали опытных пилотов, командиров и направляли их в качестве командного состава во вновь формируемые части. Это вело к негативным последствиям, потому что кадровый состав кадровых частей был сильно ослаблен.

Перейдем к подготовке к войне. И Германия, и Советский Союз готовились вести боевые действия в воздухе довольно решительно. И та, и другая стороны предполагали провести первые операции именно по завоеванию господству в воздухе и готовились действовать по аэродромам в первую очередь. Однако подходы различались. Германские ВВС более детально подходили к этому вопросу. Немаловажным фактором тут было то, что немцы проводили меньше оргмероприятий, меньше формировали частей, сохранив довоенные в очень хорошем кадровом составе. Конечно, у них были потери в кампании на Западе, кампании 1940 года, но в целом костяк остался. Если немцы к началу Второй мировой войны имели 23 истребительной группы, то на 22 июня они имели около 40 истребительных групп, т.е. состав увеличился, но несильно. А советские ВВС, имевшие на 1 сентября 1939 года 55 истребительных полков, уже к 1941 году имели около 150, причем количество в них личного состава и техники подразумевалось большее, чем у Люфтваффе. Качество подготовки страдало из-за этого, но были другие причины, связанные с разведывательной деятельностью. Немцы в своё время создали мощную разведывательную авиацию еще до войны, которая включала части на всех уровнях подчинённости, начиная от верховного командования Вермахта, которое имело глаза в виде специализированной части, а точнее, соединения, обер-группы Ровеля, которая включала как подразделения разведывательной авиации, так и инфраструктуру, лаборатории, аэродромы, которые позволяли им вести разведку на высочайшем уровне. Подготовку к боевым действиям против Советского Союза немцы начали сразу же после окончательного утверждения плана «Барбаросса», который был принят в декабре 1940 года, соответственно, немцы начали подготовку с начала января. Были специально построены самолёты, вернее, переделаны из существующих образцов: на них были поставлены высотные двигатели, они получили камуфляж в виде гражданских опознавательных знаков, с них было снято всё вооружение. Помимо этого, несколько самолётов Ю-86 было сконструировано с гермокабинами, которые позволяли им действовать с высот 12–13 км. В то время для перехватчиков это была предельная высота, и эффективно использовать истребители-перехватчики было затруднительно. Плюс играло роль то, что никакого радиолокационного поля над советско-германской границей не было. У Советского Союза было несколько РЛС, но они все находились в районе Ленинграда и Москвы, поэтому деятельность немецких разведчиков была абсолютно безнаказанна. Можно посмотреть карту, реальную карту из ЦАМО, которая дает представление о деятельности германских разведывательных самолётов.

Это район Восточная Пруссия и Прибалтика. Одна из эскадрилий, базировавшаяся в районе Кёнигсберга, 2-я эскадрилья обер-группы Ровеля, выполняла разведывательные полёты по маршруту: взлетали с аэродрома Зеераппен по Кёнигсбергом, дальше над Балтийским морем, заходили примерно в районе Либавы, дальше в районе Риги, производили разведывательные полёты над всей территорией Прибалтики, Белоруссии и уходили на свою территорию в районе Бреста, садились на аэродроме в районе Варшавы, дозаправлялись и выполняли обратный разведывательный полёт по тому же маршруту в обратном направлении. Советские посты ВНСО, то есть наблюдения и обнаружения, очень редко фиксировали эти полёты, потому что они производились на большой высоте. Сколько таких полётов произведено, к сожалению, мы не знаем. Советские данные говорят о 200 полётах, но на самом деле их было гораздо больше. Немецких данных нет, но есть фактическое подтверждение этих немецких действий: немцы в своё время смогли отснять практически все основные советские аэродромы, железнодорожные станции, скопления войск. Например, аэрофотоснимок, сделанный с немецкого разведчика 10 апреля 1941 года.

Аэрофотосъемка. Каунас, 10 апредя 1941 года

На нём Каунас, видна знаменитая Каунасская крепость, аэродром, точнее, южная часть аэродрома, в которой базировался 15-й истребительный полк 8-й смешанной дивизии. Видны ангары, стоянки самолётов. Детализация таких снимков была потрясающей, видно всё, включая каждый самолёт. Экипажи Люфтваффе, для которых готовились такие планшеты, имели возможность детально ознакомиться с будущими целями. Эта деятельность велась повседневно, не прекращаясь практически до 22 июня, до момента вторжения, и мы имеем некоторые возможности в ретроспективе посмотреть, как изменялась ситуация.

Например, вот более поздний снимок, сделанный 9 июня, виден уже весь аэродром Каунас, включая то, что мы видели на предыдущем снимке – ангары 15 ИАП, самолёты в три ряда перед ангарами стоят, можно даже сейчас пересчитать каждый самолёт. В северной части аэродром 31-го ИАП, можно пересчитать все самолёты, запланировать подходы для бомбометания и с той, и с другой стороны.

Аэрофоосъемка. 9 июня 1941

Что могла противопоставить в плане разведки Красная Армия? Многие обратили внимание, что в последнее время был пласт публикаций, посвящённых разведывательной деятельности различных структур. Она, конечно, была очень важна, но, к сожалению,материалов, подобных немецим, не предоставляла. Вот, кстати, самолёт Ю-86 с гермокабиной, видны гражданские регистрационные знаки. Это единственная машина, потерянная во время этих разведывательных полётов. Уникальный снимок. Экипаж приземлился в районе Ровно – у него отказали двигатели. Немцы успели взорвать самолёт прежде, чем их пленили, но, тем не менее, советские специалисты сумели извлечь несколько остатков от фотоаппаратуры, в том числе плёнку, где было видно, что немцы фотографировали железнодорожные перегоны в районе Коростени.

Сбитый Ю-86

Советские ВВС могли рассчитывать на разведывательную информацию, собранную, как правило, в 30-е годы, потому что разрешение на разведдеятельность так и не было получено, как минимум, до начала июня. Есть несколько записок, которые писали начальники управления ВВС Красной Армии – сначала Рычагов, потом Жигарев, которые просили у Тимошенко и Сталина начать разведку над немецкой территорией, но вплоть до середины июня такого решения не было. Советские лётчики были вынуждены рассчитывать на менее актуальные данные, которые были собраны еще в 30-е годы. По некоторым объектам они были достаточно качественными – вот, например, план Кёнигсберга, довольно неплохой, есть картматериалы, даже некоторые фотографические материалы, на которых отмечены аэродром Девау. Но основная масса данных была представлена примерно такими вот схемами, на которых в лучшем случае были координаты цели, небольшое описание и простейшая схема, которую, конечно, можно использовать в качестве наглядного пособия, но найти по ней аэродром было практически невозможно.

Советские пилоты вынуждены были действовать в таких ситуациях зачастую наугад. Примерно понятна разница в разведке, которую имели немцы и ВВС Красной Армии. Согласно планам (мы не берем политические вопросов, кто первый собирался наступать, кто не собирался), советским планам прикрытия РККА должна была действовать агрессивно, нанеся ряд ударов по немецким аэродромам. Но проблема была в том, что из-за отсутствия актуальной разведывательной информации часть ударов даже по этим планам проводилась бы по пустым аэродромам, где не было боевых частей, и наоборот, те аэродромы, где находились боевые части, по плану не должны были подвергнуться нападению.

Немцы, соответственно, могли корректировать свои планы вплоть до 22 июня и иметь актуальную информацию, видя передвижения ВВС Красной Армии как бы в режиме онлайн. И когда отдельные товарищи сомневаются, что у немцев были такие успехи 22 июня, это довольно странно. Потому что, имея информацию, где нужно было наносить удар, немцам даже не нужно было затрачивать сил для этого, лишь выделяя небольшие группы самолётов, которые наносили точные удары.

Интересен аспект технической подготовки к боевым действиям. В Люфтваффе провели исследования еще после польских, французских событий и особенно во время «битвы за Британию». Была отработана тактика действий против аэродромов противника, которая включала в себя как тактические приемы, так и использование специализированных боеприпасов. Была разработана целя номенклатура вооружения, включающая в себя осколочные бомбы, которые должны были стать ноу-хау, эффективным методом уничтожения авиации на аэродромах. Это небольшая бомба SD-2, массой 2,5 кг, самая маленькая на тот момент бомба, предназначенная для боевых действий. Далее шла в номенклатуре SD-10, потом бомба SD-50, осколочная, и последняя, SD-250, это уже очень тяжёлая бомба, но она редко применялась. Основные бомбы, которые применялись – это были именно SD-2 и SD-50.

Авиационные бомбы SD-2 и SD-50

В чем было их преимущество? Немецкие самолёты получили держатели под эти бомбы, которые позволяли подвешивать очень большое их количество. Допустим, обычный истребитель Мессершмит имел возможность подвесить 96 подобных бомб. Несмотря на то, что бомба маленькая на первый взгляд, она имела эффективность, равную 82-мм мине, то есть очень серьёзную: попадание в самолёт практически всегда выводило его из строя. Кроме того, часть этих боеприпасов была обеспечена часовыми механизмами, что делало их еще большей проблемой для аэродромов. Они могли взрываться через час, через два после того, как были сброшены.

Вот как выглядел в полевых условиях самолёт из второй группы 27 истребительной эскадры, снаряжённый бомбами.

Реальный снимок июня 41-го года в районе Сувалок. Подвески SD-2 под тяжёлый истребитель БФ-110, у него под каждым крылом под 48 бомб, общая нагрузка – 96 бомб. Также практиковалась подвеска 4 бомб SD-50, что, в принципе, тоже эффективно. Обращаю внимание, что, например, типовой СБ, основной бомбардировщик к 1941 году в ВВС Красной Армии, как правило, нес загрузку всего лишь из 6 бомб ФАБ-100, то есть истребитель Ми-109 был фактически эквивалентен СБ.

Интересно видео атаки бомбами SD-2, которое показывает, какую площадь аэродромов могли засеять ими. Это первые кадры, это бомбёжка SD-50, кстати. А вот SD-2 бомбят. То есть даже небольшая группа немецких истребителей, снаряжённых такими бомбами, могла с высокой степенью уверенности гарантировать уничтожение матчасти, которая была не укрыта.

Германские бомбардировщики тоже были подготовлены именно для действий по аэродромам. Они, как правило, несли (Юнкерс-88 и Дорнье-17) по 360 подобных бомб, то, что мы сейчас видели. Группа из трёх самолётов могла сбросить 1000 таких бомб. Кроме того, использовались еще более крупные боеприпасы, в основном, бомбы SD-50. В номенклатуре немецких бомбардировщиков Ю-88 и Дорнье-17 могли подвешиваться 20 таких бомб, без перегрузки, а бомбардировщик Хейнкель-111 мог подвешивать без перегрузки 32 таких бомбы. То есть атака звена Юнкерс-88 была эквивалентна атаке группы СБ в 9 самолётов.

Соответственно, звено Хейнкель-111 могло сбросить почти 100 таких бомб, и это эквивалентно действиям эскадрильи самолётов ДБ-3, в которые подвешивали по 10 «соток». Кроме того, все немецкие истребители в то время уже несли пушечное вооружение, по две пушки или по одной, если говорить о Ме-109 F. Советские самолёты были вооружены в основном пулемётами, было очень небольшое количество самолётов И-16 с пушечным вооружением, и только что пошли в серию самолёты Як-1.

Немаловажным фактором была сама организация противника. Люфтваффе – это однозначно род войск в Германии, который подчинялся непосредственно рейхсмаршалу и далее фюреру и имел собственную полностью выстроенную структуру. Кроме собственно авиационных частей, это еще был тыл и зенитная артиллерия, очень мощная. ВВС Красной Армии были не в полной мере родом войск, это был скорее вид, который подчинялся сухопутным войскам. Интересный факт: до 30 июня 1941 года не было должности командующего ВВС Красной Армии, был начальник управления. Командующие ВВС фронтов подчинялись непосредственно командующим фронтами, и это сыграло впоследствии негативную роль. Кроме мобилизационно-организационных мероприятий, советские ВВС в 1939–40 гг. переместились на территорию Западной Украины, Западной Белоруссии, Прибалтики, поэтому они были вынуждены строить новую сеть аэродромов по всей границе. Например, это часть карты строительства аэродромов в Прибалтике. Соответственно, та система подчиненности сухопутным войскам делала очень серьезную проблему: советские ВВС растягивались по всему фронту от Мурманска до Чёрного моря тонким слоем. Часть сил, потому что строительство аэродромов только велось, ВВС Красной армии вынуждено были держать гораздо восточнее, примерно по меридиану Смоленск-Киев-Запорожье. Получалось, что военно-воздушные силы были разделены как минимум на два эшелона, удалённых друг от друга примерно на 400–500 километров. Части, находившиеся в районе Таллинна, Смоленска, Орши, Могилёва, Киева, Проскурово, Кривого Рога никак не могли в первых сражениях помочь частям первого эшелона. А строительство аэродромов ни в 39-м, ни в 40-м году должным образом не было проведено. 41-й был годом, когда пытались закрыть эти прорехи. Началось строительство сразу 800 оперативных аэродромов, кроме того, на 240 аэродромах начали строить вот такие бетонированные типовые полосы, что тоже не добавило оптимизма, потому что даже человеку, который не знаком со строительством, понятно, что такое гигантское количество строительных объектов за полгода просто невозможно построить.

Схема расположения полос на аэродроме

Соответственно, вот одна из фотографий, как красноармейцы монтируют сетку под заливку бетонной полосы.

Укладка сетки под заливку бетонной полосы

Распределение сил. В Прибалтике первый авиационный корпус располагается примерно от Кёнигсберга до границы, и соответственно противостоящие ему ВВС Красной Армии располагается вот здесь 6-я дивизия, здесь 7-я дивизия, здесь 8-я, здесь 57-я, а четвертая, например, располагается аж в районе Таллинна, Тарту, и в таком построении начинать боевые действия она не может. Она не может вести эффективно боевые действия, даже бомбардировщиками. То есть немцы могли использовать все силы в первом ударе, советские ВВС – нет. Причем даже по плану прикрытия часть сил всё равно должны были располагаться по линии Западной Двины, то есть на расстоянии где-то 250 км от границы, и тоже соответственно, я не представляю, как они могли участвовать в приграничном сражении в таком ракурсе. Это происходило везде, не только в Прибалтике, на всём протяжении и Западного фронта, и Юго-Западного, и ВВС 9-й армии в Молдавии. Советские ВВС вступали далеко не в оптимальном составе, имея разделение на несколько эшелонов. Даже первый эшелон был разделен тогда на два эшелона вдоль границы, и на расстоянии где-то 250 км, и третий эшелон был на расстоянии 400–500 км от границы. Все знают з хрестоматийные данные, что Люфтваффе имело где-то около 2,5 тысяч боевых самолётов, ВВС Красной Армии имело где-то 7,5 тысяч боевых самолётов в Западных округах, но реально использовать большую часть сил невозможно по вышеперечисленным причинам. Кроме того ВВС Красной Армии находились в стадии развертывания, и если немцы могли выставить все свои 20 истребительных групп в оптимальном составе 22 июня, то из представленных в западных округах 69 истребительных полков, реальную боевую ценность представляли 24, 7 из которых находились во втором-третьем эшелонах. Использовать пресловутый численный перевес просто было невозможно. Советские ВВС должны были вступать в бой по частям, что давало немцам прекрасную возможность их разгромить, что впоследствии и произошло.

Предварительная часть, к сожалению, не такая радужная, но, тем не менее, это было на самом деле. Находясь в таком построении, в таком состоянии, с такими силами и подготовкой, победить в предварительном сражении, надо сказать честно, советские ВВС не имели ни малейшего шанса. Они могли лишь задержать неизбежный разгром первого эшелона и дождаться подхода второго и третьего эшелонов, чтобы продолжить сражение более мощным составом.

Перейдем к самой войне. Вот, например, результаты первого удара. Западное и северо-западное направление спланировали на 4 утра, то есть немецкие самолёты должны были с первыми залпами артиллерийского наступления пересечь советско-германскую границу, через 15–20 минут они уже нанесли удар по передовым аэродромам. На юго-западном и южном направлении это было на час позже, видимо, из световых условий.

Вот аэродром Каунас, южная его часть. Те самые стоянки, что мы видели в первой серии, видны воронки от бомб. Не всё ывидно, потому что немножко пришлось обрезать картину.

Каунас. результат бомбёжки

Люди, которые говорят, что невозможно было уничтожить такое большое количество самолётов 22 июня, грешат против истины, потому что это подтверждается объективными данными от немецкого контроля. Съемка 23 июня, это фотоконтроль. И вот как это выглядело на земле. Это та самая стоянка, ангары, вот в три ряда стоящие самолёты. Видно, что второй ряд полностью уничтожен, задний ряд полностью уничтожен, ну а в первом ряду осталось что-то более-менее живое. Съемка велась этих двух самолётов, собственно говоря, тоже наполовину сгорели.

Каунас. Результат бомбёжки

Это даёт представление об эффективности немецких ударов. Реально 22 июня ВВС РККА столкнулись с невероятно сильным противником, настойчивым в достижении совей цели, и каких-либо шансов выиграть это противостояние не было, по крайней мере, первую операцию.

Это фотографии из журнала «Сигнал» - та же самая группа самолётов, но с другого ракурса. Вот разворот этого «Сигнала». Тут все фото из Прибалтики – это Каунас, Кеданяй, Алитус, наглядный немецкий отчёт о боевых действиях.

Журнал «Сигнал»

Что касается самого первого момента: еще одним негативным фактором стало то, что утром 22 июня не было согласия у военно-политического руководства, и очень долго не отдавался внятный приказ на начало боевых действий. На самом деле внезапности как таковой не было, потому что войска советских приграничных округов еще задолго начали подниматься 22 июня по тревоге, а в Прибалтике еще 19–20 числа самолёты рассредоточены там, где это было возможно, из-за аэродромного строительства, по полевым аэродромам, и по одной эскадрилье постоянно было в готовности номер два, то есть готовой в течение 5–10 минут взлететь. Но это вполне нормальное состояние было почему-то нарушено в ночь с 21 на 22 июня печально известной «директивой №1», которую передали в войска около часа ночи 22 июня. Там высказаны были такие постулаты, что при нападении в бой не ввязываться, до открытия огня самолётами противника огня ответного не открывать. Это очень сильно сбило настрой советских командиров и пилотов. В фильмах советской поры видели, где, грубо говоря, Павлов, командующий Западным фронтом либо еще какие-то персонажи звонят Тимошенко, наркому обороны, и говорят: «Ну смотрите, немцы атакуют». А им в ответ говорят не поддаваться на провокации, сохранять спокойствие и так далее. Вместо того, чтобы внятно и четко сказать командирам, как действовать, их ставили перед выбором: то ли ему атаковать, то ли ему вести бой, то ли не вести, подождать, может быть,это провокация. И в контексте ВВС это играло негативную роль, потому что если сухопутный войска 22 июня далеко не везде в сражение вступили, то ВВС 22 июня вступили в бой практически в полном составе. Этот момент, когда первый удар не отражался, совершенно негативным образом сказался в дальнейшем. Даже Каунас, разгромленные аэродромы, что мы видели, - это было сделано в течение первого налёта, хотя немцы в этом первом налёте не ставили такую цель уничтожения. У них он был скорее пристрелочный, в основном они ставили задачу провести доразведку, еще раз уточнить цели. Однако там, где у них были отличные разведывательные документы, они действовали мощными группами. В Прибалтике было разгромлено несколько аэродромов, причем нашим ВВС понесли серьезные потери. В Украине, в Белоруссии была такая же ситуация. Даже самые первые удары были очень эффективными. Но я еще раз подчеркиваю, это не было основной их задачей, основной была доразведка. Дальше происходит так: некоторые советские военачальники, которым была поставлена такая головоломка, решили ее нормальным путем: например, в Прибалтике командующий ВВС был Ионов Алекей Иванович, генерал-майор авиации.

Ионов А.И., генерал-майор авиации

Здесь он, еще комбриг, в довоенном звании. Он, скорее всего, получил приказ от начальника штаба Северо-Западного фронта Клёнова на ведение боевых действий, и в ответ на первый удар были подняты (я, честно говоря, не знаю, был ли введён план прикрытия, но по крайней мере, приказы, который были отданы соединениям, четко соответствовали плану прикрытия), были подняты в воздух бомбардировочные полки, которые отправились бомбить германские аэродромы и другие цели. Вот, например, человек, в то время капитан, Кривцов Михаил Антонович, он был командиром первой советской эскадрильи, которая утром 22 июня сбросила бомбы на Тильзит.

Кривцов Михаил Антонович

Есть интересный факт, связанный с этим человеком, который, опять же, говорит о роли личности: директивой перед людьми поставили выбор, и наиболее решительные командиры решительно действовали, как, например, Ионов, Кривцов, ряд других командиров, а другие просто сидели на земле и не поддавались на провокации, некоторые полки даже не взлетали в воздух. А те, которые взлетали, соблюдали приказ первыми огня не открывать, и немецкие ВВС в первом налёте очень небольшие потери понесли из-за этого. Мало того, что директива не регламентировала эти действия, а когда самолёты Северо-Западного фронта были уже на подходе к немецким аэродромам, базам и т.д., из наркомата обороны или из генштаба, сейчас трудно сказать, поступил по радио приказ развернуться, бомбардировку германской территории не производить. Одна эскадрилья 46-го сбап вернулась с боевого курса. Но такие люди как Кривцов проявили решительность, собственное мнение и всё-таки сбросили бомбы, благодаря чему немцы получили хоть какой-то ответный удар в тот момент. Дальше – больше.

Вернули все самолёты, разрешили действовать только до границы. Примерно в 7 часов 15 минут была так называемая «директива №2», которая опять же не позволяла ввести план в действие, она говорила «интересным» языком, ставила локальные задачи. Там была совершенно непонятная фраза разбомбить Кенигсберг и Мемель – непонятно, к чему сказано. В остальном разрешалось сбивать самолёты противника, действовать в хвост, то есть после удара преследовать самолёт противника и бомбить его части, но она, к сожалению, поступила в округа к 9 утра. А что такое 9 утра? Немцы выполнили первую серию ударов в 4–5 утра, следующая серия была в 7–8 утра. Целью последняя имела не только разведывательную мисссию, но и уничтожение авиации на аэродромах. Второй налёт немецких самолётов был акцентирован по матчасти, доразведанный, то есть немецкие пилоты уже побывали один раз над немецкими аэродромами, у них никаких не было вопросов, они чётко действовали. Несколько полков в Белоруссии просто были уничтожены полностью в результате этих налётов. Действительно полностью, они потом вообще не действовали. Например, 113-й и 16-й бомбардировочные полки были уничтожены полностью, ни один их самолёт после этого ни в каких действиях не участвовал. Это не единичный случай. Когда дошла директива, из-за этих утренних стоп-приказов, судя по всему, товарищи были немного на взводе и уже опасались производить какие-то самостоятельные вещи, и у них эта директива тоже вызвала вопросы. Интересный факт: в документах 125-го скоростного бомбардировочного полка ВВС Западного округа командир дивизии настойчиво, несколько часов после получения директивы, пытается заставить командира полка вылететь на боевое задание, тот в конце концов, где-то в 11.45 соглашается это сделать, причем просит давать ему каждые 5 минут радиограмму на борт, не отменили ли приказ. Вот до чего людей такой ерундистикой довели. В итоге у него последние сомнения отпали, когда они в воздухе в 12 с чем-то часов прослушали выступление Молотова об объявлении войны. Такими действиями до обеда авиация была поставлена в роль распорядителя: то ли мы воюем, то ли мы не воюем. Многие говорили и писали, что связь была прервана. Вот многие части, связь которых с вышестоящим начальством была прервана, как раз-таки и сработали лучше, потому что, не имея связи, начали вести боевые действия, не оглядываясь ни на кого, приняв решение самостоятельно. До обеда немцы сумели выполнить три, если брать Прибалтику и Западный фронт, и два вылета, если брать Юго-Западный фронт, по нашим аэродромам. Эффект был уничтожительный.

Вот, если брать Тильзит, были результаты первого вылета девятки из 9 сбап Михаила Кривцова, которая первая сбросили на железнодорожную станцию Тильзита бомбы.

Тильзит. Результат бомбёжки

Это результаты ударов SD-2 на аэродром Вильнюс. Видна сгоревшая Чайка и, возможно, ее «убийца», тут видно, что пилон для SD-2 подвешен.

Результат ударов SD-2 на аэродром Вильнюс

Соответственно, Западный фронт – были атакованы передовые аэродромы трёх дивизий, на которых к 10.00, после второго налёта, были полностью разгромлены, например, в 10-й дивизии – 74 полк, 33-й полк, 123-й полки. В 10-й смешанной дивизии были разгромлены 124 и 126-й полки. Реально в полках оставалось: в 33-м – ни одного самолёта, в 74-м – ни одного боеготового самолёта, 123-й иап смог вывести 13 истребителей, 126-й иап смог вывести 6 истребителей, 124-й - 1.

У меня есть один интересный товарищ из Польши, который говорил и несколько раз писал: «Михаил, это невозможно, только ядерный удар…» Вот, всё было возможно, это наши документы подтверждают, не немецкие, это именно документы ВВС Красной Армии подтверждают такой уровень потерь. На аэродроме, на котором было 50–60 самолётов, за 2–3 вылета немцы могли уничтожить практически всю технику. Ну, разумеется, это были как уничтоженные, так и поврежденные машины. Но поврежденный самолёт, если у тебя пробит картер мотора или даже шины прострелены, ты не можешь починить в ближайшее время.

13-й сбап был уничтожен полностью, 16-й сбап соседней 11-й дивизии, тяжёлые поражение получил 122-й иап. Таким образом, к 10 утра положение было совершенно невыносимым. Есть такая телеграмма, перехваченная немцами, командира из Белостока, Черных, который чуть ли не открытым текстом попросил помощи. В конечном счете, единственное, что ему разрешили, это отход на линию Пинск-Барановичи-Волковыск-Лида, то есть километров на 100. И к 12 часам эти соединения почти в полном составе, один истребительный полк только остался, передислоцировались на вторую линию. Но тут вступило в силу то, что Красная Армия только разворачивалась, то есть мобилизации не было, поэтому тыловые службы были в состоянии мирного времени, поэтому отступить и быстро перевести материалы, которые имелись: бомбы, запас ГСМ, на аэродромы второй полосы, на которые передислоцировались, было сложно. Аэродромы были в процессе постройки, там даже гарнизонов не было, а находились строители в основном, части, которые вели сооружение взлётно-посадочных полос. Но даже этот отход ничего не гарантировал: немцы уже во второй половине дня бомбили аэродром Лида, Пинск. Интересно, что части из Белостокского выступа сначала отошли в район Белостока, их оттуда выбомбили в течение 2–3 вылетов, и они тоже после обеда вынуждены были дальше путешествовать. Переместившись на вторую линию, боевых действий полки не вели из-за отсутствия материальных средств и становились пассивными свидетелями. Такая же примерно ситуация сложилась в Прибалтике, но с тем дополнением, что энергичный командующий ВВС всё время пытался действовать по своим планам. Он был один из немногих руководителей ВВС Красной Армии, который понимал, что надо вести борьбу за господство до самого конца, но, к сожалению, 22 июня это ему не позволили определенные обстоятельства. Почему? Я уже говорил, подчинённость ВВС сухопутным силам, сухопутным командующим. В 8–9 часов утра наметились прорывы немецких группировок на Таураге и на Алитус, поэтому командующий фронтом или начальник штаба – там трудно установить, кто реально этим руководил, – отдал приказ на удары по этим выдвигающимся танковым клиньям, соответственно, все ВВС Северо-Западного фронта были ориентированы на борьбу с этими частями. То есть немецкие самолёты продолжали атаковать новые советские аэродромы или повторять атаки на старые, они действовали в течение всего дня, не останавливаясь, пусть даже небольшими группами. Советские ВВС им не отвечали в принципе, действуя по моторизованным частям Вермахта.

Запоздалая реакция Западного фронта, то, что я описывал уже, командир одного из полков просил радиограмму ему давать каждые 5 минут на борт, отменили ли вылет. Немного позже генерал Павлов отдал приказ об активных боевых действиях против противника, где-то в 5.30. Был издан приказ о действиях по немецким аэродромам, но в 6–7 запретили «самодеятельность», ВВС простояли еще несколько часов под градом ударов. Удары ВВС Западного фронта запоздалые, но были. Кстати, что интересно, один из полков, 125-й сбап, как я уже говорил, атаковал в Сувалкском выступе аэродром Бержники. Девятка атаковала, бомбила, повредила даже один немецкий самолёт и совершенно без потерь вернулась. Еще аэродром был Бяла-Подляска, это было еще позже: из 130-й сбап тоже одна девятка атаковала, есть у немцев потери. Самое интересное, СБ бомбили с высоты 5 километров и тем не менее попали. По немецким аэродромам, если быть объективными, было нанесено только два удара: один аэродром в Сувалкском выступе, Бержники, и один в Бяла-Подляска, это в районе Бреста, западнее.

План располоения часте ввс в Прибалтике

Несмотря на эти робкие выпады, 22 июня утренние в Прибалтике и полуденные в районе Сувалок и Бреста, они были практические не эффективны (потеря трёх самолётов ничего не стоила). Однако немцы истребительную авиацию после этого не использовали в повторных атаках, а использовали ее для барражирования и даже произвели аэродромный манёвр, то есть перебросили истребительные полки на свои аэродромы, чтобы не оказаться под ударом. Это опять же говорит о том, что действуй ВВС РККА по плану прикрытия по немецким аэродромам, какие бы тот не был эффективными, мы сейчас понимаем, большинство аэродромов атаковалось бы в пустую, так как там бы не было бы немецкой авиатехники. Тем не менее, сами действия как магнит притягивали бы немецкие самолёты, соответственно, не давали им возможности атаки советских аэродромов. А так получилось: полки передового Западного фронта были отброшены от границы еще до обеда 22 июня, в Прибалтике тот же самый процесс произошёл после 2 часов. Как только закончились вылеты по немецким колоннам, сразу же большинство частей было перемещено в район Риги, в районе Даугавпилса, Митавы, то есть большинство аэродромов, а большинство аэродромов округа вообще находилось в полосе 200 км, они были оставлены и части переместились на расстояние 200–250 км от границы. Соответственно, передовые подразделения советских войск, которые еще вели на границы бои, полностью этим самым лишались поддержки со стороны истребителей. То есть если бомбардировщики еще могли долететь вполне нормально с бомбовой нагрузкой, то истребители с такого расстояния практически действовать не могли. Отход из Прибалтики напрашивался еще раньше, и командиры всех уровней об этом просили, но была задача бомбить танковые колонны, и они всё-таки выполнили эти вылеты и только после этого передислоцировались.

Примерно такая же ситуация была в Киевском военном округе. Немцы тоже атаковали по всему периоду границе фактически передовые аэродромы, начиная от Ковеля до Львова, вдоль границы до Черновиц. Немцы имели наглость в противостоянии с Киевским военным округом, имея ограниченное количество сил, даже бомбить Киев. Ни Минск не бомбили 22 июня, ни Ригу не бомбили, а вот Киев почему-то да, хотя в полосе Киевского округа у немцев были очень ограниченные силы. Сам КОВО располагал самыми мощными ВВС, более 2000 самолётов, и что самое важное, большая часть истребительных авиаполков Киевского округа была именно кадровая, то есть они могли отпор немецким самолётам, что и было сделано. Наибольшие потери Люфтваффе понесло именно в полосе Киевского военного округа. Например, действовавшая в районе Станислава и Львова 3-я группа 51-й бомбардировочной эскадры потеряла около половины численного состава, то есть они 15 самолётов. 7 эскадрилья 3-й группы 55-й эскадры, которая в первом вылете 6-ю самолётами бомбила аэродром в районе Броды и Дубно, из 6 вылетевших самолётов 2 потеряла над целью, 2 сгорели(один упал на советской территории, один там приземлился на аэродроме, но сгорел), и два были повреждённые с ранеными стрелками приземлились на аэродроме в Клименцове. То есть советские ВВС тоже давали вполне определённый ответ при случае, если у командиров хватало решимости выступить без приказа сверху. Но, тем не менее, все аэродромы практически подверглись нападению, некоторые аэродромы были просто разгромлены, например, аэродром 62-го шап Лисячича был атакован несколько раз, и буквально в первом вылете были уничтожены 50 самолётов. Аэродром Черновицы был атакован дважды, но даже после первого боевого вылета была уничтожена большая часть 149-го. Соседний аэродром тоже был атакован, большая часть 247-го иап была уничтожена, причем суммарные потери где-то доходили до 100 самолётов.

Бытует такое мнение, что в Молдавии путем каких-то неимоверных ухищрений командованию округа удалось избежать разгрома благодаря тому, что они рассредоточились по оперативным аэродромам. Хочу сказать, что это миф. Дело в том, что немцы имели разделение с румынами где-то по меридиану Кишинёва, и, соответственно, немецкий 4-й авиакорпус, который базировался в Румынии, он действовал именно по аэродромам в районе Черновиц. Немного западнее Кишинёва находился аэродром 55-го иап, Бельцы, был несколько раз атакован 22 июня, и тоже понес большие потери, которые не отразились в сводках, что дало возможность части офицеров этого округа писать в мемуарах, пиарить самих себя, что им это удалось. Хотя, на самом деле, если бы их противниками были не румыны, а немцы, скорее всего, участь ВВС округа тоже была бы печальна.

В Киевском военном округе советские части практически не отошли на аэродромы, только некоторые подразделения 22 июня отошли, в том числе от Черновиц. Почему это произошло? На самом деле, полоса от Ковеля до Станислава (с украинской стороны) – достаточно неразвитая полоса, и там вообще с аэродромами была проблема. Поэтому и немцы имели аэродромы довольно далеко от границы, и наши самые ближайшие аэродромы в районе Львова были где-то в 100 километрах от границы. Соответственно, немецкие самолёты были вынуждены действовать в некоторых местах на полном радиусе действий и добиться решительно успеха на всех аэродромах бомбёжкой им не удалось. Они понесли большие потери.

Командование фронтом ВВС, видимо, даже не пыталось сделать какие-то выводы. К тому же, по некоторым данным, командующий ВВС фронта Птухин был отстранён уже от руководства, и, судя по всему, 22 июня даже не участвовал в боевом планировании. По крайней мере, серьезного боевого прказа нет.

Схема дислокации частей ВВС на Западном фронте

Если брать прибалтийцев и Западный фронт, которые хотя бы попытались действовать по немецким аэродромам в ответ, то на Южном фронте и в ВВС 9-й армии не было, хотя разведывательные мероприятия проводились. Если кто-то читал мемуары Покрышкина, там он описывает разведрейд на румынские аэродромы где-то в обед 22 июня, когда он долетел, докладывал командованию, а ему сказали: «Извини, у нас будут другие цели». И ВВС 9-й армии после обеда получили приказ бомбить переправы на Пруте, а из ВВС Юго-Западного фронта 2 полка получили задачу бомбить немецкие танковые части, которые форсировали Буг и наступали на Владимир-Волынский. Вот и всё.

То есть 22 июня к 18 часам советские ВВС в Прибалтике и Белоруссии были выбиты на тыловую линию аэродромов, никаких практически боевых действий после 18.00 уже не вели, и единственное, что могли, барражировать, патрулировать над собственными аэродромами, прикрывать его. Люфтваффе свои вылеты по аэродромам где-то позже закончило, в районе 20 часов, но это было уже «вдогонку», когда немецкие разведчики обнаружили тот обход на тыловую линию и попытались доразведать, чтобы на следующий день продолжить операцию. То же самое - в полосе Юго-Западного фронта, Южного фронта. Противник полностью контролировал небо над передовыми линиями, ВВС РККА практически не участвовали в патрулировании над границами, передовыми частями, и единственное, что было – удар по немецким войскам, которые переправлялись через Буг в районе Владимира-Волынского.

Немцы своими действиями 22 июня, особенно в первой половине дня, обеспечивали себе господство в полосе Северо-Западного и Западного фронтов где-то на расстоянии 200–250 км от границы, выбив оттуда полностью советские части. Они еще не разгромили полностью, но нанесли поражение, и территория осталась за противником. В полосе Юго-Западного фронта многие части также были вышиблены из своих аэродромов, не все, но очень многие. Когда 23 июня было возобновлено руководство Юго-западным фронтом, практически все части были передислоцированы дальше, вглубь территории, на 50–100 км, то есть в район Тернополя, Ровно. Сложилась ситуация, когда где-то 200 км от границ советских авиачастей не было. Для истребителя 200 км в то время – это просто долететь и вернуться обратно, времени на воздушный бой нет. Части, которые были вдоль границы, уже лишились полностью прикрытия. Вывод: благодаря своей уникальной подготовке, своим техническим возможностями, настойчивости в достижении целей, грамотно составленным планом, тактически грамотным действиям Люфтваффе, к сожалению, удалось нанести 22 июня поражение ВВС РККА.

Загрузка боеприпасов

Какие могут быть положительные аспекты? Первое: никакого пораженческого настроения не было, несмотря на то, что многие сейчас пытаются создать какой-то образ драпающих пилотов, убегающих генералов. Всё это очевидный бред. Часть ВВС Северо-Западного фронта, и часть ВВС Западного фронта отступали, строго получив приказы, но если бы они раньше отступили без приказа, они бы могли сохранить часть сил, часть средств. Советские лётчики делали, как я считаю, всё возможное. Есть подтвержденные эпизоды 4 или даже 5 таранных ударов. Достаточно ожесточённые бои происходили по всей линии фронта. Однако, немцы не были «мальчиками для битья», они получили очень серьезный опыт в Западной Европе, и к тому же они при случае старались избежать серьезных боевых столкновений. Как пример, это действия 1-й немецкой бомбардировочной эскадры против аэродрома Лиепая. Там базировался 148-й истребительный авиационный полк. Немцы за день, применяя такой нехитрый прием, как заход с моря, за день уничтожили и повредили 41 самолёт этого полка. Немецких истребителей там вообще не было. Каких-то серьезных воздушных боев не было проведено по той причине, что немцы заходили, бомбили и на пикировании в сторону моря уходили. На И-153 догнать Ю-88 было очень проблематично. Это послужило, в свое время, одной из теорий Солонина, когда он нашёл оперативную сводку Северо-Западного фронта, где было написано, что потери 14 самолётов за день, а утром 23-го в Риге оказалось 27 самолётов полка. И он говорит: «А куда делись 30 машин?». На самом деле, из-за несоответствия оперативных документов в штаб фронта попала лишь самая первая оперативная сводка полка или боевое донесение. После этого бои за Лиепая начались, соответственно, штаб полка стал перемещаться в сторону Риги, пытаться отходить. Видимо, данные не были переданы, так что в штаб фронта только первая шифровка дошла, которая 14 уничтоженных самолётов упоминала. Потом были еще потери, причем последняя потеря была в районе 8 вечера, когда случайно немцы, видимо, попали, в тот момент, когда производилась дозаправка самолётов, и уничтожили практически целую эскадрилью. Но это опять же говорит о том, что немцы не переставали действовать. У них был успех утренний, они его не переставали развивать и, что характерно, атаковали даже цели, которые уже были покинуты советскими частями. Некоторые аэродромы, например, Вильнюс, Каунас, там как таковых боеготовых частей Красной Армии вообще не было, оставались тыловые службы, оставались самолёты, на которых не было пилотов, или они были неисправными, старыми и подлежали передачи в другие части. Однако немцы продолжали долбать до вечера, таким образом лишая пилотов, которые могли бы с других аэродромов перебраться туда и забрать матчасть, такой возможности. Люфтваффе не собиралось 22 июня заканчивать борьбу за господство в воздухе, и то, что им удалось, они с удовольствием продолжили 23 июня, и начали даже раньше, около 3 часов утра.

Часть советских командиров это прекрасно понимала. Алексей Иванович Ионов, например, как только ему позволила возможность, как только они завершили бой с немецкими механизированными частями, отовёл полк на линию Двины. Еще до появления директивы №3, которая подразумевала советское наступление на Люблин, он отдал уже приказ с утра 23 июня уже действовать по плану прикрытия. Как пилоты, командиры полков, эскадрилий весь день пытались противодействовать, как могли, противнику, так и на уровне командующих ВВС были люди, которые прекрасно разбирались в ситуации, понимали и пытались адекватно реагировать. К сожалению, инструментарий, который тогда имелся, еще не позволял это сделать в полной мере. То есть бороться с теми Люфтваффе, что были в тот момент, было практически невозможно. Еще один момент: от первых ударов могли обезопасить, в определённой степени, зенитная артиллерия. Почему это произошло? Красная Армия находилась в стадии реорганизации, большинство зенитных частей на территории западной Украины, Белоруссии, Прибалтики находилось в стадии формирования. Многие помнят по советским фильмам, особенно когда предъявляют обвинения и говорят: а почему ваши зенитные дивизионы находились где-то на полигоне? Ответ очевиден: зенитчики проводили боевое слаживание, потому что для большинства красноармейцев этих частей это был первый год службы, и они еще должны были тренироваться. Опять же, Красная Армия была не отмобилизована, поэтому штатные подразделения зенитных пулемётов, которые имелись на каждом аэродроме, были мало того что не укомплектованы и вместо 9 пулемётов имели всего лишь 3, ну, счетверённые установки «Максим», но и ощущали нехватку личного состава, и ввести в действия многие пулемёты просто некому было. В отличие от опять же немцев. У Люфтваффе была совершенно другая организация, и зенитные части находились как в подчинение у вермахта, причем меньше, большая часть зенитных частей и зенитных орудий было именно в подчинении Люфтваффе. Командование Люфтваффе могло выстраивать зонтик над тем расположением, которое они считали нужным. Соответственно, зенитные подразделения Люфтваффе и Вермахта были в боеспособном состоянии к началу войны, имели огромное количество малокалиберной зенитной артиллерии. Если в Советском Союзе перед войной выпустили около 1,5 тыс. малокалиберных зенитных пушек 25-мм и 37-мм, которые практически не успели освоить в войсках, потому что они как раз в основном были выпущены в конце 40-го начале 41-го и только начинали поступать в войска. Кроме того, была очень большая проблема, потому что к этим зенитным орудиям было очень мало боеприпасов. Все документы, которые мы смотрел – это 1 БК в части, а на складах округов вообще не было 37-мм снарядов, как и 85 мм – к тяжёлым зениткам.

Какой можно было сделать из этого вывод и почему он не был сделан? Наверное, то поражение было морально тяжело, поэтому разбора серьёзного не было. Некоторые командиры соединений писали по горячим следам отчёты, но они были еще не могли подняться над ситуацией, соответственно, у каждого было свое мнение, никто это не проанализировал, не собрал, а отчёты по боевым действиям Юго-Западного фронта, Северо-Западного и Западного, они были сделаны: Юго-Западного – в августе 1941 года, Западного фронта – вообще в начале 42-го. К этому времени в штабе ВВС Западного фронта не было уже людей, которые участвовали при всех этих событих, то есть отчеты половинчатые, если честно, ни о чем. Не была проанализирована ситуация, не были даже близко сделаны выводы, почему произошло это досадное жестокое поражение. Вдальнейшем, в 42–43 годах советские ВВС наступали на одни и те же грабли. Нет примеров, когда наступление на немецкие аэродромы могло закончиться вот таким вот эффектом, как у Люфтваффе. Отбросить, например, части Люфтаваффе с этих аэродромов и завоевать господство в воздухе над каким-то районом, пусть даже локальным. То есть ни инструмент не был создан, мне кажется даже, он всю войну не был создан, какой-то адекватный инструмент, ни технически не были подготовлены бомбы какие-то специализированные. Эта лекция была задумана во многом для того, чтобы сказать, что история никого ничему не учит. То, что можно было сделать выводы и эффективно потом вести боевые действия – к сожалению, не было проанализировано, не материализовалось в выводы, наставления. Красная Армия потом, к сожалению, практически всю войну наступала на одни и те же грабли. И таких серьезных операция, подобных тем, что вело Люфтваффе, даже припомнить невозможно. Часто цитируются события Курской битвы, якобы там что-то было, но последние исследования показывают, что подготовительные вещи, когда в мае-июне проводились попытки налётов по уничтожению, с треском провалились и были сродни, например, попыткам 25 июня 1941 выбомбить финскую авиацию из боевых действий. То же самое: отсутствие серьезной целенаправленной разведки, специализированных боеприпасов, тактики нанесения ударов. Немцам надо отдать должное: они эту операцию продолжили, расширили, то есть 23–24–25 июня они выбомбили советскую авиацию в этой полосе, где-то 200–250 км. Это была последняя линия, потому что, как мы видели, конфигурация границы новой, в основном строились аэродромы на этих присоединённых территориях. И после этого, собственно говоря, у советских ВВС сложилась парадоксальная ситуация, они были вынуждены отступить в район Пскова, Смоленска, Могилёва, Проскурово, Киева и так далее. Отступление носило необратимый характер, огромные пространства были уже ничем не прикрыты, и немцы могли там делать что угодно. Советской авиации там уже не было. Буквально 26 числа началось перебазирование на еще более тыловую линию за 400–500 км от границы, а бои, в общем-то, еще велись. Львов взяли 30 июня, бои за Ригу были 27–28–29 июня, Минск, соответственно, тоже все знают, когда кольцо окружения в конце июня замкнули. Они лишились авиаподдержки, и всё из-за действий Люфтваффе. Это не связано с пораженческими настроениями, с нежеланием воевать, с отсутствием боевого духа, патриотизма. Ни в коем случае. Люди на местах делали всё что могли. Они бились до последней возможности, имея ту технику, ту подготовку. Многие погибли героической смертью. Большинство героев мы даже не знаем - того же самого Кривцова, который первым сбросил бомбы на немецкую территорию. Он погиб в 44-м командиром полка, он не был даже Героем Советского Союза. Тот же Ионов – его, к сожалению, арестовали 24 июня в большой группе авиационных командиров. Совершенно уникальная судьба у человека. Он был пилотом еще в Первую мировую войну, потом прошёл все ступени военной карьеры, командовал эскадрильей, бригадой очень долго, академию закончил, участвовал в Финской кампании начальником штаба 14-й армии ВВС, адекватнейшим образом действовал в приграничном сражении. У этого человека была чёткая направленность, чёткое понимание сути первой операции и вообще многих процессов. Его талант лежал даже не в области знаний, а в области военного искусства. Тем не менее,он был арестован и феврале 42-го расстрелян с большой группой командиров, хотя я считаю, что этот человек был достоин был стать маршалом авиации и командующим ВВС Красной Армии.

В заключение, может быть, добавлю ложку мёда в нашу невесёлую историю. Единственным местом, где советским ВВС удалось отстоять свои аэродромы, причем отстаивать их месяц целый – это Молдавия. В Молдавии действовали румыны, которые были совершенно не такие профессионалы, как их коллеги в Люфтваффе, плюс они не имели таких инструментов, как у Люфтваффе, то есть техническиой подготовки, боеприпасов, разведки и так далее. Первые вылеты румын были сродни советским. Румынские ВВС, выделенные для боевых действий, все упёрлись в аэродром Болгарика, это в районе Измаила, там базировался всего лишь один советский истребительный полк 67-й, и весь день румыны пытались бомбить этот полк, атаковать, и в итоге лишились больше десятка самолётов, реально подтверждённых сбитыми. При этом сам полк потерял мизер: в воздухе одного пилота с самолётом, 5 самолётов поврежденными и еще двух пилотов ранеными. То есть весь день полк отбивался от всех румынских ВВС, на самом деле, причем не дал ни малейшей возможности потомкам римских патрициев хоть что-то сделать. То есть все группы были рассеяны, разбиты, понесли потери при минимальнейших потерях РККА. Во многом – роль личности. Начальник штаба полка разработал тактику, этому есть подтверждение в документах и мемуарах – патрулирование большими группами над аэродромом. Он постоянно держал над аэродромом одну-две эскадрильи полностью укомплектованных, они сменяли друг друга, и прорваться к аэродрому могли только единичные группы самолётов, совершенно случайно, которые могли проскочить между патрулями. Вот такая история. Если бы 4-й авиакорпус Люфтваффе действовал не по частям Юго-Западного фронта в районе Черновиц, а наступал на Кишинёв, Одессу, думаю, исход был бы другой. А так это позволило советским частям в районе Измаила, Кишинёва, Одессы внести свою посильную лепту в начало победных действий.