Сатирический смысл на примере сказки «Самоотверженный заяц» (Салтыков-Щедрин М. Е.). Михаил салтыков-щедрин - самоотверженный заяц

Михаил Евграфович Салтыков-Щедрин

Самоотверженный заяц

Однажды заяц перед волком провинился. Бежал он, видите ли, неподалеку от волчьего логова, а волк увидел его и кричит: «Заинька! остановись, миленький!» А заяц не только не остановился, а еще пуще ходу прибавил. Вот волк в три прыжка его поймал да и говорит: «За то, что ты с первого моего слова не остановился, вот тебе мое решение: приговариваю я тебя к лишению живота посредством растерзания. А так как теперь и я сыт, и волчиха моя сыта, и запасу у нас еще дней на пять хватит, то сиди ты вот под этим кустом и жди очереди. А может быть… ха-ха… я тебя и помилую!»

Сидит заяц на задних лапках под кустом и не шевельнется. Только об одном думает: через столько-то суток и часов смерть должна прийти. Глянет он в сторону, где находится волчье логово, а оттуда на него светящееся волчье око смотрит. А в другой раз и еще того хуже: выйдут волк с волчихой и начнут по полянке мимо него погуливать. Посмотрят на него, и что-то волк волчихе по-волчьему скажет, и оба зальются: ха-ха! И волчата тут же за ними увяжутся; играючи, к нему подбегут, ласкаются, зубами стучат… А у него, у зайца, сердце так и закатится!

Никогда он так не любил жизни, как теперь. Был он заяц обстоятельный, высмотрел у вдовы, у зайчихи, дочку и жениться хотел. Именно к ней, к невесте своей, он и бежал в ту минуту, как волк его за шиворот ухватил. Ждет, чай, его теперь невеста, думает: изменил мне косой! А может быть, подождала-подождала да и с другим… слюбилась… А может быть, и так: играла бедняжка в кустах, а тут ее волк… и слопал!..

Думает это бедняга и слезами так и захлебывается. Вот они, заячьи-то мечты! жениться рассчитывал, самовар купил, мечтал, как с молодой зайчихой будет чай-сахар пить, и вместо всего - куда угодил! А сколько, бишь, часов до смерти-то осталось?

И вот сидит он однажды ночью и дремлет. Снится ему, будто волк его при себе чиновником особых поручений сделал, а сам, покуда он по ревизиям бегает, к его зайчихе в гости ходит… Вдруг слышит, словно его кто-то под бок толккул. Оглядывается - ан это невестин брат.

Невеста-то твоя помирает, - говорит. - Прослышала, какая над тобой беда стряслась, и в одночасье зачахла. Теперь только об одном и думает: неужто я так и помру, не простившись с ненаглядным моим!

Слушал эти слова осужденный, а сердце его на части разрывалося. За что? чем заслужил он свою горькую участь? Жил он открыто, революций не пущал, с оружием в руках не выходил, бежал по своей надобности - неужто ж за это смерть? Смерть! подумайте, слово-то ведь какое! И не ему одному смерть, а и ей, серенькой заиньке, которая тем только и виновата, что его, косого, всем сердцем полюбила! Так бы он к ней и полетел, взял бы ее, серенькую заиньку, передними лапками за ушки и все бы миловал да по головке бы гладил.

Бежим! - говорил между тем посланец. Услыхавши это слово, осужденный на минуту словно преобразился. Совсем уж в комок собрался и уши на спину заложил. Вот-вот прянет - и след простыл. Не следовало ему в эту минуту на волчье логово смотреть, а он посмотрел. И закатилось заячье сердце.

Не могу, - говорит, - волк не велел.

А волк между тем все видит и слышит и потихоньку по-волчьи с волчихой перешептывается: должно быть, зайца за благородство хвалят.

Бежим! - опять говорит посланец.

Не могу! - повторяет осужденный.

Что вы там шепчетесь, злоумышляете? - как гаркнет вдруг волк.

Оба зайца так и обмерли. Попался и посланец! Подговор часовых к побегу - что, бишь, за это по правилам-то полагается? Ах, быть серой заиньке и без жениха и без братца - обоих волк с волчихой слопают!

Опомнились косые - а перед ними и волк и волчиха зубами стучат, а глаза у обоих в ночной темноте, словно фонари, так и светятся.

Мы, ваше благородие, ничего… так, промежду себя… землячок проведать меня пришел! - лепечет осужденный, а сам так и мрет от страху.

То-то «ничего»! знаю я вас! пальца вам тоже в рот не клади! Сказывайте, в чем дело?

Так и так, ваше благородие, - вступился тут невестин брат, - сестрица моя, а его невеста помирает, так просит, нельзя ли его проститься с нею отпустить?

Гм… это хорошо, что невеста жениха любит, - говорит волчиха. - Это значит, что зайчат у них много будет, корму волкам прибавится. И мы с волком любимся, и у нас волчат много. Сколько по воле ходят, а четверо и теперь при нас живут. Волк, а волк, отпустить, что ли, жениха к невесте проститься?

Да ведь его на послезавтра есть назначено…

Я, ваше благородие, прибегу… я мигом оборочу… у меня это… вот как бог свят прибегу! - заспешил осужденный и, чтобы волк не сомневался, что он может мигом оборотить, таким вдруг молодцом прикинулся, что сам волк на него залюбовался и подумал: «Вот кабы у меня солдаты такие были!»

А волчиха пригорюнилась и молвила:

Вот, поди ж ты! заяц, а как свою зайчиху любит!

Делать нечего, согласился волк отпустить косого в побывку, но с тем, чтобы как раз к сроку оборотил. А невестина брата аманатом 1 у себя оставил.

Коли не воротишься через двое суток к шести часам утра, - сказал он, - я его вместо тебя съем; а коли воротишься - обоих съем, а может быть… ха-ха… и помилую!

Пустился косой, как из лука стрела. Бежит, земля дрожит. Гора на пути встренется - он ее «на уру» возьмет; река - он и броду не ищет, прямо вплавь так и чешет; болото - он с пятой кочки на десятую перепрыгивает. Шутка ли? в тридевятое царство поспеть надо, да в баню сходить, да жениться («непременно женюсь!» - ежеминутно твердил он себе), да обратно, чтобы к волку на завтрак попасть…

Даже птицы его быстроте удивлялись, говорили: «Вот в „Московских ведомостях“ пишут, будто у зайцев не душа, а пар, а вон он как… улепетывает!»

Прибежал наконец. Сколько тут радостей было - этого ни в сказке не сказать, ни пером описать. Серенькая заинька как увидела своего ненаглядного, так и про хворь позабыла. Встала на задние лапки, надела на себя барабан и ну лапками «кавалерийскую рысь» выбивать - это она сюрприз жениху приготовила! А вдова-зайчиха так просто засовалась совсем; не знает, где усадить нареченного зятюшку, чем накормить. Прибежали тут тетки со всех сторон, да кумы, да сестрицы - всем лестно на жениха посмотреть, а может быть, и лакомого кусочка в гостях отведать.

Один жених словно не в себе сидит. Не успел с невестой намиловаться, как уж затвердил:

Мне бы в баню сходить да жениться поскорее!

Что больно к спеху занадобилось? - подшучивает над ним зайчиха-мать.

Обратно бежать надо. Только на одни сутки волк и отпустил.

Рассказал он тут, как и что. Рассказывает, а сам горькими слезами разливается. И воротиться-то ему не хочется и не воротиться нельзя. Слово, вишь, дал, а заяц своему слову - господин. Судили тут тетки и сестрицы - и те в один голос сказали: «Правду ты, косой, молвил: не давши слова - крепись, а давши - держись! никогда во всем нашем заячьем роду того не бывало, чтобы зайцы обманывали!»

Скоро сказка сказывается, а дело промежду зайцев еще того скорее делается. К утру косого окрутили, а перед вечером он уж прощался с молодой женой.

Беспременно меня волк съест, - говорил он, - так ты будь мне верна. А ежели родятся у тебя дети, то воспитывай их строго. Лучше же всего отдай ты их в цирк: там их не только в барабан бить, но и в пушечку горохом стрелять научат.

И вдруг, словно в забытьи (опять, стало быть, про волка вспомнил), прибавил:

А может быть, волк меня… ха-ха… и помилует! Только его и видели.

Между тем, покуда косой жуировал да свадьбу справлял, ка том пространстве, которое разделяло тридевятое царство от волчьего логова, великие беды приключились. В одном месте дожди пролились, так что река, которую за сутки раньше заяц шутя переплыл, вздулась и на десять верст разлилась. В другом месте король Андрон королю Никите войну объявил, и на самом заячьем пути сраженье кипело. В третьем месте холера проявилась - надо было целую карантинную цепь верст на сто обогнуть… А кроме того, волки, лисицы, совы - на каждом шагу так и стерегут.

Умен был косой; зараньше так рассчитал, чтобы три часа у него в запасе оставалось, однако, как пошли одни за другими препятствия, сердце в нем так и похолодело. Бежит он вечер, бежит полночи, ноги у него камнями иссечены, на боках от колючих ветвей шерсть клочьями висит; глаза помутились, у рта кровавая пена сочится, а ему вон еще сколько бежать осталось! И все-то ему друг аманат, как живой, мерещится. Стоит он теперь у волка на часах и думает: через столько-то часов милый зятек на выручку прибежит! Вспомнит он об этом и еще шибче припустит. Ни горы, ни долы, ни леса, ни болота - всё ему нипочем! Сколько раз сердце в нем разорваться хотело, так он и над сердцем власть взял, чтобы бесплодные волнения его от главной цели не отвлекали. Не до горя теперь, не до слез; пускай все чувства умолкнут, лишь бы друга из волчьей пасти вырвать!

Однажды заяц перед волком провинился. Бежал он, видите ли, неподалеку от волчьего логова, а волк увидел его и кричит: «Заинька! остановись, миленький!» А заяц не только не остановился, а еще пуще ходу прибавил. Вот волк в три прыжка его поймал, да и говорит: «За то, что ты с первого моего слова не остановился, вот тебе мое решение: приговариваю я тебя к лишению живота посредством растерзания. А так как теперь и я сыт, и волчиха моя сыта, и запасу у нас еще дней на пять хватит, то сиди ты вот под этим кустом и жди очереди. А может быть... ха-ха... я тебя и помилую!»

Сидит заяц на задних лапках под кустом и не шевельнется. Только об одном думает: «Через столько-то суток и часов смерть должна прийти». Глянет он в сторону, где находится волчье логово, а оттуда на него светящееся волчье око смотрит. А в другой раз и еще того хуже: выйдут волк с волчихой и начнут по полянке мимо него погуливать. Посмотрят на него, и что-то волк волчихе по-волчьему скажет, и оба зальются: «Ха-ха!» И волчата тут же за ними увяжутся; играючи, к нему подбегут, ласкаются, зубами стучат... А у него, у зайца, сердце так и закатится!

Никогда он так не любил жизни, как теперь. Был он заяц обстоятельный, высмотрел у вдовы, у зайчихи, дочку и жениться хотел. Именно к ней, к невесте своей, он и бежал в ту минуту, как волк его за шиворот ухватил. Ждет, чай, его теперь невеста, думает: «Изменил мне косой!» А может быть, подождала-подождала, да и с другим... слюбилась... А может быть и так: играла, бедняжка, в кустах, а тут ее волк... и слопал!..

Думает это бедняга и слезами так и захлебывается. Вот они, заячьи-то мечты! жениться рассчитывал, самовар купил, мечтал, как с молодой зайчихой будет чай-сахар пить, и вместо всего — куда угодил! А сколько, бишь, часов до смерти-то осталось?

И вот сидит он однажды ночью и дремлет. Снится ему, будто волк его при себе чиновником особых поручений сделал, а сам, покуда он по ревизиям бегает, к его зайчихе в гости ходит... Вдруг слышит, словно его кто-то под бок толкнул. Оглядывается — ан это невестин брат.

— Невеста-то твоя помирает, — говорит. — Прослышала, какая над тобой беда стряслась, и в одночасье зачахла. Теперь только об одном и думает: «Неужто я так и помру, не простившись с ненаглядным моим!»

Слушал эти слова осужденный, и сердце его на части разрывалося. За что? чем заслужил он свою горькую участь? Жил он открыто, революций не пущал, с оружием в руках не выходил, бежал по своей надобности — неужто ж за это смерть? Смерть! подумайте, слово-то ведь какое! И не ему одному смерть, а и ей, серенькой заиньке, которая тем только и виновата, что его, косого, всем сердцем полюбила! Так бы он к ней и полетел, взял бы ее, серенькую заиньку, передними лапками за ушки, и все бы миловал да по головке бы гладил.

— Бежим! — говорил между тем посланец. Услыхавши это слово, осужденный на минуту словно преобразился. Совсем уж в комок собрался и уши на спину заложил. Вот-вот прянет — и след простыл. Не следовало ему в эту минуту на волчье логово смотреть, а он посмотрел. И закатилось заячье сердце.

— Не могу, — говорит, — волк не велел.

А волк между тем все видит и слышит, и потихоньку по-волчьи с волчихой перешептывается: должно быть, зайца за благородство хвалят.

— Бежим! — опять говорит посланец.

— Не могу! — повторяет осужденный,

— Что вы там шепчетесь, злоумышляете? — как гаркнет вдруг волк.

Оба зайца так и обмерли. Попался и посланец! Подговор часовых к побегу — что, бишь, за это по правилам-то полагается? Ах, быть серой заиньке и без жениха, и без братца — обоих волк с волчихой слопают!

Опомнились косые — а перед ними и волк, и волчиха зубами стучат, а глаза у обоих в ночной темноте, словно фонари, так и светятся.

— Мы, ваше благородие, ничего... так, промежду себя... землячок проведать меня пришел! — лепечет осужденный, а сам так и мрет от страху.

— То-то «ничего»! знаю я вас! пальца вам тоже в рот не клади! Сказывайте, в чем дело?

— Так и так, ваше благородие, — вступился тут невестин брат, — сестрица моя, а его невеста, помирает, так просит, нельзя ли его проститься с нею отпустить?

— Гм... это хорошо, что невеста жениха любит, — говорит волчиха. — Это значит, что зайчат у них много будет, корму волкам прибавится. И мы с волком любимся, и у нас волчат много. Сколько по воле ходят, а четверо и теперь при нас живут. Волк, а волк! отпустить, что ли, жениха к невесте проститься?

— Да ведь его на послезавтра есть назначено...

— Я, ваше благородие, прибегу... я мигом оборочу... у меня это... вот как бог свят прибегу! — заспешил осужденный, и чтобы волк не сомневался, что он может мигом оборотить, таким вдруг молодцом прикинулся, что сам волк на него залюбовался и подумал: «Вот кабы у меня солдаты такие были!»

А волчиха пригорюнилась и молвила:

— Вот, поди ж ты! заяц, а как свою зайчиху любит!

Делать нечего, согласился волк отпустить косого в побывку, но с тем, чтобы как раз к сроку оборотил. А невестина брата аманатом у себя оставил.

— Коли не воротишься через двое суток к шести часам утра, — сказал он, — я его вместо тебя съем; а коли воротишься — обоих съем, а может быть... ха-ха... и помилую!

Пустился косой, как из лука стрела. Бежит, земля дрожит. Гора на пути встренется — он ее «на уру» возьмет; река — он и броду не ищет, прямо вплавь так и чешет; болото — он с пятой кочки на десятую перепрыгивает. Шутка ли? в тридевятое царство поспеть надо, да в баню сходить, да жениться («непременно женюсь!» ежеминутно твердил он себе), да обратно, чтобы к волку на завтрак попасть...

Даже птицы быстроте его удивлялись, — говорили: «Вот в „Московских ведомостях“ пишут, будто у зайцев не душа, а пар — а вон он как... улепетывает!»

Прибежал, наконец. Сколько тут радостей было — этого ни в сказке не сказать, ни пером описать. Серенькая заинька, как увидела своего ненаглядного, так и про хворь позабыла. Встала на задние лапки, надела на себя барабан, и ну лапками «кавалерийскую рысь» выбивать — это она сюрприз жениху приготовила! А вдова-зайчиха так просто засовалась совсем: не знает, где усадить нареченного зятюшку, чем накормить. Прибежали тут тетки со всех сторон, да кумы, да сестрицы — всем лестно на жениха посмотреть, а может быть, и лакомого кусочка в гостях отведать.

Один жених словно не в себе сидит. Не успел с невестой намиловаться, как уж затвердил:

— Мне бы в баню сходить да жениться поскорее!

— Что больно к спеху занадобилось? — подшучивает над ним зайчиха-мать.

— Обратно бежать надо. Только на одни сутки волк и отпустил.

Рассказал он тут, как и что. Рассказывает, а сам горькими слезами разливается. И воротиться-то ему не хочется, и не воротиться нельзя. Слово, вишь, дал, а заяц своему слову — господин. Судили тут тетки и сестрицы — и те в один голос сказали: «Правду ты, косой, молвил: не давши слова — крепись, а давши — держись! никогда во всем нашем заячьем роду того не бывало, чтобы зайцы обманывали!»

Скоро сказка сказывается, а дело промежду зайцев еще того скорее делается. К утру косого окрутили, а перед вечером он уж прощался с молодой женой.

— Беспременно меня волк съест, — говорил он, — так ты будь мне верна. А ежели родятся у тебя дети, то воспитывай их строго. Лучше же всего отдай ты их в цирк: там их не только в барабан бить, но и в пушечку горохом стрелять научат,

И вдруг, словно в забытьи (опять, стало быть, про волка вспомнил), прибавил:

— А может быть, волк меня... ха-ха... и помилует!

Только его и видели.

Между тем, покуда косой жуировал да свадьбу справлял, на том пространстве, которое разделяло тридевятое царство от волчьего логова, великие беды приключились. В одном месте дожди пролились, так что река, которую за сутки раньше заяц шутя переплыл, вздулась и на десять верст разлилась. В другом месте король Андрон королю Никите войну объявил, и на самом заячьем пути сраженье кипело. В третьем месте холера проявилась — надо было целую карантинную цепь верст на сто обогнуть... А кроме того, волки, лисицы, совы — на каждом шагу так и стерегут.

Умен был косой; зараньше так рассчитал, чтобы три часа у него в запасе оставалось, однако, как пошли одни за другими препятствия, сердце в нем так и похолодело. Бежит он вечер, бежит полночи; ноги у него камнями иссечены, на боках от колючих ветвей шерсть клочьями висит, глаза помутились, у рта кровавая пена сочится, а ему вон еще сколько бежать осталось! И все-то ему друг аманат, как живой, мерещится. Стоит он теперь у волка на часах и думает: «Через столько-то часов милый зятек на выручку прибежит!» Вспомнит он об этом — и еще шибче припустит. Ни горы, ни долы, ни леса, ни болота — все ему нипочем! Сколько раз сердце в нем разорваться хотело, так он и над сердцем власть взял, чтобы бесплодные волнения его от главной цели не отвлекали. Не до горя теперь, не до слез; пускай все чувства умолкнут, лишь бы друга из волчьей пасти вырвать!

Вот уж и день заниматься стал. Совы, сычи, летучие мыши на ночлег потянули; в воздухе холодком пахнуло. И вдруг все кругом затихло, словно помертвело. А косой все бежит и все одну думу думает: «Неужто ж я друга не выручу!»

Заалел восток; сперва на дальнем горизонте слегка на облака огнем брызнуло, потом пуще и пуще, и вдруг — пламя! Роса на траве загорелась; проснулись птицы денные, поползли муравьи, черви, козявки; дымком откуда-то потянуло; во ржи и в овсах словно шепот пошел, слышнее, слышнее... А косой ничего не видит, не слышит, только одно твердит: «Погубил я друга своего, погубил!»

Но вот, наконец, гора. За этой горой — болото и в нем — волчье логово... Опоздал, косой, опоздал!

Последние силы напрягает он, чтоб вскочить на вершину горы... вскочил! Но он уж не может бежать, он падает от изнеможения... неужто ж он так и не добежит?

Волчье логово перед ним как на блюдечке. Где-то вдали, на колокольне, бьет шесть часов, и каждый удар колокола словно молотом бьет в сердце измученного зверюги. С последним ударом волк поднялся с логова, потянулся и хвостом от удовольствия замахал. Вот он подошел к аманату, сгреб его в лапы и запустил когти в живот, чтобы разодрать его на две половины: одну для себя, другую для волчихи. И волчата тут; обсели кругом отца-матери, щелкают зубами, учатся.

— Здесь я! здесь! — крикнул косой, как сто тысяч зайцев вместе. И кубарем скатился с горы в болото.

И волк его похвалил.

— Вижу, — сказал он, — что зайцам верить можно. И вот вам моя резолюция: сидите, до поры до времени, оба под этим кустом, а впоследствии я вас... ха-ха... помилую!

Салтыков-Щедрин

В образе зайца передан русский народ, который предан до последнего своим царским господам – волкам. Волки же, как истинные хищники, издеваются и едят зайцев. Заяц торопится на помолвку к зайчихе и не останавливается перед волком, когда тот просит. За это волк наказывает его сидеть под кустом и ждать участи, в последствии и его свата тоже сажает. В сказке показано как можно больше самодурство царей.

Основная мысль сказки Самоотверженный заяц. Салтыков-Щедрин:

Сказка показывает отношение между рабом-зайцем и царем-волком.

Краткое содержание Салтыков-Щедрин Самоотверженный заяц

Сказка является прямым показателем того, как жил народ во время революции (образ зайца). Холодное и издевательское отношение царской семьи в виде волков, которые играли с ним и наказывали его. Сказка начинается с того, что заяц бежит по лесу, торопится на свадьбу и пробегает мимо волчьего логова. Волк кричит ему, чтобы тот остановился, но заяц еще больше прибавляет ход. Тогда волк догоняет его и хватает. По решению волчицы и волка, заяц должен сидеть под кустом и ждать своей смерти, потому что сейчас волки сыты и кушать не хотят.

Зайца трясет от страха, но убежать он не в силах, так как волк догонит его в пару прыжков. Все это время волк и волчица подшучивают и издеваются над ним, проходя вальяжно мимо него и обсуждая, что они с ним сделают. Однажды ночью к зайке прибегает его кум, который уговаривает сбежать, но заяц же дал слово, что не убежит. Все это слышит волк и хватает обоих. Решает съесть их, но кум поведал о том, что зайца ждет невестка и ему нужно на свадьбу. Волчица уговаривает волка отпустить на пару дней косого, и тот соглашается, оставив в залог кума. Заяц мчится к невесте и по приходу они сразу же празднуют свадьбу. Его умоляют остаться, но заяц отказывается, ведь он дал свое слово вернуться и спасти кума. На обратном пути ему встречается множество преград, которые задерживают его и заставляют сделать большой крюк, чтобы попасть обратно к болоту.

Из последних сил заяц добегает до волчьего логова, где оставил кума и видит как того уже собираются убить. Тогда заяц кричит во все горло, что он пришел. Волк смеется над ними и оставляет их сидеть под кустом обоих. По его словам, мол, посидите тут, а я вас может быть и отпущу потом. Автор хочет рассказать, как сложна жизнь революционера, и что царский режим издевается над простым народом своими решениями и приговорами. В образе волка-царь, а в образе зайца-народ. Несмотря на все страхи, народ честный и своему слову хозяин. Даже будучи под гнетом, рабски предан своему хозяину.

Картинка или рисунок Самоотверженный заяц

Другие пересказы для читательского дневника

• Краткое содержание Сенека Федра

  Амазонка Антиопа родила мужу своему Тесею сына. Мальчика назвали Ипполит. Затем амазонка погибает и у Тесея появляется новая жена, а у Ипполита мачеха. Ее зовут Федра

• Краткое содержание Пикник на обочине братья Стругацкие

  Несколько лет назад на земле произошла высадка инопланетян. Сразу в шести местах на планете приземлялись летающие тарелки, чтобы снова скрыться вскоре в космической дали. Визит не прошел бесследно - в этих частях света остались следы

• Краткое содержание басни Крылова Волк на псарне
• Краткое содержание Нагибин Зимний дуб

  Совушкин каждый раз опаздывает в школу. Учительница русского языка – Анна Васильевна, каждый раз относилась к нему снисходительно и прощала мальчика. В этот раз его опоздание вывело из себя молодую учительницу.

• Краткое содержание Толстой Котенок

  Рассказ Котенок повествует читателям о том, что человек всегда несет ответственность за тех, кого приручил. Ведь халатность хозяина может иногда привести к печальным последствиям. Когда-то у Васи и Кати дома жила кошка.

Самоотверженный заяц Сказка Салтыкова-Щедрина читать

Однажды заяц перед волком провинился. Бежал он, видите ли, неподалеку от волчьего логова, а волк увидел его и кричит: "Заинька! остановись, миленький!" А заяц не только не остановился, а еще пуще ходу прибавил. Вот волк в три прыжка его поймал, да и говорит: "За то, что ты с первого моего слова не остановился, вот тебе мое решение: приговариваю я тебя к лишению живота посредством растерзания. А так как теперь и я сыт, и волчиха моя сыта, и запасу у нас еще дней на пять хватит, то сиди ты вот под этим кустом и жди очереди. А может быть... ха-ха... я тебя и помилую!"

Сидит заяц на задних лапках под кустом и не шевельнется. Только об одном думает: "Через столько-то суток и часов смерть должна прийти". Глянет он в сторону, где находится волчье логово, а оттуда на него светящееся волчье око смотрит. А в другой раз и еще того хуже: выйдут волк с волчихой и начнут по полянке мимо него погуливать. Посмотрят на него, и что-то волк волчихе по-волчьему скажет, и оба зальются: "Ха-ха!" И волчата тут же за ними увяжутся; играючи, к нему подбегут, ласкаются, зубами стучат... А у него, у зайца, сердце так и закатится!

Никогда он так не любил жизни, как теперь. Был он заяц обстоятельный, высмотрел у вдовы, у зайчихи, дочку и жениться хотел. Именно к ней, к невесте своей, он и бежал в ту минуту, как волк его за шиворот ухватил. Ждет, чай, его теперь невеста, думает: "Изменил мне косой!" А может быть, подождала-подождала, да и с другим... слюбилась... А может быть и так: играла, бедняжка, в кустах, а тут ее волк... и слопал!...

Думает это бедняга и слезами так и захлебывается. Вот они, заячьи-то мечты! жениться рассчитывал, самовар купил, мечтал, как с молодой зайчихой будет чай-сахар пить, и вместо всего - куда угодил! А сколько, бишь, часов до смерти-то осталось?

И вот сидит он однажды ночью и дремлет. Снится ему, будто волк его при себе чиновником особых поручений сделал, а сам, покуда он по ревизиям бегает, к его зайчихе в гости ходит... Вдруг слышит, словно его кто-то под бок толкнул. Оглядывается - ан это невестин брат.

Невеста-то твоя помирает, - говорит. - Прослышала, какая над тобой беда стряслась, и в одночасье зачахла. Теперь только об одном и думает: "Неужто я так и помру, не простившись с ненаглядным моим!"

Слушал эти слова осужденный, и сердце его на части разрывалося. За что? чем заслужил он свою горькую участь? Жил он открыто, революций не пущал, с оружием в руках не выходил, бежал по своей надобности - неужто ж за это смерть? Смерть! подумайте, слово-то ведь какое! И не ему одному смерть, а и ей, серенькой заиньке, которая тем только и виновата, что его, косого, всем сердцем полюбила! Так бы он к ней и полетел, взял бы ее, серенькую заиньку, передними лапками за ушки, и все бы миловал да по головке бы гладил.

Бежим! - говорил между тем посланец. Услыхавши это слово, осужденный на минуту словно преобразился. Совсем уж в комок собрался и уши на спину заложил. Вот-вот прянет - и след простыл. Не следовало ему в эту минуту на волчье логово смотреть, а он посмотрел. И закатилось заячье сердце.

Не могу, - говорит, - волк не велел.

А волк между тем все видит и слышит, и потихоньку по-волчьи с волчихой перешептывается: должно быть, зайца за благородство хвалят.

Бежим! - опять говорит посланец.

Не могу! - повторяет осужденный,

Что вы там шепчетесь, злоумышляете? - как гаркнет вдруг волк.

Оба зайца так и обмерли. Попался и посланец! Подговор часовых к побегу - что, бишь, за это по правилам-то полагается? Ах, быть серой заиньке и без жениха, и без братца - обоих волк с волчихой слопают!

Опомнились косые - а перед ними и волк, и волчиха зубами стучат, а глаза у обоих в ночной темноте, словно фонари, так и светятся.

Мы, ваше благородие, ничего... так, промежду себя... землячок проведать меня пришел! - лепечет осужденный, а сам так и мрет от страху.

То-то "ничего"! знаю я вас! пальца вам тоже в рот не клади! Сказывайте, в чем дело?

Так и так, ваше благородие, - вступился тут невестин брат, - сестрица моя, а его невеста, помирает, так просит, нельзя ли его проститься с нею отпустить?

Гм... это хорошо, что невеста жениха любит, - говорит волчиха. - Это значит, что зайчат у них много будет, корму волкам прибавится. И мы с волком любимся, и у нас волчат много. Сколько по воле ходят, а четверо и теперь при нас живут. Волк, а волк! отпустить, что ли, жениха к невесте проститься?

Да ведь его на послезавтра есть назначено...

Я, ваше благородие, прибегу... я мигом оборочу... у меня это... вот как бог свят прибегу! - заспешил осужденный, и чтобы волк не сомневался, что он может мигом оборотить, таким вдруг молодцом прикинулся, что сам волк на него залюбовался и подумал: "Вот кабы у меня солдаты такие были!"

А волчиха пригорюнилась и молвила:

Вот, поди ж ты! заяц, а как свою зайчиху любит!

Делать нечего, согласился волк отпустить косого в побывку, но с тем, чтобы как раз к сроку оборотил. А невестина брата аманатом у себя оставил.

Коли не воротишься через двое суток к шести часам утра, - сказал он, - я его вместо тебя съем; а коли воротишься - обоих съем, а может быть... ха-ха... и помилую!

Пустился косой, как из лука стрела. Бежит, земля дрожит. Гора на пути встренется - он ее "на уру" возьмет; река - он и броду не ищет, прямо вплавь так и чешет; болото - он с пятой кочки на десятую перепрыгивает. Шутка ли? в тридевятое царство поспеть надо, да в баню сходить, да жениться ("непременно женюсь!" ежеминутно твердил он себе), да обратно, чтобы к волку на завтрак попасть...

Даже птицы быстроте его удивлялись, - говорили: "Вот в "Московских ведомостях" пишут, будто у зайцев не душа, а пар - а вон он как... улепетывает!"

Прибежал, наконец. Сколько тут радостей было - этого ни в сказке не сказать, ни пером описать. Серенькая заинька, как увидела своего ненаглядного, так и про хворь позабыла. Встала на задние лапки, надела на себя барабан, и ну лапками "кавалерийскую рысь" выбивать - это она сюрприз жениху приготовила! А вдова-зайчиха так просто засовалась совсем: не знает, где усадить нареченного зятюшку, чем накормить. Прибежали тут тетки со всех сторон, да кумы, да сестрицы - всем лестно на жениха посмотреть, а может быть, и лакомого кусочка в гостях отведать.

Один жених словно не в себе сидит. Не успел с невестой намиловаться, как уж затвердил:

Мне бы в баню сходить да жениться поскорее!

Что больно к спеху занадобилось? - подшучивает над ним зайчиха-мать.

Обратно бежать надо. Только на одни сутки волк и отпустил.

Рассказал он тут, как и что. Рассказывает, а сам горькими слезами разливается. И воротиться-то ему не хочется, и не воротиться нельзя. Слово, вишь, дал, а заяц своему слову - господин. Судили тут тетки и сестрицы - и те в один голос сказали: "Правду ты, косой, молвил: не давши слова - крепись, а давши - держись! никогда во всем нашем заячьем роду того не бывало, чтобы зайцы обманывали!"

Скоро сказка сказывается, а дело промежду зайцев еще того скорее делается. К утру косого окрутили, а перед вечером он уж прощался с молодой женой.

Беспременно меня волк съест, - говорил он, - так ты будь мне верна. А ежели родятся у тебя дети, то воспитывай их строго. Лучше же всего отдай ты их в цирк: там их не только в барабан бить, но и в пушечку горохом стрелять научат,

И вдруг, словно в забытьи (опять, стало быть, про волка вспомнил), прибавил:

А может быть, волк меня... ха-ха... и помилует!

Только его и видели.

Между тем, покуда косой жуировал да свадьбу справлял, на том пространстве, которое разделяло тридевятое царство от волчьего логова, великие беды приключились. В одном месте дожди пролились, так что река, которую за сутки раньше заяц шутя переплыл, вздулась и на десять верст разлилась. В другом месте король Андрон королю Никите войну объявил, и на самом заячьем пути сраженье кипело. В третьем месте холера проявилась - надо было целую карантинную цепь верст на сто обогнуть... А кроме того, волки, лисицы, совы - на каждом шагу так и стерегут.

Умен был косой; зараньше так рассчитал, чтобы три часа у него в запасе оставалось, однако, как пошли одни за другими препятствия, сердце в нем так и похолодело. Бежит он вечер, бежит полночи; ноги у него камнями иссечены, на боках от колючих ветвей шерсть клочьями висит, глаза помутились, у рта кровавая пена сочится, а ему вон еще сколько бежать осталось! И все-то ему друг аманат, как живой, мерещится. Стоит он теперь у волка на часах и думает: "Через столько-то часов милый зятек на выручку прибежит!" Вспомнит он об этом - и еще шибче припустит. Ни горы, ни долы, ни леса, ни болота - все ему нипочем! Сколько раз сердце в нем разорваться хотело, так он и над сердцем власть взял, чтобы бесплодные волнения его от главной цели не отвлекали. Не до горя теперь, не до слез; пускай все чувства умолкнут, лишь бы друга из волчьей пасти вырвать!

Вот уж и день заниматься стал. Совы, сычи, летучие мыши на ночлег потянули; в воздухе холодком пахнуло. И вдруг все кругом затихло, словно помертвело. А косой все бежит и все одну думу думает: "Неужто ж я друга не выручу!"

Заалел восток; сперва на дальнем горизонте слегка на облака огнем брызнуло, потом пуще и пуще, и вдруг - пламя! Роса на траве загорелась; проснулись птицы денные, поползли муравьи, черви, козявки; дымком откуда-то потянуло; во ржи и в овсах словно шепот пошел, слышнее, слышнее... А косой ничего не видит, не слышит, только одно твердит: "Погубил я друга своего, погубил!"

Но вот, наконец, гора. За этой горой - болото и в нем - волчье логово... Опоздал, косой, опоздал!

Последние силы напрягает он, чтоб вскочить на вершину горы... вскочил! Но он уж не может бежать, он падает от изнеможения... неужто ж он так и не добежит?

Волчье логово перед ним как на блюдечке. Где-то вдали, на колокольне, бьет шесть часов, и каждый удар колокола словно молотом бьет в сердце измученного зверюги. С последним ударом волк поднялся с логова, потянулся и хвостом от удовольствия замахал. Вот он подошел к аманату, сгреб его в лапы и запустил когти в живот, чтобы разодрать его на две половины: одну для себя, другую для волчихи. И волчата тут; обсели кругом отца-матери, щелкают зубами, учатся.

Здесь я! здесь! - крикнул косой, как сто тысяч зайцев вместе. И кубарем скатился с горы в болото.

И волк его похвалил.

Вижу, - сказал он, - что зайцам верить можно. И вот вам моя резолюция: сидите, до поры до времени, оба под этим кустом, а впоследствии я вас... ха-ха... помилую!

В статье вы найдете краткое содержание известной сказки Салтыкова-Щедрина «Самоотверженный заяц». Может быть использовано для читательского дневника.

Сказка Салтыкова-Щедрина «Самоотверженный заяц» начинается с того, что бегущий по своим делам заяц не замечает волка и не реагирует на его призыв остановиться, а с удвоенной скоростью мчится дальше.

Тогда разгневанный волк в три прыжка настигает беглеца и за непослушание приговаривает его к съедению.

Но процедура растерзания зайца откладывается на пять дней из-за наличия в волчьем логове съестных припасов. Зайцу было велено сидеть под кустом и ждать своей участи. Сквозь смех волком рассматривалась и возможность помилования косого.

Заяц послушно сидел и боялся даже пошевелиться, а из логова за ним неотступно следило сверкающее волчье око. Только одна мысль крутилась в голове у зайца: через сколько времени придется расстаться с бесценной жизнью и мечтами о женитьбе на молодой зайчихе. А ведь он даже купил самовар для совместного чаепития с невестой.

Семейство волков ходило по полянке вокруг зайца и пощелкивало зубами. Заяц заливался слезами из-за того, что попал в лапы к волку и не смог вовремя попасть на свидание. Он боялся, что невеста посчитает себя обманутой и полюбит другого.

Ночью к пленнику с риском для жизни пробрался брат невесты. Он сообщил, что сестра стала чахнуть от горя и хочет попрощаться со своим возлюбленным. Также он подговаривал зайца бежать.

В этот щекотливый момент заговорщиков застал волк. Он под честное слово отпустил зайца-жениха к невесте, а второго зайца оставил в заложниках. Если бы жених не вернулся в волчье логово через два дня ровно в 6 часов утра, брат невесты был бы растерзан.

За время, отпущенное волком, была сыграна свадьба, после которой заяц, верный своему слову, пустился в обратный путь. Он еле успел к назначенному часу, так как на пути возникло много непредвиденных препятствий: разлилась река, началось военное сражение, появились карантинные заслоны от начинающейся холеры.

Волк очень обрадовался возвращению зайца, так как он уже запустил когти в живот зайца-заложника. Он похвалил косого и со смехом пообещал зайцам помилование.